Юлия Волкодав - Волк советской эстрады

• Название: Волк советской эстрады
• Автор: Юлия Волкодав
• Жанр: Русское современное

Известный певец, символ советской эпохи, дамский угодник Леонид Волк обвинён в убийстве любовницы. Впрочем, это не единственная беда, свалившаяся на его седую голову. Под угрозой блестящая карьера, доброе имя и остатки семейного счастья. Социальный лифт стремительно несёт Леонида Витальевича вниз. Ему придётся проанализировать всю свою жизнь, чтобы понять – что же он сделал не так? Закулисные интриги и настоящая дружба, случайные связи и большая любовь. Что оставит Волку судьба под занавес?

---

Кому – «всем», он и сам не знал. Но письмо всё-таки отправил, Борьке. По дороге в консерваторию забежал в ближайшее почтовое отделение, купил конверт и марки, написал такой родной адрес и кинул письмо в ящик.

С музыкальным диктантом он справился, как ему показалось, легко. Играли раз семь, и начиная с пятого он уже просто проверял написанное. Ничего сложного для его слуха. Гармонию написал за час, хотя на задание отводилось два. Посидел, проверил и, решив, что незачем вести время, одним из первых отдал листок преподавателю. Профессор вопросительно поднял бровь, пробежал взглядом по листку, нахмурился, но ничего не сказал, кивнул на дверь.

Ещё часа два Лёня бродил по консерватории, ожидая начала последней части экзамена, устной. К тому моменту он уже был окончательно измотан, к тому же хотелось есть. Можно было бы пойти в консерваторский буфет, многие абитуриенты так и делали, но лишних денег у него не водилось, к тому же он потратился сегодня на конверт и марки.

Наконец началась устная часть экзамена. Он вошёл в аудиторию в первой пятёрке, решив побыстрее отмучиться. Профессор, тот же, что проверял его гармонию, подозвал Лёню к инструменту, дал лист с нотами.

– Молодой человек, охарактеризуйте нам мелодию и пропойте её.

Лёня взглянул на лист. Ничего сложного.

– Одного-олосная ме-елодия в ма-ажоре, с хро-оматическими изме-енениями сту-упеней…

– Вы что, издеваетесь? – раздражённо перебил его профессор. – Вы можете говорить нормально?

– Про-остите, я не-емного за-аикаюсь. Да-авайте, я лу-учше спою, – пробормотал Лёня, как всегда, от волнения ещё больше сбиваясь и проглатывая окончания.

– Вы с ума сошли, молодой человек? Вы куда поступаете? Вы поступаете в лучшее музыкальное учебное заведение столицы! Да что там столицы, всей страны! У нас огромный конкурс, сорок человек на место! Приезжают одарённые юноши и девушки из всех союзных республик. И вы считаете, что можете тратить наше время? Кто принял у вас документы?

Лёня не знал, что сказать. Документы он подавал молча, тётка в приёмной комиссии не задала ему ни одного вопроса. Он искренне полагал, что пианисту не обязательно в совершенстве владеть речью, достаточно того, что он в совершенстве владеет инструментом. К тому же он мог петь, и готов был сейчас исполнить эту чёртову мелодию в мажоре с хроматическим изменением ступеней и что там у них ещё! Но сказать всего этого профессору он не мог, да его никто и не слушал.

– Идите, молодой человек, и не задерживайте других! На свете есть множество отличных профессий, стране нужны токари и хлебопекари!

Последнюю фразу он услышал, уже закрывая за собой дверь.

Он всё-таки дождался результатов вступительных испытаний. Из чистого упрямства или из веры в справедливость, он сам и не смог бы сказать. Просто чувствовал, что должен поступить, ведь он выполнил все задания, кроме последнего. И выполнил хорошо, очень хорошо. Но вот вынесли и повесили на доске в коридоре списки поступивших. Три столбика: зачисленные в рамках квоты выпускники центральной музыкальной школы, зачисленные в рамках квоты лица, имеющие особые права, и зачисленные в рамках конкурса. Лёня ничего не понял в этих обозначениях, но свою фамилию ни в одном из списков не нашёл. Значит, всё.

Он вывалился из здания консерватории, дошёл до памятника Петру Ильичу и сел на мраморную ступеньку его пьедестала. Закурить бы. Но привычка смолить осталась там же, в Сочи. Здесь курить негде, не в квартире отца же, да и не на что.

– Не прошёл? – на ступеньку рядом с ним примостился рыжий парень с усеянным веснушками лицом, на вид чуть постарше Лёни. – Первый раз?

– Пе-ервый, – кивнул Лёня. – И по-оследний.

– Глупости. Я вот три раза поступал и поступил.

– По-оздравляю.

– Я серьёзно, пацан. С первого раза только блатные поступают, по квоте.

– Что ещё за-а кво-ота?

И рыжий охотно объяснил, что дети, закончившие музыкальную школу при консерватории, поступают без экзаменов, просто пройдя собеседование, на котором им задают самые примитивные вопросы, создают видимость экзамена. Лёня сразу вспомнил девчонок и вопросы про Стравинского, показавшиеся ему идиотскими. Вот почему они были так расслаблены и уверены в себе, они знали, что поступят.

– Не-ечестно, – пробормотал он.

– Как сказать, – пожал плечами рыжий. – Они десять лет за инструментом в школе горбатились, чтобы блат получить.

Лёня хотел сказать, что тоже горбатился, пусть не десять, пусть семь лет. Но вдруг подумал, что вряд ли это слово подходит, что-то в нём такое, подневольное. А для него занятия музыкой всегда были отдушиной, поощрением после трудного школьного дня, удовольствием.

– А после це-эм-шат, как мы их называем, идут позвоночные, – продолжил рыжий. – Ну то есть те, за кого позвонили, у кого родители большие шишки. Вот это уже несправедливо, да, когда бездарные детки партийных работников и гэбистов, играющие как ресторанные лабухи, идут вне конкурса.

Тут Лёня подумал, что он и есть самый настоящий сын гэбиста, или где там его отец служит? Но папа ни словом не обмолвился, что может помочь с поступлением. Да Лёне бы и в голову не пришло его просить.

– Вот и считай, сколько мест остаётся после их всех, – резюмировал рыжий. – Так что, если хочешь на следующий год поступить, мой тебе совет – договорись с кем-нибудь из местных преподов об индивидуальных занятиях. На платной основе, конечно. Тебя за год натаскают, а потом ещё и помогут поступить, дело чести, своего ученика протащить. Что ты так смотришь? Да, я так и поступил. Но поступил же!

– У ме-еня де-енег нет, – вздохнул Лёня.

– Деньги можно заработать. Считай, что тебе сегодня крупно повезло, парень, – рыжий порылся в потрёпанном портфеле, достал карандаш, вырвал лист из нотной тетради и что-то начеркал. – Вот, держи. Гастроном «Елисеевский» знаешь?

Никакого гастронома Лёня, конечно, не знал.

– Деревня! – рыжий ещё что-то начеркал. – Вот адрес. Спросишь Тамару Матвеевну, она там завскладом. Скажешь, что от меня. Я два года у неё на складе работал грузчиком, по ночам. Дело нехитрое, ночью приходит машина с товаром, его нужно перетаскать на склад, разложить. Часа два занимает, потом можно и поспать. А день у тебя свободен, занимайся музыкой, готовься к поступлению. Денег нормально платят, на уроки хватит. Хлебное место тебе по наследству передаю.

Лёня поблагодарил, забрал бумажку, сам не понимая, зачем. Какой гастроном, какой склад, какие уроки! Он сегодня же соберёт вещи и уедет домой, в Сочи. И пропади она пропадом эта консерватория вместе с их Москвой!

***

Но никуда он не уехал. До вечера бродил по городу, уставший, голодный и опустошённый, не в силах вернуться туда, к бесконечно бормочущему телевизору, равнодушной Лике, вечно отсутствующему, в физическом и моральном смысле, отцу, который, конечно же, задаст тот единственный вопрос, на который у него нет ответа. И Лёня даже представлял, что он скажет и как. Удивлённо поднимет брови, нахмурится, пронзит его фирменным стальным взглядом и ледяным тоном произнесёт: «Не поступил? Ты не смог поступить? Да, видимо, я ошибся. Ты не настоящий Волк». Скорбно покачает головой и уйдёт в свою комнату. Лёня всё это уже неоднократно видел во время приездов отца в Сочи. «Ты не умеешь плавать? Ты не настоящий Волк!» – с этого всё началось, и Лёня потом полночи всхлипывал, прижимаясь к бабушкиной груди, засыпая и вновь в ужасе просыпаясь от нехватки воздуха, от давящей на уши булькающей тишины. После того раза отец уже ни к чему его не принуждал, избрал новый метод: нахмуренные брови и скорбное выражение лица, демонстрирующее полную разочарование в сыне. «Ты плохо учишься? Тройка по чтению? Четыре по физкультуре? Тебе не стыдно? Ты не настоящий Волк!». И объясни, что никто больше тройки ему по технике чтения не сможет поставить, как бы он ни старался, и как бы хорошо учительница к нему не относилась, норматив есть норматив. За четвёрку по физкультуре и правда было стыдно (уж физкультура-то, где все отличники!), но каждое занятие у них начиналось с бега вокруг школы, три круга, а после первого Лёня уже задыхался, во рту появлялся странный привкус непонятно откуда взявшейся мокроты, а с лица градом тёк холодный пот. После такой пробежки у него просто не оставалось сил на весь остальной урок, с прыганием через козла, кувырканием на кольцах и прочими упражнениями, приводившими в восторг остальных ребят. Если бы не чёртов бег! Ведь вне школы они с Борькой и по деревьям лазили, изображая Тарзана из популярного тогда фильма, и на море бесились часами. Бег в начале занятия портил всё! Но как объяснить это папе? Он же прекрасно бегает, до сих пор! Встаёт рано утром и до службы бегает вокруг дома. И нормы ГТО сдал с первого раза!