Владимир Росс - Вор

• Название: Вор
• Автор: Владимир Росс
• Жанр: Триллер

Скандальный роман, до сих пор вызывающий изжогу у силовых структур. Я уважаю принципы покойных Воров Васи Бузулуцкого, Васи Коржа и Саши Севера. Почитаю живые легенды Серёгу Лёру Сумского, Неделю, Умку и многих, несломленных пакостью сегодняшней действительности Воров. Многолетняя дружба с Ворами позволила воссоздать истинное значение тех принципов преступного мира называемые воровскими понятиями. Вы нигде не найдёте литературы, в которой художественная риторика раскрывает риторику криминальную.

---

– Бабами не интересуюсь, – насупился Сапрыкин. Разумничавшийся на скользкие темы старик напомнил ему фотографию гипсовой головы с обложки заумной книги, где, вроде, речь о каких-то греках и шла.

– Хи, – дед улыбнулся и тотчас съязвил: – Может, тебя петухи55 привлекают?

С полным морозом на лице, что вполне соответствовало погоде, Юрий серьезно заметил:

– Предпочитаю кур. Обжаренных, с корочкой. Не против и цыплят табака, – в изголодавшемся теле сознание рисовало кулинарные шедевры.

Опять мимо.

– Куры56 – это те, кто стучит. Иными словами – суки, мусорские бляди57. А они долго не живут, понял?

– Пытаюсь, – развел руками Сапрыкин, – но пока не понял. Выходит, цыплят того… ну это, сам говоришь – чтоб курами не становились и не стучали?

«Не глуп», – дед отметил находчивость парня, сумевшего связать несовместимые понятия, а вслух пояснил:

– Гребни красные у них, видал?

– Ну.

– Что петухи, что куры – все они единой сущности. И цыплята их – те же гребни, перья и клювы. Ежели «табака» с корочкой из них не спечь, вырастет курка либо петушок. А они – не нашей масти. Петух – он долбится, курка – стучит. Уразумел?

Хотя Юрка понял частично, истинное понимание пришло много позже, он, сообразив, что речь идет о серьезных вещах, утвердительно кивнул.

– Да что здесь разуметь? Не нашей масти. Какая же она у нас, а, дед?

– Черная. Воровская. Слышал о такой, внучок? – отечески вопросил старик.

Не заметив, как подтаял ледок в устах достопримечательного деда, Юрий удивился открывшейся близости между собой, Виктором и любимым цветом, названного мастью.

– Черная, – трепетно прошептали губы, а мысли вдохновенно просияли:

«Моя масть…»

Зимнее имя

Мужских характеров булат

Скрестится, ослепив глаза Фортуны.

Сольются брызги искорок в карат,

Кристалл являя в мир подлунный.

Они увиделись вновь. На следующий день Юрий как никогда рано подскочил и, вняв сонным упрекам тетки Клавы, не успевшей с завтраком, заспешил к назначенному месту встречи с чувством позабытой «охотничьей» легкости.

Фактически торопиться было необязательно, ибо в запасе оставалось несколько часов, а до нужной точки – десять минут ходьбы. Тем не менее он спешил. В память намертво въелись прозвучавшие при вчерашнем прощании дружеские наставления о явлениях:

«Можно представиться, а лучше явиться. Можно уйти – не обязательно смыться. Можно отмыться, если не в душе», а в ду'ше. Представляемся все мы. Рано или поздно – каждый предстанет перед Господом нашим и будет ответ держать. Мы – за то, что крадем и воровским живем, другие – за предательство и плутовство, а мусора – за скотство. Мужику58, если согрешил, можно напиться и явиться. Бродяге59 впадлу самолично мозги дурманить и волкам60 себя на растерзание кидать. Он может явиться – не запылиться на сходняк61, может на стрелку62 или к бабе, коль запала. Опаздывать на такие мероприятия – что в грязь лицом ткнуться. Не пришел на стрелку – просквозил значит, люд тебя всерьез не воспримет. А если ты чушь без роду, имени и племени – кому ты нужен? Посему, ежели сказал – стрелка в девять тута, пропади, но будь…»

При всем желании Виктор не смог бы передать понятий преступной философии за один вечер, но прибытие Сапрыкина за два часа до назначенной встречи свидетельствовало о незаурядных способностях деда. Юрка всегда был себе на уме и мало к кому прислушивался. Виктор же первым сумел пробить брешь в ребяческой самоуверенности. Юрий не просто слушал, затаив дыхание, он впитывал, глотал жадно и с наслаждением, как хищник у водопоя после обильного завтрака ланью. Знакомые с детства слова приобретали иное значение, новый смысл интриговал и открывал невиданные просторы родственного духа. Слово Вора будто сил вдохнуло затерявшемуся в джунглях путнику, подарило колодец со спасительной водицей пустынному страннику, распахнуло небо истосковавшемуся узнику. Оно влекло, тревожило, облагораживая душу, и снова влекло дальше таинственной силой открывшейся истины.

Теперь Сапрыкин знает, кто он, ради чего и по каким принципам живет. Непримиримая бродяжья натура ночь напролет вспоминала разговор и, стыдясь глупых ошибок, краснела до астральных пят. Виктор промолчал, когда Юрка безбожно сжимал кулаки и достойно вынес примитивную глупость всех мальчишеских выходок.

«Жалкая картинка. Я, наверное, выглядел смешным. Подумать только – возомнил себя героем», – мучился пацан.

На стрелку урка прикатил за рулем черной «Волги». Припарковавшись, он вышел, аккуратно захлопнул дверь и посмотрел на часы. Незаметно к деду подобраться не удалось. Когда в отражении автомобильных стекол поплыла знакомая фигурка, по лицу Виктора растеклась улыбка.

– Круто живем, деда! Твоя? – поглаживая девственную полировку машины, спросил Юрка.

– Крутые бедра у девок, сиськи, крученные у дам, а жизня наша обыкновенная – день лётная, день нелётная, изредка – налётная.

«Ну дела… Что ни слово, то беда».

Сапрыкин, не так давно гордившийся почерпнутой у Фомы блатной феней63, приуныл.

– Ладно, не сади измену, малыш, – подбодрил дед.

– Какой я малыш? Семнадцать стукнуло!

– Ого, какой взрослый. Да одно – не в полноте покамест. У нас ведь как? Возраст не определяет отношение. Познания и поступки формируют его. Чем явственнее понимаешь, тем серьезнее воспринимают, соответственно и относятся. Отсюда и понятия воровские силу берут. Когда ухватишь суть, поймешь смысл, примешь традиции и разберешься в нюансах – тогда Воры в тебе равного признают и подход64 сделают, а пока слушай, смотри и запоминай. Может и будет из тебя толк-то, бестолковка.

– Не бестолковка я. Не бестолковка – и все тут, – заартачился Юрка. – Зови, как хошь, но не бестолковкой!

– А как Кристалл – чистяк отменный, алмаз неотесанный или изумруд безмозглый?

– Да хоть бы и Кристалл. Все одно лучше, чем бестолковка.

– Лады, Юрок. Быть тебе Кристалликом, но заруби себе на носу: кристалл дорог, пока чистотой сияет. Замараешь его, запятнаешь честь проступками – померкнет он. А с булыжника одна польза – к ногам и в реку…

Выше всяких смыслов

С какого бока грызть гранит науки,

Если теорий сторона оскоминой грозит,

А практикума грань, хотя и далека от скуки,

Но бивней мудрости безжалостно лишит?

Виктор трезво представлял, сколько терпения и сил потребуется, дабы передать Кристаллу опыт, а вместе с ним и воровскую мудрость. Выдержки старику не занимать, тем более, он знал наверняка – попробовать стоило. Слишком долго ждал выпавшего случая. Кристалл – тот редкостный тип шпанюка65, которого не придется постоянно тянуть и подталкивать. Неустанные интересы из уст парня придавали уверенности. А руки будто созданы для краж, подчеркивая исключительность ученика. Его лишь натаскать немного, нюансы разъяснить.

– Смогу… – кряхтел старик, опьяненный близостью мечты, но, бывало, уже через минуту терзался сложностью, поставленной задачи:

«Классика суеты не любит, понятия основательности требуют, нюансы толкований долгих и щепетильности. Жизнь ведь воровская удовлетворительных отметок не приемлет. Незнание одного ведет к ереси в целом…»

Вообще-то, любая наука состоит из теории и практики. Ежели относить искусство карманного мастерства к практике, то воровские понятия, их таинство, суть и смысл, наверное, принадлежат к теории. Условность здесь очевидна, ибо в отличии от основного вопроса бытия, в воровской философии постижение истины исходит не из превосходства духовного или материального, а из крепости связи между ними. Поступки и мышление не обгоняют друг друга, они сливаются в монолит и такое единство составляет воровской образ жизни. Адепт воровского мыслит особыми категориями, соответственно и поступает исходя из них, и по-другому жить не умеет. А кто-то может существовать за счет краж, но мыслить не Вором или же быть очень близким к воровской идеологии, но жить, скажем, инженером и подкрадывать по возможности. Такое раздвоение в воровской религии сродни первородному греху. И не позволяет достичь имени Вора, потому что «грешник» по сути своей не есть Вор – не родился им. И неважно, было ли отклонение от священных принципов давно, по незнанию, или еще по какой-либо причине. Ни одна из них не является уважительной. Клеймо «несоответствия» преследует всю жизнь…

По глубокому убеждению, Виктора, основной упор необходимо делать все-таки на теорию, ибо только она, мудрейшая, переносит человека к развилке, предлагая сделать выбор. Можно быть на «ты» с ней, говоря проще, разбираться в нюансах воровской морали, но ошибиться в нем – выборе. А можно раз и навсегда определиться и поверить, что сие – твое. Впрочем, без особого альтруизма, без бродяжьей прожилинки в душе – самопожертвования, как основного качества гранитного характера – с выбором следует быть осторожным. Старик знал – мало научить, нужно вложить душу в Кристалла, запалить в нем огонь так, чтобы не погасло пламя и пронеслось по всей жизни его, ибо Вор – это имя и неизменное состояние души особой касты уголовного мира.