Анатолий Ремнев - Семь пятниц на неделе. …никто не обещал спокойного дежурства…

• Название: Семь пятниц на неделе. …никто не обещал спокойного дежурства…
• Автор: Анатолий Ремнев
• Жанр: Русское фэнтези

1986 год. Москва. Главное здание МГУ. Ночные коменданты, дежурные ведьмы, тысячи аспирантов со всего мира и тысячи студентов со всего Советского Союза… ты ночной комендант, твоя жизнь прекрасна и удивительна, ты молод и полон сил… и ты выбран коварными пришельцами своим представителем на Земле… они устроили заварушку прямо в ГЗ МГУ, а разгребать – тебе… только любовь к той Женщине сделает тебя не таким, как все… но – существует ли такая Любовь?

---

– Что вы делаете?!

…вот черт… похоже, диван убаюкал меня на минуту. Когда она появится в коридоре, уже переодевшаяся, свеженькая, попробую снять с нее очки под благовидным предлогом.

Завидев меня, иные девушки не могут сдержать улыбки – в ответ на мою, широкую и откровенную. Они меня знают. Мои дежурства – особенные. С доброй и непринужденной атмосферой. Можно и с выпивкой. И уж точно с сигаретами. А там – как карта ляжет…

Все-таки их аспирантская община слабо разбавлена мужским полом. Один к семи – примерно так. Поэтому дежурный по этажу – мужчина – воспринимается женской «братией» как редкий, но столь желанный экземпляр. Кто-то строит глазки. Кто-то пытается ненавязчиво флиртовать. Но никто из них не подойдет, не сядет рядом, с бокалом вина, и не спросит: «Мне когда раздеться – сейчас или через пять минут?»

…итак, мудозвоны, прошел слух, что сегодня вечером – до полуночи – будет тотальная проверка работы комендантов и спать ни в коем случае нельзя. Проверять будут ответственные дежурные зоны А, и якобы примут участие все, кому не лень шляться по Зданию в ночное время. Кого заметят спящим, сразу уволят. Ну, подумалось мне, надо проследить за парой новеньких комендантов, Плешковым и Котлером. А то они еще зеленые, только оформились. Никак не могу запомнить, кто из них Дима, а кто Юра.

…ну и пусть его, что проверка. А я сказал себе, что жду чего-то необычного. Связной тут не в счет. Он придет и уйдет. А я останусь.

Но что-то произойдет. С самого утра такое настроение. Хочется, чтобы все было хорошо и – у всех. Обнять бы весь мир одним махом и расцеловать. На дворе весна, хотя кое-где еще снег лежит. Весна упорно берет свое. Люди начинают все больше улыбаться друг другу.

И я все время надеюсь, что моя Ирен все же появится.

Когда ее долго нет, я отвлекаюсь и начинаю иногда вспоминать взгляд Галины Арчибальдовны. Или улыбку полячки Малгожаты. Или беспощадный господский блеск в глазах болгарки Жанны…

Галина Арчибальдовна, начальница нашего корпуса Г, более всего похожая на увядшую советскую интеллектуалку, утром была загадочно-эротична. Нет, эротично-загадочна. Она благоухала, да так, что я подсознательно почувствовал, что меня охватывает некая ревность. Ее длинные русые волосы вились и вились, губы что-то произносили… А ведь она замужняя женщина. А я кто для нее? Так себе, вечерний призрак на этаже, призрак, появляющийся раз в три дня.

Тень скользнула мимо меня к лифту, и даже показалось в полумраке, что помахала мне на прощанье рукой, наполнив тяжелый воздух этажа ароматом загадочной туалетной воды. Вот и она, Галина Арчибальдовна. Уходит. Может, ей, наконец, наскучило однообразие в работе, и она хочет каким-то способом отвлечься? Но я для нее всего лишь подчиненный… а с другой стороны, ну и что, с подчиненным в самый раз. И ведь все условия есть: отдельный кабинет с диваном, и стол огромный, и время… завела бы меня к себе, толкнула на стол, освободилась от ненавистного нижнего белья, а меня и заставлять не надо было бы, что дальше делать, знаю…

Нет, пошла к своему мужу, с которым живет где-то в одном из бесчисленных блоков Главного здания. Пошла, чтобы провести вечер в его обществе, а завтра опять с утра на работу… чертова реальность бытия. Скука.

Столько соблазнов вокруг тебя в этом романтичном 20-м веке, в этом мире, где ты родился… На каждом этаже. Каждую минуту дежурства. Каждую минуту жизни.

Полумрак и сонное состояние этажа, пока нет ни одной живой души, начинает играть со мной злую шутку. Сейчас диван располагает к полной неподвижности и сонному состоянию. Мне иногда кажется, что он – прямой посланник Морфея, насылает какие-то сонные волны… стоит молча, но такое ощущение, что его распирает сказать мне что-нибудь.

Надо бы размяться, походить. На ужин в столовку зоны Б сегодня не пойду, решаю я, и от нечего делать «инспектирую», так сказать, длинный коридор своего этажа.

Слева и справа по ходу – сплошные одинаковые двери блоков с номерами. Кого-то я пока не знаю, кого-то вижу редко. Но со всеми симпатичными людьми уже давно знаком. Вот блок 912, здесь живет та самая Атика. После ее блока идут обиталища нескольких семейных пар с детьми и без них. Из-под двери блока, где живет семейная пара из ГДР, вдруг валит густой пар. Сам собой приоткрывается почтовый ящик, что на двери, и оттуда… свят-свят… какая-то лапа зеленая, чешуйчатая… похожая на лапу хамелеона.

Ускоряю шаг.

Посреди коридора выделяется своими размытыми витражами дверь телехолла с одиноко стоящим в нем телевизором. Этот телевизор никак не гармонирует с кучей удобных диванчиков и кресел, которыми загроможден телехолл. Кресла из другой эпохи, сталинской, из 1953 года, и пропахли они конкретно тем Временем. А телевизор ламповый, большой и неуклюжий, из семидесятых. Частенько, за неимением свободных блоков, ночные коменданты спят именно здесь.

Коридор упирается в запасной выход, за его всегда запертой дверью проход на запасную лестницу и к кабинету начальника корпуса. Слева от двери – малая кухня.

Малая кухня славится ночными кошмарами, ее надо обязательно закрывать, иначе возвратившиеся поздно иностранные аспиранты, преимущественно вьетнамцы, могут начать в 2 часа ночи жарить селедку. И еще малая кухня знаменита служебным туалетом, что напротив нее – эта вечно закрытая дверь, из-за которой проникает в коридор техническая вонь. Пользоваться им начальство запрещает категорически.

Зайдя на кухню и не встретив там никого, выглядываю в окно. Одна из стен корпуса, в которую окно упирается, встречает серым каменным ковром почти до небес. Красотища!

– Ну что, – спрашиваю стену, – все стоишь?

– И не говорите! – вздыхает стена. – Вот уже 33 года…

Полюбовавшись еще немного, направляюсь обратно по коридору.

Жизнь на этаже потихоньку оживает.

Начинаются хождения туда-сюда, без всякой вроде бы цели. Индире Г. опять надо позвонить своему брату в Абхазию. Не возражаю, звони с моего дежурного. С этого телефона я разрешаю звонить не всем, остальные идут в телефонную будку. Отзвонив, Индира уходит. Ни разу не видел ее в платье или в юбке, все время в спортивных штанах.

…появляется харизматичный аспирант-робот Вреж.

Он, как всегда, в сером костюме и при сером галстуке. Худое темное лицо, загнутый книзу хищный нос, напоминающий скорее клюв, и характерное произношение с армянским акцентом – все в нем с заявкой на харизму, причем, удачной заявкой.

Его объяснение, что он был запрограммирован в далеком Ленинакане во время полнолуния, да еще перед каким-то будущим землетрясением, я не совсем воспринимал как что-то осмысленное.

На что тебя запрограммировали, брат, спросил я его тогда. На спасение людей, ответил он, но моя пора придет года этак через два, а пока я набираюсь сил. Выходило, что он прибыл из недалекого будущего… за этим чувствовались мелкие проделки ино со Временем, в результате таких проделок кое-где уже возникали «смещения» времени-пространства.

…внутри Врежа течет не человеческая кровь, это я знаю с его же слов. Так было модно создавать роботов в семидесятые годы, сказал он, так модно и поныне. В последнее время мы обсуждаем его сюжеты – он пытается писать сказки по ночам, пока его аккумулятор заряжается от сети, в перерывах между посиделками со мной и учебой.

Он плюхнулся на диван рядом со мной («сука-а», прошипело кожаное чудище), перешел в обычное свое полулежащее состояние.

– Привет!

– Здорово!

– Хорошо, что сегодня ты! – заявляет Вреж, его рука тянется достать сигарету и закурить – я поневоле напрягаюсь, но сегодня Гены Черепанникова нет. – Надо будет обсудить одну идею. Представь себе, огромный чердак…

И Врежа понесло. Про чердаки, про сны, про сны на чердаке и про роботов-воров, крадущих на чердаке сны у главного героя…

…я даже не слушал его, к своему стыду. Он ко мне относился как к единственному другу, а я не слушал его. Моя Ирен все не появлялась, и я не находил себе места.

Видя, что я его слушаю вполуха, Вреж с вполне электронным кряхтением отделился от дивана («уф, сука-а») и ушел по своим таинственным делам…

Когда его «электронный» след простыл совсем, я сказал:

– Ты чего, совсем охренел? Он тебя мог услышать!

– Кунем ворыт какой город! – отчеканил диван. – Баравдзес! Кунем кес!

Та-ак… найти бы тех, кто научил его ругаться матом, тем более, не по-нашему – язык их поганый отрезать. Послушай, старина, говорю ему, это все же невежливо. Вреж мой друг, он хороший парень, хоть и робот. А какого хрена он на меня все время падает, не унимается диванище. Ну, что тут ответить?

За окном истаивала разрываемая редкими фонарями мгла теплого апрельского вечера. Воздух за бортом корпуса Г стоял особый: весенний, прохладный по вечерам и холодный ночами, но достаточно теплый днем. Такой воздух кружил голову, вызывал сладостное щемящее чувство, что случится что-нибудь хорошее.