Григорий Каковкин - Теория и практика расставаний

• Название: Теория и практика расставаний
• Автор: Григорий Каковкин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09403-4

История поздней любви никогда не бывает простой. Пережив череду неудачных романов, Татьяна встречает своего Принца, но судьба решает разыграть настоящую шекспировскую драму… Принц мертв, а в убийстве обвиняют ее, хотя вспомнить подробности трагедии невозможно.

Сможет ли Татьяна справиться с бесчеловечной машиной российского правосудия или станет его очередной жертвой? Каковкин не дает однозначных ответов, но заставляет задуматься о том, что на месте Татьяны теоретически может оказаться каждый…

---

– Знак главной дороги есть?

– Да.

– Еще чуть-чуть проезжай. За ним сразу направо, будешь ехать через больницу…

– Какую больницу?! Я еще не повернула, Саш, не торопись, пока здесь ничего не вижу, нет тут никакой больницы в помине… Темнота…Я ничего не вижу…

– Спокойно, если ты была на том шоссе у вышки, то сейчас ты ее увидишь…

– Вот фонарь такой… никакой. И забор. И все.

– Зеленый?

– Да, кажется, зеленый.

– Что значит «кажется»?

– Зеленый, хорошо.

– Сейчас ты проедешь, как дорога ведет, по улице до мебельного магазина, по одну сторону тополя, а по другую – частные дома. Я жду.

– Я положу трубку и буду двумя руками рулить, тут такая дорога – ужас, узкая, одни колдобины…

– Обычная русская дорога. Я жду.

Она положила трубку на сиденье рядом и в дальнем свете фар пыталась найти мебельный магазин. Дома справа – были, толстые обрезанные тополя – были, а магазина не было. Никакого. Она остановилась и истерично крикнула в трубку:

– Я здесь буду ночевать!

– Ту, не волнуйся. Объясни, где ты, что ты видишь перед собой?

– Ничего я не вижу! Никакого мебельного магазина!

– Черт с ним, с мебельным, успокойся, ты почти приехала, я чувствую уже тебя, ты рядом, пятьсот метров, и все. Два поворота.

Татьяна с трудом разглядела за темными деревьями дом – хорошо, что на втором этаже оранжевым светом горело окно, оно давало различить темные силуэты поселковой улицы. Описала Васильеву дом с этим окном, забор и ворота гаража.

– Да, – сказал он. – Ты немного проехала.

– И что мне делать?! – в отчаянии, почти со слезами простонала она.

– Развернись!

– Как? На «мерседесе», он шире этой улицы, он большой, я сейчас попаду в какую-нибудь канаву!

– Ту! Ты отличный водитель. Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты приехала ко мне, я иду к тебе навстречу, я понял, где ты. Понял, иду. Я хочу тебя, любимая, дорогая, прекрасная, не плачь, все замечательно. Ты потихоньку разворачивайся, в два, в три захода, потихоньку…

– Развернулась, – простонала Татьяна. – А что теперь?

– Медленно, очень медленно езжай, смотри направо… Только направо.

– Мебельный! Вот он, мебельный! Написано «Мебель», – прокричала она, как будто приземлилась на Марсе.

– Отлично.

– Что отлично?! Ты мне не сказал, что на магазине нет даже фонаря. Там просто надпись на избе, и все! Пиросмани какой-то!

– Они сегодня забыли его включить – я им скажу об этом завтра. Теперь поверни за ним сразу в проулок.

– Сюда?

– Да, сюда.

– Повернула…

– А теперь езжай прямо, пятьсот метров вперед, и смотри не задави меня…

В свете фар через несколько минут она увидела силуэт мужчины, который казался великаном на фоне синей черноты неба. Если бы он не держал трубку мобильного телефона у головы, она бы в страхе заблокировала двери автомобиля и начала бы набирать девять, один, один. Васильев сказал в трубку:

– Все, ты приехала. Я тебя вижу.

И великан убрал телефонную трубку в карман.

«Сошлось, это он».

Васильев подошел к машине, открыл правую дверь, салон «мерседеса» осветился. Они увидели лица друг друга – их обдало жаром. Он сел, захлопнул дверцу. Свет затухал, автомобиль соединялся с ночью, и Васильев без слов и разрешений, как она и хотела, прижал к себе, поцеловал ее в сухие вздрагивающие губы. От него пахло застольем, табаком, мужчиной. Сильные руки обнимали Татьяну, сгребая в охапку все ее женское существо. Он целовал ее в губы, в шею, через тонкую белую кофточку в грудь с юношеским восторгом и наглостью старого ловеласа, а она, погружаясь в полусон, наполнялась взбалмошным и послушным счастьем, оно называется иногда любовью, иногда желанием, иногда тайной соединения, или тем и другим вместе.

– Видишь, я приехала к тебе.

Больше не хотелось слов. Никаких. Долго.

Из машины вышли, будто прожили вместе жизнь, абсолютно известные, телесно притертые друг к другу люди. Обнимая ее за талию, Васильев представил Таню тем, кого она утром разглядывала на обложке диска.

– Ту. Моя девочка…

– Непонятно! Что значит, Ту?

– Татьяна Ульянова, – пояснила она.

10

Зобов вышел из дома в отличном расположении духа – такое состояние он называл «предчувствием успеха». Когда оно возникало, будто мощный поток воздуха подталкивал его в спину, будто он выпивал глоток неизвестного природного, энергетического напитка, ему хотелось двигаться, думать, встречаться, говорить, анализировать, выдвигать смелые версии, он плотно весь под горло наполнялся глаголами. С утра по телевизору говорили о его деле – конечно, внимание прессы будет мешать, лезть будут все, начиная с жены, но все же – он не позволял себе в этом сознаться – приятно. Громкое дело помогло бы ему перебраться в прокуратуру, о чем давно мечтал, там и зарплаты на порядок выше, и выплаты, и вообще карьерный рост следователя серьезно мог начаться только в тех стенах.

Размышляя о первых шагах расследования, он почти доехал до полицейского участка, но на повороте неожиданно решил сделать небольшой крюк и проехать там, где вчера произошло убийство. На набережной Яузы он вышел из машины и, оставив включенной аварийную сигнализацию, стал осматривать место вчерашней трагедии. Водители с проклятиями объезжали брошенный чуть ли не посереди дороги леворукий «чероки», купленный Зобовым за условные деньги у семьи подследственного. Под гудение машин он нашел место, где вчера лежали расстрелянные Александр Васильев и Ренат Дадасаев, еще раз, как и вчера при осмотре, он встал на предполагаемом месте стрелка. Затем прошел от точки, где расстались Ульянова и Васильев, до точки, где из машины, видимо, вышел Васильев. Или его остановили, или перегородили дорогу, или кто-то проголосовал, и он решил подвезти, или кто-то, а может и сам стрелок, подрезал, и Васильев вышел разбираться – и «разобрался» под пулю. Вполне возможно, что «музыкант» просто мешал стрелку исполнить заказ и поэтому отправился в иной мир первым. Хотя этого точно установить не удалось. Разница во времени между выстрелами была минимальна, и кто был убит первым – свидетели точно сказать не могли. Вероятнее всего, что «татарин» шел по краю тротуара, скорее по обочине дороги, торопился, ничего не замечал, надеясь быстрее, наискосок, доскочить до офиса. Собственно, еще вчера было ясно, что Дадасаев ничего не опасался, охраны не имел, угрозы для себя не чувствовал.

Зобов поднял глаза на огромное новое здание бизнесцентра с неоновой рекламой наверху – и днем на всех этажах горел свет, кипела работа. Он подумал, что в каждый кабинет, на каждом этаже, в любую фирму, приходи и заводи уголовное дело. Достаточно только покопаться как следует.

«Кого и чем достал Дадасаев, член совета директоров, президент закрытого акционерного общества имени самого себя «Renatus Group»?

Он посмотрел на мутную засоренную воду Яузы – какая рыба может здесь водиться?

Зобов вернулся к машине и поехал в отделение, чтобы оформить бумаги о задержании Ульяновой и допросить ее как положено. Более 48 часов задерживать он не имел права без предъявления обвинения, но эта женщина оставалась единственной реальной зацепкой расследования, увы, только в том случае, если целью стрелка был «джазист». Как только он пересек порог полицейского участка, дежурный сказал, что его искали: начальник и журналисты из какого-то телеканала.

– Ты их послал? – спросил Зобов.

– А как же! Всех!

Зобов поднялся на верхний этаж, начальник отделения Данбаров, плотный непробиваемый пятидесятилетний мужик, замученный, потерявший даже национальную принадлежность, ставший типовым грустным «ментом» из сериалов, предложил сесть и рассказать, что он собирается делать по убийству, о котором трещат газеты и телевидение.

– Про «музыканта» можешь вообще забыть, – сказал Данбаров, – их на дороге не убивают, они – в кабаке, в драке, где угодно, после концерта. Нет, это – бизнес, месть!

– Место странное у стрелка: откуда он знал, что тот выйдет из машины и пойдет пешком? Если его хотели замочить, значит, просчитали бы маршрут, время, выход из дома – и точно в цель…

– Место действительно не ахти, но, может, надо было срочно? Чтобы чего-нибудь не подписал или не встретился… а у дома не получилось.

– Может, и так, не знаю. К дому подъеду, может, там уже «каблучок» отметился?

– Собери информацию и докладывай, а бабу не держи. Тут за нее уже звонили. Из Газпрома интересовались.

– Из Газпрома?! – удивился Зобов.

– Да, из Газпрома. Ручаются, знают, гарантируют… Если тебе надо людей, возьми Петю.

– Зачем он мне?!

– Не «зачем», а – вперед! Я уже подписал приказ.

Зобов вышел от начальника и тут же на лестнице встретил Петю, или Петра Васильевича Шишканова, бестолкового, но исполнительного парня лет двадцати пяти, худого, долговязого, с никогда не проходящими прыщами на лице, вечного пионера. Шишканов, когда слышал социальную рекламу по радио, что в органы внутренних дел требуются честные, талантливые и совестливые, понимал: это о нем, и он уже здесь. Над ним подсмеивались, не открыто, конечно, но он чувствовал эти смешки за спиной, и все же светился раздражающим детским интересом при любом расследовании. За полтора года работы в полиции, какое бы дело ни попадалось ему, самое заштатное, он лез всегда с фантастическими версиями и загорался раскрыть его в один день. За глаза Шишканова звали Шишок, в простом общении Петей, а подтрунивая, называли по имени и отчеству – Петр Васильевич.