Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

• Название: Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме
• Автор: Пайпер Керман
• Жанр: Биографии и Мемуары

Пайпер Керман живет спокойной размеренной жизнью – готовится к свадьбе с любимым, встречается с друзьями по выходным, проводит праздники с семьей. Но жизнь Пайпер рушится, когда к ней заявляются федералы с повесткой в суд. Пайпер приговаривают к 15 месяцам тюрьмы за преступление десятилетней давности – перевозку наркотиков и отмывание денег.

Жених остается ждать Пайпер на воле, а в тюрьме она встречает бывшую любовницу, которая и сдала Пайпер ФБР.

---

– Что?

– Чтобы звонить, нужен специальный код. Тебе дали телефонную форму? НЕТ? Тебе нужно ее заполнить, чтобы ты могла звонить. Хотя, может, Торичелла позволит тебе позвонить, если попросишь. Сегодня он дежурит. Лучше поплакать. Спроси у него после ужина. Ужин у нас после четырехчасовой переклички, то есть довольно скоро, а обед в одиннадцать. Завтрак с шести пятнадцати до семи пятнадцати. Сколько у тебя времени?

– Пятнадцать месяцев… А у вас?

– Пятьдесят семь месяцев.

Что могла натворить эта дамочка из Джерси, чтобы ей дали пятьдесят семь месяцев в федеральной тюрьме?

Если на это и был какой-то приемлемый ответ, я его не знала. Что могла натворить эта дамочка из Джерси, чтобы ей дали пятьдесят семь месяцев в федеральной тюрьме? Среднего класса, среднего возраста, явно итальянского происхождения, она что, была Кармелой Сопрано? Пятьдесят семь месяцев! Готовясь к добровольной сдаче, я узнала, что спрашивать заключенных об их преступлениях было строго-настрого запрещено.

Заметив, что я медлю с ответом, она помогла мне.

– Да, это немало, – сухо бросила она.

– Ага, – согласилась я, после чего отвернулась и принялась вытаскивать вещи из мешка.

Тут Аннет вскричала:

– Не застилай постель!!!

– Почему? – встревоженно спросила я.

– Мы сами ее застелем, – объяснила она.

– О… не стоит, я могу сама. – Я снова повернулась к тонким, наполовину хлопковым, наполовину синтетическим простыням.

Аннет подошла к моей койке.

– Милая. Мы. Сами. Застелем. Постель, – твердо сказала она. – Мы знаем как.

Я озадаченно огляделась. Все пять коек были аккуратно заправлены – и Аннет, и Мисс Лус лежали поверх покрывал.

– Я умею заправлять постель, – неуверенно запротестовала я.

– Слушай, позволь нам все сделать. Мы знаем, как ее заправить, чтобы пройти инспекцию.

Инспекцию? Мне не говорили об инспекциях.

– Инспекцию проводят, когда захочет Буторский. Он ненормальный, – сказала Аннет. – Забирается на шкафчики, чтобы разглядеть пыль на лампах. Койки чуть не под лупой рассматривает. Он двинутый. А эта вот, – она показала на койку под моей, – не помогает нам убираться!

Ой. Убираться я тоже ненавидела, но точно не собиралась рисковать навлечь на себя гнев своих новых соседок.

– То есть нам нужно каждое утро заправлять постель? – задала я очередной глупый вопрос.

Аннет серьезно посмотрела на меня:

– Нет. Мы спим поверх покрывала.

– Вы не спите в постели?

– Нет, спишь поверх покрывала и укрываешься вторым.

Последовала пауза.

– Но что, если я хочу спать в постели?

Аннет посмотрела на меня с раздражением матери, которая никак не может переспорить упорствующее дитя.

– Хочешь – спи, но будешь на весь лагерь одна такая!

Такого давления вынести я не могла – похоже, следующие пятнадцать месяцев мне действительно не удастся поспать в постели. Я решила не задумываться о проблеме с кроватями – в этот момент мне было не переварить мысль о сотнях женщин, которые спали поверх идеально заправленных, как в военной части, постелей. К тому же где-то рядом раздался мужской голос:

– Перекличка, перекличка, перекличка! Перекличка, дамочки!

Я посмотрела на Аннет. Та показалась мне взволнованной.

– Видишь красный свет? – В коридоре, над постом надзирателя, висела огромная красная лампочка, и сейчас она ярко светилась. – Этот свет включают во время переклички. Когда горит красная лампа, стой, где должна, и не двигайся, пока она не выключится.

Женщины заспешили по коридорам, в нашу камеру вбежали две молодые латиноамериканки.

Аннет быстро представила меня:

– Это Пайпер.

Они едва удостоили меня взглядом.

– А где та женщина, которая спит здесь? – спросила я об отсутствующей соседке по койке.

– Ах, эта! Она работает на кухне, там и отмечается. Еще познакомитесь, – Аннет скривилась. – Так, тс-с-с! Это стоячая перекличка, так что молчок!

Мы впятером встали возле своих коек. В здании вдруг воцарилась тишина – я слышала лишь позвякивание ключей и топот тяжелых ботинок. Наконец в нашу камеру заглянул мужчина и пересчитал нас. Через несколько секунд к нам заглянул другой мужчина и тоже нас пересчитал. Когда он ушел, все расселись по койкам и низеньким скамейкам, но я решила, что лучше не садиться на койку моей отсутствующей соседки, и прислонилась к своему пустому шкафчику. Прошло несколько минут. Две латиноамериканки что-то по-испански прошептали Мисс Лус.

Мне было не переварить мысль о сотнях женщин, которые спали поверх идеально заправленных, как в военной части, постелей.

Вдруг мы услышали:

– Еще раз, дамочки!

Все снова вскочили на ноги, и я тоже встала по стойке смирно.

– Вечно они лажают, – тихонько проворчала Аннет. – Что тут сложного?

Нас снова пересчитали, на этот раз, похоже, успешно, и тут я поняла смысл проведения инспекций.

– Время ужинать, – сказала Аннет. Была еще только половина пятого, по нью-йоркским стандартам ужинать в это время было просто неприлично рано. – Мы последние.

– Что это значит?

В громкоговорителе раздался голос надзирателя:

– А12, А10, А23 – ужинать! B8, B18, B22 – ужинать! C2, C15, C23 – ужинать!

– Он называет отсеки образцового содержания – они едят первыми, – пояснила Аннет. – Затем позовут блоки в порядке результатов инспекции. Наши камеры всегда последние. Мы при инспекции вечно хуже всех.

Я увидела, как мимо нашей двери в столовую прошла какая-то женщина, и подумала, что это еще за камеры люкс, но вместо этого спросила:

– А что на ужин?

– Печень.

После ужина из печени с фасолью, поданного в большой столовой, в которой на меня нахлынули все жуткие воспоминания о школьном кафетерии, женщины всех размеров, форм и комплекций снова стеклись в главный зал здания и принялись кричать по-английски и по-испански. Все как будто чего-то ждали, группами сидя на ступеньках или толпясь на площадках лестниц. Решив, что я тоже должна быть здесь, я постаралась притвориться невидимой и внимательно прислушалась к тому, что говорили вокруг, но так и не смогла понять, что происходит. В конце концов я робко поинтересовалась об этом у стоящей рядом со мной женщины.

– Почту принесли, милочка! – ответила она.

На площадке лестницы очень высокая чернокожая женщина раздавала предметы гигиены. Кто-то справа показал на нее рукой:

– Глория едет домой, она здесь только до побудки!

Я с удвоенным интересом посмотрела на Глорию, пока она искала новую владелицу для маленькой сиреневой расчески. Едет домой! Меня опьяняла одна мысль об этом. Глория казалась такой счастливой, раздавая свои вещи. Мне стало чуточку лучше, когда я поняла, что однажды, вероятно, и я уеду домой из этого жуткого места.

Мне очень хотелось получить ее сиреневую расческу. Она напоминала те расчески, которые мы в старших классах таскали в задних карманах джинсов, чтобы при случае вынуть и поправить растрепавшуюся челку. Я смотрела на расческу, стесняясь попросить, но тут ее уже забрала другая женщина.

Из кабинета надзирателя вышел не тот охранник, которого мне ранее показала Минетта. С черным ежиком волос и аккуратными усами щеточкой, он был похож на звезду гей-порно.

– Почта! Почта! – закричал он и принялся раздавать письма. – Ортис! Уильямс! Кеннеди! Ломбарди! Руис! Скелтон! Платт! Погоди, Платт, это еще не все. Мендоса! Рохас!

Женщины, улыбаясь, забирали письма и удалялись куда-то, чтобы их прочитать. Может, где-то здесь было местечко поукромнее? Надзиратель выкрикивал все новые и новые имена, и народу в зале становилось все меньше. В конце концов он перевернул пустую корзину вверх дном и крикнул:

– Может, завтра повезет, дамочки!

После выдачи почты я принялась бродить по зданию, чувствуя себя очень уязвимо в своих идиотских парусиновых тапках, которые сразу выдавали во мне новенькую. От обилия информации у меня кружилась голова, но за несколько часов я впервые осталась наедине со своими мыслями и тут же вспомнила о родителях и Ларри. Должно быть, они сходили с ума от беспокойства. Нужно было найти способ сообщить им, что со мной все хорошо.

Я нерешительно подошла к двери кабинета куратора, сжимая в руке голубую телефонную форму, которую мне помогла заполнить Аннет. Там были перечислены номера телефонов всех людей, на платные звонки которым я хотела получить разрешение. Там был мобильный Ларри, телефоны моих родителей, моей лучшей подруги Кристен и моего адвоката. В кабинете горел свет. Я тихонько постучала, и изнутри раздался приглушенный голос. Я с опаской повернула ручку.

Лишившись возможности услышать голос Ларри, я, пожалуй, могла умереть на месте.

Куратор Торичелла, который всегда казался слегка удивленным, моргал малюсенькими глазами, явно раздраженный моим приходом.

– Мистер Торичелла? Я Керман, новенькая. Мне сказали, что нужно с вами поговорить… – замолчав, я сглотнула.