Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

• Название: Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме
• Автор: Пайпер Керман
• Жанр: Биографии и Мемуары

Пайпер Керман живет спокойной размеренной жизнью – готовится к свадьбе с любимым, встречается с друзьями по выходным, проводит праздники с семьей. Но жизнь Пайпер рушится, когда к ней заявляются федералы с повесткой в суд. Пайпер приговаривают к 15 месяцам тюрьмы за преступление десятилетней давности – перевозку наркотиков и отмывание денег.

Жених остается ждать Пайпер на воле, а в тюрьме она встречает бывшую любовницу, которая и сдала Пайпер ФБР.

---

– Ага, как же! Мисс Совершенство. Больше в жизни ее не увидишь – разве что на пятнадцать минут раз в две недели заглянет. Говорит она красиво, но толку от нее никакого. Она этим местом не управляет. Политика нулевой терпимости, говорите? Запомните, дамочки… вам здесь на слово никто не поверит.

Первый месяц новички в федеральных тюрьмах пребывают в своеобразном чистилище, пока с них не снимут статус вновь прибывших. Пока ты считаешься вновь прибывшей, тебе не позволяется ничего: ни работать, ни посещать занятия, ни обедать раньше других, ни перечить, когда тебе вдруг велят среди ночи разгребать снег. Официально это объясняется тем, что в тюрьме ждут результатов твоих медицинских анализов, которые должны прийти из какого-то загадочного места, прежде чем начнется настоящая тюремная жизнь. Все, что предполагает хоть какой-то объем бумажной работы, в тюрьме происходит медленно (за исключением ссылок в одиночные камеры); у заключенных нет никакой возможности добиться от сотрудника тюрьмы быстрого решения какого-либо вопроса. И вообще чего-либо.

В тюрьме безумное количество официальных и неофициальных правил, расписаний и ритуалов. Их нужно изучить как можно быстрее, иначе печальные последствия не заставят себя ждать. Тебя могут счесть идиоткой и могут выставить идиоткой. Ты можешь ненароком разозлить другую заключенную, ненароком разозлить надзирателя, ненароком разозлить своего куратора. Тебя могут заставить чистить туалеты, есть последней по очереди, когда ничего съедобного уже не осталось, тебе могут впаять выговор с занесением в личное дело или же тебя могут сослать в штрафной изолятор (он же «одиночка», или «дыра», или «карцер»). Стоит задать вопрос о чем-то, что не регулируется официальными правилами, как в ответ раздается: «Милочка, ты разве не знаешь, что в тюрьме вопросов не задают?» Все остальное – неофициальные правила – узнаешь посредством наблюдений, умозаключений и очень осторожных расспросов людей, которым, как тебе кажется, можно доверять.

Будучи вновь прибывшей в том феврале – а год был високосный, – я чувствовала странное смешение смущения и скуки. Я бродила по зданию тюрьмы, заточенная в четырех стенах не только федералами, но и погодой. У меня не было ни работы, ни денег, ни личных вещей, ни телефонных привилегий – я едва ли вообще могла считаться человеком. Слава богу, другие заключенные поделились со мной книгами, бумагой и марками. Я с нетерпением ждала выходных и возможности увидеться с Ларри и мамой.

В пятницу пошел снег. Встревоженная Аннет разбудила меня, потянув за ногу.

– Пайпер, вновь прибывших зовут на расчистку снега! Вставай!

Я недоуменно села на койке. Было еще темно. Где я вообще находилась?

– КЕРМАН! КЕРМАН! КЕРМАН, НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ В КАБИНЕТ НАДЗИРАТЕЛЯ! – раздалось из динамика.

Аннет округлила глаза:

– Иди скорее! Одевайся!

Сунув ноги в новые ботинки со стальным носком, я поспешила в кабинет надзирателя. Растрепанная, я не успела даже почистить зубы. Дежурила мужеподобная блондинка, которая посмотрела на меня так, словно каждый день ест таких, как я, на завтрак после занятий триатлоном.

– КЕРМАН?

Я кивнула.

– Я вызвала всех вновь прибывших полчаса назад. Расчистка снега. Где ты была?

– Спала.

Она взглянула на меня как на дождевого червя, который корчится на тротуаре после весеннего ливня.

– Да ладно? Надевай пальто и бери лопату.

А завтрак? Я натянула термобелье и уродливое пальто со сломанной молнией и пошла к своим товарищам по несчастью, которые уже чистили дорожки на холодном, пронизывающем до костей ветру. Солнце уже взошло, все было окутано утренней дымкой. Лопат на всех не хватало, а моя и вовсе была сломана, но зайти обратно в здание, пока не окончена работа, никто не имел права. У нас больше людей рассыпали соль, чем сгребали снег.

Я стояла в флуоресцентном свете обшарпанной душевой и смотрела на отражавшуюся в зеркале незнакомую женщину. Что подумает Ларри, когда увидит меня такой?

Среди вновь прибывших выделялась миниатюрная доминиканка, которой было уже за семьдесят. Она едва могла объясниться по-английски. Мы отдали ей свои шарфы, закутали ее и поставили в дверной проем, чтобы защитить от ветра. Она слишком боялась войти внутрь, но было просто безумием заставлять ее разгребать снег на холоде вместе с нами. Одна из женщин сказала мне, что эта старушка получила четыре года за «телефонное дело» – она передавала телефонные послания своему родственнику, который торговал наркотиками. Интересно, прокурор, который вел ее дело, гордился тем, что ему удалось ее засадить?

Я боялась, что погода помешает Ларри выбраться из Нью-Йорка, но узнать наверняка, приедет ли он, никак не могла, поэтому до трех часов дня, когда начиналось время посещений, я изо всех сил старалась держать себя в руках. Приняв душ и надев тот комплект униформы, который показался мне наименее уродливым, я стояла в флуоресцентном свете обшарпанной душевой и смотрела на отражавшуюся в зеркале незнакомую женщину. Я была лишена любых украшений и казалась себе совсем не женственной – ни драгоценностей, ни косметики, никаких прикрас. На нагрудном кармане моей рубашки защитного цвета маячило чужое имя. Что подумает Ларри, когда увидит меня такой?

Закончив приготовления, я устроилась ждать возле большой комнаты отдыха, где проводились свидания с посетителями. На стене висела красная лампочка. Когда заключенная видела своих близких, идущих в сторону здания тюрьмы, или слышала, как ее вызывают по громкоговорителю, она щелкала выключателем возле двойных дверей комнаты для свиданий. Внутри тоже загоралась красная лампа, которая сообщала надзирателю в комнате, что заключенная пришла на встречу со своим посетителем. Надзиратель не спешил впускать ее внутрь, но в конце концов вставал, открывал дверь, обыскивал узницу и проводил ее в комнату для свиданий.

Около часа простояв у двери, я со скуки принялась туда-сюда ходить по главному коридору, взволнованная донельзя. Когда мое имя раздалось из динамиков – «Керман, в комнату свиданий!», – я трусцой побежала обратно. У двери меня ждала кудрявая надзирательница с накрашенными ярко-голубыми тенями глазами. Я широко расставила ноги и раскинула руки, она пальцами провела по моим конечностям, заглянула за воротник, ощупала пространство под лифчиком и под резинкой штанов.

– Керман? Первый раз, да? Он тебя уже ждет. Никаких прикосновений! – Она распахнула дверь в комнату свиданий.

В дни посещений в этой комнате расставляли маленькие столики и складные стулья. Когда я вошла, занята была примерно половина мест. За одним из столов меня ожидал встревоженный Ларри. Увидев меня, он вскочил на ноги. Я как можно быстрее подошла к нему и заключила его в объятия. Мне стало так радостно, что Ларри просиял при виде меня. Я снова почувствовала себя собой.

В начале и конце свидания посетителей можно было обнимать и целовать (без языка!). Одни надзиратели позволяли держаться за руки, другие – нет. Если у надзирателя был плохой день, неделя или вся жизнь, об этом узнавали все, кто находился в этой убогой, устланной линолеумом комнате свиданий. Здесь также всегда работали двое заключенных, которые помогали надзирателю и часами болтали с ним.

Мы с Ларри сели за маленький столик. Он молча смотрел на меня и улыбался. Мне вдруг стало неловко, и я задумалась, видит ли он во мне какие-то перемены. Затем мы начали говорить, пытаясь сразу рассказать друг другу обо всем на свете. Я рассказала, что случилось, после того как он оставил меня в тюремной приемной, а он признался, как сложно ему было тогда уйти. Он сказал, что говорил с моими родителями, что они держатся и что мама собирается навестить меня уже на следующий день. Он перечислил всех, кто позвонил ему в надежде узнать, как у меня дела, и послал запрос на добавление в список посетителей. Я объяснила, что список посетителей ограничен до двадцати пяти человек. Наш друг Тим запустил сайт www.thepipebomb.com, где Ларри публиковал всю важную информацию (включая ответы на часто задаваемые вопросы).

Мы проговорили несколько часов (по пятницам посещения разрешались с трех до восьми) – Ларри расспрашивал меня обо всех подробностях моего тюремного быта. Сидя с ним за маленьким столом, я смогла ослабить бдительность, которую не теряла все эти дни, и едва не забыла, где мы находимся, хотя и описывала все детали своей новой жизни. Рядом с Ларри я чувствовала себя самой любимой и не сомневалась, что однажды покину это ужасное место. Я снова и снова заверяла его, что у меня все в порядке, и даже просила посмотреть по сторонам – неужели другие заключенные и правда кажутся такими плохими? Он решил, что нет.

В семь сорок пять Ларри и другим посетителям настало время уходить. Сердце сжалось у меня в груди – пора было покидать пузырь любви, который успел сформироваться вокруг нашего столика. Снова увидеться мы могли лишь через неделю.