Борис Соколов - Невидимый фронт Второй мировой. Мифы и реальность

• Название: Невидимый фронт Второй мировой. Мифы и реальность
• Автор: Борис Соколов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906842-68-8

В книге известного историка Бориса Соколова представлен новый взгляд на историю борьбы советской и германской разведок в годы Второй мировой. Воспетая в романах и кинофильмах романтика деятельности разведчиков, как убедительно показывает автор, зачастую ничего общего с реальностью не имеет. Информация же, добытая агентами, способна повлиять на судьбы мира, лишь когда она используется штабами и ведомствами… – а вот с этой стороны изучать деятельность разведки у нас как-то не принято, сетует автор и предлагает свои ответы на вопросы:

– как борьба разведок отразилась на ходе боев на советско-германском фронте?

– что противники действительно знали друг о друге?

– кем был Штирлиц и что из истории легендарного Николая Кузнецова из разряда вымысла?

– как на самом деле «Смерш» ловил вражеских лазутчиков и кто в действительности шпионил на Гитлера?

– кто из числа выдающихся агентов вел двойную игру?

– что в известных фильмах о разведчиках является правдой?

---

Видимо, чувствуя уязвимость того, что рассказано о похищении и убийстве Гителя в книге «Сильные духом», соратник Кузнецова Николая Владимирович Струтинский, который в качестве денщика Зиберта вязал руки и затыкал рот несчастному майору, в своей повести «Подвиг» выдал немного иную версию событий:

«…Кузнецов сообщил о новом задании командования отряда:

– Прежде чем разделаться с генералом Ильгеном (командующим „Восточными войсками“ – коллаборационистскими формированиями вермахта; его Николай Иванович похитил в один день с убийством Функа. – Б. С.), мы должны убрать опасного фашиста Гителя. Завтра у меня с ним свидание, и оно весьма кстати. От Лисовской я узнал высказанное гестаповцем подозрение о моей принадлежности к иностранной разведке.

– Советской? – наивно прозвучал мой вопрос.

– Если бы! Всего-навсего… английской!

Мы все дружно рассмеялись. Николай Иванович продолжил:

– Смешно, конечно! Но, как говорят, дыма без огня не бывает. Раз завел он разговор на эту тему с Лисовской, то, несомненно, ему предшествовал подобный в другом месте. Хотелось бы только знать, кто пустил провокационный слушок? Если об этом один Гитель болтает, меня меньше волнует. Может, просто из-за ревности? Задался целью меня скомпрометировать перед красивой женщиной?.. Но мы, надеюсь, опередим события и избавим не в меру любопытного Гителя от его обременительных забот.

С Гителем Николая Ивановича познакомила Лисовская. Немец отрекомендовался начальником хозяйственного отдела рейхскомиссариата, а Кузнецов – офицером вермахта Паулем Зибертом. Перед Зибертом предстал фашист с приплюснутой головой и округленным лицом (замечательное определение фашиста! – Б. С.). По верхней тонкой губе ниточкой пробегали усики. Гитель любил хвастать своими похождениями. Особенно трагично звучал его рассказ о бесстрашном бое с русскими и его пленении.

– Несчастный! – сочувствовала Лидия Ивановна. – Как же вам удалось выбраться из того ада?

– Любовь к фатерлянду, моя милая.

В действительности все происходило иначе. Гитель трусливо сдался в плен и немедленно объявил о своей принадлежности к Коммунистической партии Германии. Он пустил в ход и такую версию, будто по заданию „центра“ вошел в доверие приближенных Эриха Коха и не раз информировал подполье о готовящихся фашистами акциях против мирного населения. Из плена он бежал. Милостью Эриха Коха Гитель стал начальником отдела при рейхскомиссариате Украины…

Как только Кузнецов ушел, Гитель изменил тон и нелестно отозвался о чванливом и заносчивом офицере. Он не постеснялся повторить версию о подозрительной личности Зиберта. Уж слишком долго находится он в командировке в Ровно! Лидия Ивановна рассмеялась.

– В данном случае вами руководит чувство зависти, обыкновенной мужской зависти!

– Нет, нет, милая моя. Мной руководит только солдатский долг.

– И чего это вдруг, с первой встречи заподозрить в нем шпиона?

– Милая моя, не с первой…

Теперь Гитель понял, как он глупо проболтался, и недоверчиво посмотрел на Лисовскую. Он наполнил рюмку и залпом выпил ром.

– Хочу верить, милая моя, о моем откровении никто не узнает! Ни гу-гу!

– Помилуй бог! Избавьте меня от подозрений, я далека от таких поступков!

– И даже ваш…

– Тем более Пауль Зиберт!

– Время было позднее, Гитель собрался, но попросил разрешения прийти ко мне. Вот, пожалуй, и все, если не считать его противных сентиментальностей, – заключила Лисовская. – Передайте Николаю Ивановичу мое мнение: Гитель опасен для всех нас. Поэтому… В общем, подумайте совместно».

И Кузнецов, по словам Струтинского, решил последовать совету своего агента. Брать Гителя решили на квартире другого агента – голландца Хуберта Гляза, сотрудника рейхскомиссариата. Николай Иванович будто бы сказал: «Пожалуй, самый подходящий адрес. При встрече со мной голландец сказал: если вам нужен будет человек для риска, вспомните обо мне. Вот и вспомнил».

Правда, Струтинский буквально на следующей странице противоречит сам себе, уверяя, будто сначала Гиттеля собирались скрутить на квартире подпольщиков супругов Стукало, но у их дома неожиданно оказалась толпа народа, и пришлось использовать квартиру Гляза как запасной вариант.

По утверждению Николая Владимировича, на следующий день обер-лейтенант Зиберт заглянул к Лисовской и застал там Гителя. Кузнецов предложил майору оставить Лисовскую и вместе пойти «по девочкам». Гитель воодушевился:

– Вы, Зиберт, кудесник! Вслед за необыкновенным ромом вы предлагаете красавиц! Как можно отказаться? Разумеется, едем!

Струтинский вспоминает: «Мы подъехали к дому Хуберта Гляза. Зиберт и Гитель вошли в квартиру, я последовал за ними с бутылками рома и коньяка.

– А где же девушки? – недоумевал Гитель.

– Не спешите, мой друг, они еще заняты туалетом, скоро появятся во всем своем ослепительном блеске. Вино! – скомандовал Зиберт.

Я подал отличное французское вино, предварительно вытерев бутылку влажным полотенцем. Два хрустальных бокала красиво искрилась. Гитель взял бутылку, приподнял брови и удовлетворенно подморгнул:

– Очень хорошо!

После второго бокала я подошел к Зиберту и заботливо предложил освободиться от ремней. „Ведь они стесняют!“ Николай Иванович снял ремень вместе с кобурой и облегченно вздохнул. В кармане брюк лежал запасной „вальтер“.

– Разрешите? – вежливо обратился я к Гителю.

Немец, правда с меньшим энтузиазмом, тоже снял ремни с кобурой. Я повесил их на вешалку на виду у гостей…

Я сел за стол вместе с другими. Это обстоятельство возмутило Гителя. Как так! Рядовой солдат, а ведет себя как равный! В тот момент, когда я отвечал на вопросы Гителя, взбудораженного моим бестактным поведением, Кузнецов зашел за его спину, моргнул мне и с силой навалился на гестаповца. Я тут же ринулся на помощь, заломил руки фашиста за спину. Подоспел и Хуберт Гляз. Он воткнул в рот хрипевшему Гителю кляп. Фашист понял свое безвыходное положение и с выпученными от страха глазами замотал головой, подтверждая свою готовность пойти на все условия, лишь бы ему сохранили жизнь».

Теперь Кузнецов начал с майором задушевную беседу:

– Слушайте Гитель. Скажите правду, что вы знаете о немецком офицере, которого заподозрили в сотрудничестве с иностранной разведкой?

Гитель потрясенно молчал.

– Если вы не хотите говорить, я не настаиваю, – ласково продолжал обер-лейтенант Зиберт. – Тогда вы умрете без покаяния.

– Нет, нет! – в отчаянии заорал майор, взывая к чувству расовой солидарности. – Вы немец и не совершите преступления против немца!

– Говорите! – великодушно разрешил Кузнецов.

– О вас, обер-лейтенант, я знаю, только одно: вы очень часто приезжаете в Ровно и неизвестно откуда. Меня это заинтересовало, ведь если бы вы подольше были на фронте, я бы свободнее себя чувствовал в… обществе Лидии Ивановны…

– Кому вы сказали о своих подозрениях? – поинтересовался Кузнецов.

– Только… Только Лидии Ивановне. Я сам хотел с вами разобраться. Но свои намерения, как видите, не выполнил.

Под конец Струтинский заставил обоих участников диалога заговорить патетически. Гитель будто бы вскрикнул:

– За меня отомстят!

Кузнецов заметил:

– Поздно. Мы выполняем приговор народа!

Гителя пристрелили, положили тело в брезентовый мешок и утром зарыли на огороде.

Версия Струтинского отличается от версии Медведева тем, что главным мотивом действий Гителя выступает не стремление войти в связь с английской разведкой через ее агента Зиберта, а ревность к тому же Зиберту. Но и в этом случае действия майора выглядят довольно нелепо. Если он весьма прохладно относился к обер-лейтенанту и к тому же подозревал его как иностранного шпиона, то почему так легко принял приглашение Зиберта поехать на незнакомую квартиру, да еще в одиночку. Если же Гитель хотел избавиться от соперника, претендующего на благосклонность Лисовской, то можно было использовать гораздо более безопасный путь: доложить начальству о своих подозрениях, оно бы запросило Берлин, и вскоре бы выяснилось, что Пауль Зиберт в кадрах вермахта не числится. Ему – пуля в застенке СД, а Гителю – медаль или даже крест за бдительность! Чем плохо! Так нет, майору, хоть и был он, по уверениям Струтинского, робкого десятка, захотелось рискованных приключений, за что бедняга Мартин и поплатился головой.

Николай Владимирович приписывает Гителю еще и двурушничество во время пребывания в советском плену, дабы лишний раз продемонстрировать подлую натуру майора и убедить своих читателей: этого фашиста грех было не вывести в расход. Зато, в отличие от Медведева, ничего не говорит о связи Гителя с судьей Функом, поскольку называет майора начальником хозяйственного отдела рейхскомиссариата. Между тем я думаю, что здесь-то Дмитрий Николаевич не соврал. Именно в близости Гителя к Функу и было все дело. Вероятно, майор хорошо знал привычки и распорядок дня судьи, расположение его апартаментов и понадобился готовившим покушение на Функа партизанам в качестве «языка». Получив необходимые сведения, Кузнецов и Струтинский Гителя прикончили. Вряд ли майор имел какое-то отношение к контрразведке, да и в советском плену, наверное, не был. Иначе как бы ему удалось из лагеря немецких военнопленных под Красногорском добраться до Ровно?