Ольга Елисеева - Екатерина Великая. Тайная жизнь императрицы

• Название: Екатерина Великая. Тайная жизнь императрицы
• Автор: Ольга Елисеева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-7905-6

Золотой век Екатерины II… Плетущие интриги фавориты, преданные гвардейцы, таинственные масоны, – двор великой императрицы до сих пор не раскрыл своих тайн. Государыня, конечно, не была святой – ее грехи известны. Но все они – и большие, и малые – в здравой памяти благодарного потомства с лихвой искуплены величием ее побед: парусами и пушками Черноморского флота, стенами Севастополя и Одессы, Николаева и Симферополя, Херсона и Мелитополя, сокровищами Эрмитажа. На три континента, включая север Америки, простерлась при ней Империя Российская…

---

Предусмотрительные родители Софии поспешили покинуть Варель, чтобы, как пишет Екатерина, «вырвать меня из когтей этой женщины». Однако уроки Бентинк не прошли для Софии даром. Маленькая принцесса находила свою новую приятельницу очаровательной. «Да и как могло быть иначе? – рассуждала Екатерина. – Мне было четырнадцать лет; она ездила верхом, танцевала, когда ей вздумается, пела, смеялась, прыгала, как дитя, хотя ей было тогда за тридцать».

Этот пассаж из мемуаров императрицы напоминает другие строки, написанные много лет спустя княгинейЕ.Р. Дашковой, которая рассказывала о своей первой встрече с великой княгиней и о том неотразимом впечатлении, которое на нее, пятнадцатилетнюю девочку, произвела тридцатилетняя цесаревна: «Очарование, исходившее от нее, в особенности когда она хотела привлечь к себе кого-нибудь, было слишком могущественно, чтобы подросток мог ему противиться». Сама пережив прелесть дружбы с более взрослой женщиной, Екатерина хорошо запомнила силу этого чувства и приемы, которые производят впечатление на юную, еще неопытную душу.

Графиня Бентинк осталась в Вареле, а карета принцессы Иоганны покатилась дальше. Погруженная в развлечения мать даже не замечала, что маленькая девочка с каждым днем все больше утрачивает естественное чувство дома, что она готова посчитать родным то место на карте, где ее странствия наконец остановятся.

Мир, открывавшийся Фикхен из окна дорожной кареты, был полон удивительных вещей. Холодное Балтийское взморье сменяли буковые леса Центральной Германии, а тихие заштатные города – роскошные резиденции королей и курфюрстов. Это был еще только маленький мирок германских земель, но для любознательной девочки он казался огромным. А главное – он постоянно менялся: то дюны, то горы; то мать, то бабушка; то Штеттин, то Берлин… Картины за окном кареты все время мелькали, единственным, что оставалось неизменным, была сама юная путешественница.

Вокруг Софии не обнаруживалось ничего прочного. Поэтому она искала опору в себе самой. Поток ранних, ярких впечатлений заставил девочку совершить своего рода бегство – замкнуться во внутреннем мире. Путешествия с матерью стали первым толчком, который понудил Софию самоуглубиться и вдруг открыть, что там, внутри, свет ничуть не меньше, чем снаружи.

Глава 2

«Одно честолюбие меня поддерживало»

И вот привычный мирок немецких княжеств раздвинулся до пределов. Пятнадцатилетняя Фикхен стала невестой Петра Федоровича и приехала в Россию. Иным было все, от просторов, вновь открывавшихся за стеклами кареты, до языка и одежды людей, которых увидела юная принцесса. Вдруг оказалось, что ее прежний дом, представлявшийся таким важным и помпезным, – лишь часть чего-то завораживающе огромного. Маленькая путешественница была потрясена и околдована. Она знать не знала, что где-то в глубинах дикой Азии таятся такое богатство и скрытая дремлющая мощь.

Царь-девица

Двор, к которому попала Фикхен, был одним из самых больших и богатых в Европе, хотя сохранял еще черты «варварства», как писали тогдашние европейские дипломаты. Дочь преобразователя России и его второй жены Екатерины I взошла на престол путем дворцового переворота, свергнув в 1742 г. правительницу Анну Леопольдовну и ее годовалого сына императора Ивана Антоновича. Получив корону, Елизавета Петровна выписала из Голштинии сына своей горячо любимой покойной сестры Анны, Питера-Ульриха, и провозгласила его наследником. Для того чтобы закрепить на троне потомство Петра Великого, юношу требовалось женить.

Поначалу императрица отнеслась к невесте племянника отечь тепло. Но позднее из-за придворного наушничества их отношения сильно испортились. Екатерина всегда восхищалась красотой Елизаветы и открыто признавала, что не встречала дамы более прекрасной. Но вот характер августейшей свекрови под ее пером выглядит не слишком привлекательно:

«Императрица Елизавета имела от природы много ума, она была очень весела и до крайности любила удовольствия; я думаю, что у нее было от природы доброе сердце, у нее были возвышенные чувства и много тщеславия; она вообще хотела блистать во всем и служить предметом удивления; я думаю, что ее физическая красота и врожденная лень очень испортили ее природный характер. Красота ее должна была бы предохранить ее от зависти и соперничества, которое вызывали в ней все женщины, не слишком безобразные; но, напротив того, она была до крайности озабочена тем, чтоб эту красоту не затмила никакая другая; это порождало в ней страшную ревность, толкавшую ее часто на мелочные поступки. Ее лень помешала ей заняться образованием ее ума, и в ее первой молодости воспитание ее было совершенно заброшено… Льстецы и сплетницы довершили дело, ее каждодневные занятия сделались сплошной цепью капризов, ханжества и распущенности, а так как она не имела ни одного твердого принципа и не была занята ни одним серьезным и солидным делом, то при ее большом уме она впала в скуку».

Справедливости ради надо сказать, что Елизавета обладала добрым сердцем и много сделала для смягчения нравов в России. Накануне переворота она дала обет перед образом Спасителя никого не казнить и сдержала слово. За ее царствование не был подписан ни один смертный приговор. Однако кнут все еще мог «коснуться благородного» даже в ближнем окружении императрицы. Так, добродушный фаворит Елизаветы граф Алексей Григорьевич Разумовский, хватив лишку, становился буен и бивал гостей. Поэтому наперсница государыни Мавра Егоровна Шувалова всякий раз заказывала благодарственный молебен, если муж, один из первых сановников и богачей, граф Петр Иванович Шувалов, возвращался с охоты от Разумовского невредимым.

«Доходило до того, – писал в мемуарах сын известного адмирала и сам адмирал Павел Васильевич Чичагов, – что вельможи, давая аудиенцию, в особенности иностранцам, обыкновенно старались принимать их во время туалета, когда они сменяли сорочки, дабы те видели, что на плечах знатного барина не было никаких рубцов от телесного наказания».

Современники сравнивали царствование Елизаветы с куда более суровыми временами Анны Иоанновны и, естественно, находили разительные перемены к лучшему. Прежде кровавые расправы с князьями Долгорукими или казнь А. П. Волынского наводили страх. Теперь откровенное злословие на весьма болезненную для государыни тему – ее незаконнорожденность и низкое происхождение матери – каралось весьма сдержанно. Битьем кнута, урезанием языка и ссылкой в Сибирь. Именно так в 1743 г. Елизавета поступила со своей старой соперницей придворной дамой Натальей Лопухиной.

Искренне православная и русская по складу характера Елизавета была любима подданными. Тем не менее в повседневной жизни государыня нередко вела себя как домашний деспот. Коль скоро она носила корону, то от семейного самодурства страдали не только родные, но и все, кто не вовремя подвернулся под горячую руку. «Петрова дщерь» во многом напоминала покойного родителя, она держала двор, как дворню, была страшна в гневе и не терпела возражений. Не получив хорошего воспитания, государыня не имела внутреннего стержня, заставившего бы ее контролировать свой беспокойный нрав. Внешних же сдерживающих факторов в лице уважающего себя общества у монархини не было. Жаловаться на царскую волю казалось не только бесполезным, но и неприличным. Придворные втихомолку роптали, но подчинялись.

Императрица Елизавета Петровна. Художник В. Эриксен

«Было множество тем для разговора, – вспоминала Екатерина, – которые она (Елизавета. – О.Е.) не любила: например, не следовало совсем говорить ни о короле прусском, ни о Вольтере, ни о болезнях, ни о покойниках, ни о красивых женщинах, ни о французских манерах, ни о науках – все эти предметы разговора ей не нравились. Кроме того, у нее было множество суеверий… Вследствие этого разговор был очень щекотливым». Вот и сидели гости за столом большей частью молча, что тоже вызывало гнев государыни, и она нередко удалялась, рассерженная отсутствием оживленной беседы.

Одна из красивейших женщин своего времени, Елизавета Петровна не терпела соперничества, не выносила успеха других дам, болезненно переживала натиск времени и неизбежное увядание. Она запрещала высокие прически, длинные шлейфы, горностаевый мех, именными указами диктовала фасоны платьев и расцветки тканей. Привлекать взоры могла только сама императрица – нестареющая богиня, хозяйка сказочной страны и ее счастливых обитателей.

Когда Елизавета неудачно покрасила волосы и их пришлось обрить, последовал немедленный приказ всем петербургским дамам сделать тоже самое. С плачем русские Венеры стригли косы и надевали присланные из дворца «черные, плохо расчесанные парики». Ни одна гостья не могла чувствовать себя при дворе спокойно. Если наряд шел ей, она рисковала получить выговор от государыни и приказание никогда впредь не надевать «этого платья». Как-то на балу Елизавета срезала золотыми ножницами с головы графини Нарышкиной прелестное украшение из лент. «В другой раз она лично сама остригла половину завитых спереди волос у своих двух фрейлин под тем предлогом, что не любит фасон прически, какой у них был…Обе девицы уверяли, что Ее величество с волосами содрала и немножко кожи».