Крыласов Александр - Рыбьи души

• Название: Рыбьи души
• Автор: Крыласов Александр
• Жанр: Русское современное

Антон Палыч Чехов был врач. И Михаил Булгаков был врач. И Василий Аксенов был врач. И Григорий Горин, и Аркадий Арканов – они тоже были врачи. Мы не знаем, какими они были врачами. Наверно, хорошими, душевными… Но вот что мы точно знаем – они были отличными писателями. Профессия и опыт врача прям-таки подталкивают человека к перу и бумаге. Как результат – мировая литература обогатилась отличными книгами, которые врачуют души, даже когда создатели этих книг уже беседуют с Гиппократом и Рабле… Вы думаете, что если они ушли, то традиция прервалась? Дудки! Читайте великолепную прозу доктора Крыласова – нарколога, новатора, изобретателя и отличного писателя.

Читайте, и вы поймете, что русская литература жива и здорова!

---

– Какой бодрый старикашка, – поощрительно оскалилась Инесса, – хочу высказать тебе респект и уважуху, дядя Сёма. Ты не выглядишь на свои шестьдесят лет.

– Мне ещё пятидесяти нет! – взвыл Волобуев, раненный в самое сердце, – мне полтинник только в декабре стукнет!

– Надо же, – всплеснула руками Виолетта, – мне уже девятнадцать, им всего пятьдесят.

– И всё же, как твоя фамилия? – не отставала Инесса, – мне интекуресно.

Так она обыграла слово «интересно». – Волобуев.

– Если вы, Семён Волобуев угостите меня сигареткой, я напишу и посвящу вам песню весьма и весьма сомнительного свойства, – оживился Гришаня.

– Такие устроят? – Максимыч полез в карман и извлёк пачку «примы».

– И всё-таки вы поэт, признайтесь, – покачал головой Шишов, – только поэты могут курить такую гадость. Даже сантехники перешли на «галуаз».

Тем не менее, две ладошки и одна ручища потянулись к «приме», ухватили по несколько «гвоздиков» и в пачке ничего не осталось.

– Я курьер, – нехотя признался Волобуев.

– Для курьера ты слишком стар и некультяпист, – едко заметила Инесса.

– Гонцам все возрасты покорны, – припечатал Семён Максимович.

– Как он меня осекнул, – усмехнулась девушка.

– Она хотела сказать, осёк, – поправил Гриня.

Волобуев собрался соврать, что он развозит документацию только государственной важности и встречается исключительно с членами правительства, но передумал. От Гришки не предвиделось никакого толку, ни в моральном, ни в материальном плане, а Инесса с Виолеттой были хоть и молоды, но слишком уж не ухоженны и провинциальны. «Наверняка, какими-нибудь Ксюхами зовут. Обойдёмся портвешком», – подумал опытный Максимыч и предложил сгонять за шампанским. Предложение было встречено воплями восторга и одобрения. Когда Волобуев притаранил две бутылки «Порт 777 столовое» по пятьдесят рублей сорок копеек, произведения было уже готовы.

– Эта песня посвящается вам, мой залежалый друг, – рассмеялся Шишов, беря в руки гитару, – а вторая мне. Если я, конечно, доживу до пятидесяти. Помните, Борис Гребенщиков сто лет назад пел про старика Козлодоева? А я спою вам про старика Волобуева.

Старик Волобуев

У него затылок
Оголён и скошен.
Шрамы от бутылок
Россыпью горошин

У него глазёнки
Голубого ситца.
Как глотнёт «палёнки»
Непременно ссытся.

Если у пьянчужки
Не фурычит клапан,
Значит, низ кольчужки
Грязен и закапан.

А ведь он был молод
И ходил по бабам,
«Герычем» уколот,
Пыхнувши не слабо.

Иногда под водкой,
Иногда под клеем,
Он шагал к молодкам
И бубнил: «Налей им».

Но придя к простухе,
Он шумел с порога:
«Дай мне бормотухи
Иль пивка немного»!

А девица гордо,
Подбоченясь скалкой,
Возражала: «Морда,
Хочешь по мигалкам?

Пить бы мог и дома
Или на скамейке.
Не создать, кулёма,
Нам с тобой ячейки.

Уходи, утырок!
Отползай, укурок!
А то влепит дырок
Мой дружок из урок».

Волобуев кепи
Забывал в прихожей
И ломился в степи
С протокольной рожей.

Жизнь промчалась мимо.
Горе так уж горе. Ч-ч-чь.

Шишов приложил указательный палец к губам:

Словно после «примы»
Входит в горло горечь.

Жизнь была контрольной,
Страхом, болью, игом.
Разве не прикольно,
Что и сгинет мигом?

Волобуев не знал, обидеться ему или захихикать. На всякий случай рассмеялся. А Гришка уже запел вторую песню, где говорилось, что когда-нибудь ему стукнет полтинник, чего быть не может и никогда не будет. В принципе.

Старик Шишов

Мне скоро стукнет пятьдесят.
Ну, чем не возраст для поэта?
В мозгах бетон, глаза косят,
Не фокусируя предметы.

Я обносился, отощал,
Не попадаю пальцем в ноты,
Я даже духом обнищал,
Не говоря уж про банкноты.

Ну ладно, съем ново-пассит
Или повешусь, как повеса.
Поэт на проводе висит
Солидней гирьки и отвеса.

Успех и деньги – вот завет,
Нам от Державина дошедший.
После пятидесяти поэт -
Не гражданин, а сумасшедший.

Но я не брошусь под «оку»
И не запью, не стану в позу,
Я «ундервуд» приволоку
И перейду в сердцах на прозу.

Гришка раскланялся, отложил гитару и достал из комода плавленый сыр, банку шпрот и четыре пряника. Под разговоры эротического содержания, лихой квартет уговорил две бутылки портвеша за полчаса. Волобуев собирался уже сгонять за добавкой, но Шишову позвонили из редакции и предложили получить гонорар. Гриня выругался, но покорно урулил за деньгами, а девушки сразу прыгнули Максимычу на колени и принялись расстёгивать на нём рубашку. Волобуев бурно задышал и принялся беспощадно лапать проказниц за грудь и бёдра. Он представил себе секс на троих, и от этих мыслей у него даже в голове застучало. Однако девушки как будто чего-то ждали и не спешили отдать Волобуеву самое дорогое. Семён Максимович решил форсировать события, он обнял их за шеи, прижал к себе и поинтересовался.

– Шалуньи, а как насчёт секса втроём?

– Какого секса? – округлили глаза барышни.

– Такого, – игриво зажмурился Максимыч.

– Это будет стоить старику Волобуеву, – прикинула в уме Инесса, – всего двести баксов. Бабульки вперёд.

– Сколько!?

– Ну, хорошо, хорошо, сто, – поправила подругу Виолетта.

– Гусары денег не берут, – отшутился Семён Максимович, – девчонки, а не заняться ли нам любовью с первого взгляда?

– Дядя Сёма, пора бы уже понять, что инвалидам и престарелым девушки бесплатно не дают, только за деньги, – напомнила Инесса.

– Мы пойдём, сполоснёмся, – предупредила Виолетта, – а ты, старый, пока решай, что тебе дороже: любовь или деньги?

Девчонки отправились в душ, а Волобуев заскучал. Что там решать, в кармане Максимыча хранилось всего сто пятьдесят рублей. На две бутылки портвейна хватало с лихвой, а на двух путан, к сожалению, нет. Даже на одну не удавалось наскрести. Униженный и оскорблённый Семён Максимович, возмущённо хлопнув дверью, убыл восвояси. По пути он громко и нецензурно выражался, бранил современную молодёжь за продажность и бубнил.

– Да что бы я… Да ещё раз… Да никогда… Ведь он не просто так смылся. Якобы за гонораром поехал, как же! Сутенёр поганый… Ноги моей больше ни у кого из «детей» не будет! – клялся и божился Волобуев, топая домой после «любовных утех».

Глава 4. Поля Волченкова

Но в запасе оставалась ещё «дочурка». Уж она-то, родимая, не должна его подвести. Волобуев разведал место, где проживала его «любимая доча». Это оказалась пафосная новостройка в Кунцево. Злая, заспанная консьержка Максимыча даже в подъезд не пустила, обозвала «Красной Шапочкой» и посоветовала бомжевать в другом районе. Пришлось зарядить соседа по коммунальной квартире, чтобы тот порыскал по Интернету и разнюхал, где и кем работают его «короеды». Если Волобуев раньше располагал такой информацией, вряд ли бы он попёрся к безработному грузчику Жбанову или поэтическому сутенёру Шишову. Эти двое оказались вредоносными сорняками в его огороде. Зато остальные побеги плодоносили почище мичуринских саженцев. Его «дочурка», например, трудилась риэлтором в мощной конторе, к ней-то Семён Максимович и направился, когда немного отошёл после обид на любовном фронте.

Все стены риэлторского агентства были увешены жизнеутверждающими плакатами: «Нас рекомендуют друзьям», «Реализуем задуманное», «Двадцать лет работаем по совести и рекомендациям», «Ваш надёжный риэлтор», «Профессиональное сопровождение сделок», «Содействие в получении ипотечного кредита», «Обмен квартир и комнат любой сложности». Волобуев осмотрелся и попросил позвать Полину Волченкову в качестве личного консультанта. Вышедшая к нему девушка напоминала мартовскую рысь, такая же хищная и стройная, но с бриллиантами в ушах и телефоном последней модели. Её удлинённые глаза цвета денег светились на свету и в темноте, горя нечеловеческой жаждой наживы, в зрачках застыли стодолларовые купюры.

– Здравствуйте, – Волченкова улыбнулась накаченными губами, – чем могу помочь?

– Здравствуйте, Полина. Меня зовут Семён Максимович. Вы будете смеяться, но я ваш родной отец.

– Простите?

– Полюшка, я твой папа.

– Вы пьяны!? – возмутилась Волченкова.

– Исключительно от счастья, – Волобуев смахнул с ресницы несуществующую слезу, вторым глазом наблюдая за реакцией Полины.

Волченкова растерянно крутила в руках телефон, не зная, что и думать.

– Полюшка, – пустил невидимую миру слезу Максимыч, – а ведь ты так похожа на свою мать, смотрю на тебя, а вижу её. Как же я её любил, как холил и нежил…

– Семён Максимович, вы сейчас говорите о женщине или о кобыле? – перебила Волченкова.