Анна Берзер - Слушали - постановили

• Название: Слушали - постановили
• Автор: Анна Берзер
• Жанр: Публицистика

---

Одной из крупных ошибок журнала "Новый мир" является то, что он напечатал в № 1 за 1953 год повесть Казакевича "Сердце друга" *. Дело в том, что ряд сторон этой повести перекликается с тем, что имеется в романе Гроссмана. Прежде всего бросается в глаза, что на этой повести лежит печать некоторой ущербности, обреченности. Эта повесть тоже написана глазами пессимистически глядящего на мир человека. С другой стороны, в показе людей (не в такой мере, как у Гроссмана) тоже есть эта сторона, когда героический человек обязательно несет за собой либо черты обывательщины, пошлости, либо мещанства - для того, чтобы принизить его значение... Герои повести Казакевича даны - "как трава растет". Они в большинстве - люди цельные, но не заострена идейная сторона того дела, за которое они борются, и поэтому автор от себя нагружает их иногда не попадающими в тон характера чертами "из задних комнат", которые по своей нарочитости заставляют думать, что автор в данном случае преследует специальную цель - огрязнения, искажения нашего советского человека.

* Повесть Казакевича "Сердце друга" только что вышла из печати (в январе 1953 г.), и на нее, как нам представляется, не было еще спущено верховных указаний. Ее подверстали к роману Гроссмана в общем угаре.

И в повести дается такая философия, такие высказывания, что служит поводом для переклички с Василием Гроссманом. Когда погибает Акимов, дается описание его переживаний. Никто не знает, что испытывает человек умирая, но художник имеет право догадываться. Но, чтобы ввести эту сцену, как делал это Лев Толстой, - это делается для того, чтобы с ее помощью показать какую-нибудь идею. А какую цель преследовал в данном случае Э. Казакевич непонятно. Что хотел этим сказать автор - неясно. Мы читаем:

"Акимов еще слышал крик Матюхина, но ему казалось, что это шум воды, бьющейся о пороги, крик ночной птицы и вообще нечто, исходящее не от человека, а от природы. Потом, когда его несли, он на мгновенье пришел в себя и решил, что возле него дежурят Мартынов, Матюхин и еще кто-то уже много ночей подряд, и он захотел сказать им, что хватит, пусть они идут спать, ведь они хотят спать. Ему показалось, что он это им сказал, и они исчезли, провалились куда-то, а теперь он хочет пить и некому подать ему пить, так как он велел всем уйти от его койки. Ему чудилось, что он лежит на корабельной койке и она раскачивается все больше и больше и он ударяется каждый раз голым сердцем о что-то острое и одновременно тупое. И вот качка стала невыносимо сильной, так что боль все больше увеличивалась, так что нельзя было терпеть, потому что сердце с налета билось все о то же самое острое и тупое. И он подумал, что так нельзя, что это надо прекратить, нельзя так терзать сердце, потому что оно - не его собственное, оно принадлежит чему-то туманному, неясному, но светлому и важному. Может быть, он в этот миг думал об Аничке. Хотя он уже не мог вспомнить ни ее имени, ни ее лица, ни даже того, что она такое, но в его мозгу дрожало радостное и светящееся пятно, включавшее в себя и ее и все, что он любил в жизни, и именно этому радостному и светящемуся принадлежало его сердце, содрогавшееся от боли и борьбы.

Он затрепетал и затих".

Неизвестно, зачем это сделано? Почему человек, который сражался за родину, за Сталина, почему надо, чтобы он под конец в его бессознательном состоянии стремился к "чему-то туманному, неясному", состоящему из образа любимой женщины и т. д.?

Но это тем более усугубляется, когда приходит к Аничке известие, что враги народа выкапывают наших бойцов из могил. "Выслушав Верстовского, Аничка осталась сидеть неподвижно. Удивление, омерзение, скорбь и неверие в людей овладели ею". Почему неверие в людей? В чем тут дело? Но это имеет свое развитие. Дальше Казакевич пишет: "В эти мгновения, длившиеся, казалось ей, века, она с ужасом спрашивала у Акимова: "Зачем же ты пошел туда? За что же ты умер? Кому понес ты чистоту помыслов, свое мужество и свою любовь?"".

Мы вправе спросить у Казакевича, что он хотел сказать этой философией?

В начале главы он говорит:

"На этом можно и закончить повесть о жизни и смерти человека сороковых годов двадцатого столетия и перейти к другим повестям о людях более позднего времени, об их радостях и печалях".

Значит, нет классового общества, нет советского общества, окруженного врагами, а есть только люди двадцатого столетия? Вот эти места в повести Казакевича, эта общая тональность заставляют говорить, что повесть содержит крупные идейные ошибки.

Я не могу поставить эту повесть в один ряд с романом Гроссмана. Почему? Потому что и тема, которую взял Казакевич, уже, и люди, которых он изображает, - это люди цельные в большинстве своем. Здесь есть очень хорошие страницы, здесь показана героическая борьба людей, здесь проведена оригинальная идея, когда он показывает людей в Норвегии, да и, наконец, само произведение написано гуманным человеком. Но этого рода идейные ошибки, которые находят свое выражение в целом ряде художественных и' идеологических срывов, заставляют нас сказать, что это произведение с крупными идейными ошибками. Мы не можем сказать, как о романе Гроссмана, что эта повесть Казакевича в идее своей порочна, она поддается в этом отношении исправлению, но она не должна была в таком виде появляться на страницах "Нового мира".

Редакция проявила благодушие, идейную нетребовательность, не поставив перед автором вопросов, которые мы ставим сейчас.

И ошибки "Нового мира" продолжаются *. В № 3 журнала напечатана статья Гудзия и Жданова, которая представляет собой полемику с тем, что проводится сейчас в нашем государстве - упорядочением дела издания классиков...

Товарищи хотят полемизировать с предложением партии о бережном отношении к нашим классикам **.

* Вечная тема - "Ошибки "Нового мира"!" Она закончит свое существование в 1970 году - со снятием Твардовского.

** Трудно даже представить себе, что речь идет о профессоре Николае Калинниковиче Гудзии, любимом учителе многих поколений филологов, знатоке и защитнике культуры, и о Владимире Викторовиче Жданове - литературоведе, критике и исследователе.

Все это говорит о том, что в редакции "Новый мир" - неблагополучно. Очевидно, нам следует над этим подумать и помочь делу укрепления аппарата редакции. Очевидно, силы редакции таковы, что не могут справиться с ведением литературно-художественного журнала.

Товарищи! Ряд ошибок, которые допустил журнал... ошибки по отношению к роману Василия Гроссмана, - заставляют нас серьезно подумать о том, что мы должны покончить с благодушием в нашей среде, повысить нашу идейную требовательность, стать на принципиальные марксистско-ленинские позиции и с этих позиций вести наше дело. Не давать проникновения в нашу среду чуждой идеологии. Мы должны повысить бдительность и в вопросах идеологии также.

Нам нужна бдительность общегражданского порядка, так как в нашу организацию проникают люди, являющиеся прямыми врагами. Это вопрос работы с кадрами, вопрос изучения кадров. В нашей стране порой обнаруживаются такие враги, и бдительность по отношению к таким врагам, которые творят свое черное дело, проникнув в ряды нашей организации, необходима. Но мы должны проявлять бдительность и в вопросах идеологии, блюсти чистоту ленинско-сталинских позиций. Это требует от наших руководящих органов и редакций журналов повышения идейной требовательности к тем материалам, которые мы печатаем.

И естественно, что мы, руководители, члены Секретариата Союза советских писателей, делаем глубокие для себя выводы из этих ошибок наших и наших органов.

Я сейчас перехожу к третьему вопросу...

XIX съезд партии дал нам развернутую программу работы. XIX съезд партии дал нам много руководящих и замечательных указаний, которые относятся прямо и непосредственно к задачам литературы. Но было бы неправильно, если бы мы делали выводы только из этих задач, поставленных перед нами. Нет, вся работа XIX съезда имеет прямое отношение к нам.

Ведь принятый пятилетний план - это пафос строительства коммунизма в нашей стране, это и наш пафос. Он определяет и новую тематику, требует от нас и показывает, на какие стороны жизни мы должны обратить главное внимание...

Принят новый Устав нашей партии. Ведь как поставлен вопрос в нем о роли передового деятеля в нашей стране, имеющего отношение к вопросам гуманизма, к вопросам морали. Ведь эти черты деятеля ленинско-сталинского типа мы распространяем на все наше советское общество. Стало быть, это имеет прямое отношение к нашей писательской работе.

В докладе товарища Маленкова эти гигантские перспективы раскрыты полностью. Нам указаны пути, каким образом мы можем осуществлять это. Мы можем осуществлять это тем, что мы должны глядеть вперед, должны уметь изображать нашего человека таким, чтобы он служил образцом для всех людей, чтобы на этих образцах можно было учить, чтобы мы не замазывали трудности, чтобы мы показывали наших противников, врагов и то, что является гнилым, и то, что подлежит перевоспитанию, чтобы мы давали жизнь во всех ее трудностях и противоречиях, показывали жизнь во всем ее богатстве и развитии.