Филимон Сергеев - Вечна только ты…

• Название: Вечна только ты…
• Автор: Филимон Сергеев
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4329-0037-1

В книгу вошли стихи двух известных русских поэтов – Филимона Сергеева и Ольги Версе. У каждого своя поэтическая тропа, но как часто эти тропы пересекаются! Для поэтов характерно трепетное, внимательное отношение к людям, близким, друзьям, к России, ее прошлому и будущему. Любовь, искренняя и светлая, – основная тема их творчества. Не случайно многие стихи стали песнями. Эта книга – истинное откровение для любителей современной поэзии.

---

Осенний звон

Романс

Осенний звон, прощальный вечер.
Благоуханье ярких звезд.
Я вас, мой ангел, снова встретил
Букетом самых нежных роз.

Любовь моя, как ты похожа
На свет мерцающей звезды.
Все в мире тленно, все ничтожно,
Я знаю: вечна только ты.

Осенний звон, прощальный вечер,
Поникли травы у окна.
Вдали березы, словно свечи,
Поляна воздухом пьяна.

И я, мой друг, счастливый, пьяный
От этих рощ, от этих нив.
И ветер, спутник долгожданный,
Мне шепчет лиственный мотив.

Любовь моя, как ты похожа
На свет мерцающей звезды.
Все в мире тленно, все ничтожно.
Я знаю: вечна только ты.

«Нынче я от счастья пьяный…»

Людмиле Климовой

Нынче я от счастья пьяный.
Ветер – сводник окаянный —
Рассмешил меня до слез,
Растревожил и понес
За поля, пролески, кочки,
К Миле, егеревой дочке.
К тайным чувствам, в звон берез,
В тишину болотных грез.
Ветер, ты шумишь напрасно.
Я влюблен в другую сказку.
Там в березовом плену
Под венец я взял луну.
Приходи ко мне на праздник,
В море сосен и берез.
Зацелую, как проказник,
Посмеемся мы до слез.

Молитва

Ветер свистит за околицей,
Бьет полуночную тьму.
Заяц как будто бы молится —
Ест на поляне траву.

Молятся зайцы и лоси,
Почки глотая во тьме.
Рысь словно рябчика просит:
«Дай помолиться и мне!»

Звери едят будто молятся.
Ветер гудит по холмам.
Выйду и я за околицу
И помолюсь небесам.

В мире, где мрачно и холодно,
Присказка мудрая есть:
«Чтоб не свалиться от голода,
Надо молиться и есть».

Нищета

Я по лунному насту иду!
В мире много других дорог,
Но скольжу я по тонкому льду,
Под собою не чувствуя ног.

Бесконечная снежная даль,
Ты послушай меня, пойми!
То не снег расстелился, как шаль,
То в полях стынут слезы мои.

Может, болен я, может быть, пьян.
Только это не сон и не блажь,
Каждый встречный в пути басурман
Или оборотень, или алкаш.

Может, я надорвался, ослаб.
Кровь мерещится всюду, гробы, —
Каждый встречный продажный раб
Одинокой своей судьбы.

И на всех необъятных полях
В тихий вечер иль в круговерть
Совесть, вскормленную на рублях,
Поджидает старуха смерть.

Русь, родная моя сторона.
Ты пойми, в этой жуткой красе
Стынет в холоде не луна,
Стынет кровь моя в нищете.

Я боюсь ее, словно огня.
Но Россия со мной в нищете.
Не с того ли на склоне дня
Ярко звезды горят – да не те.

«Нет, не те!» – мне пророчит весна.
То не звезды, то слезы – снег.
Снег и слезы вокруг, и луна
Кровью харкает, как человек.

Бесконечная снежная даль.
Ты послушай меня, пойми!
Лебединых полей печаль
Нам пророчит ненастные дни.

Крест и черемуха

За кладбищем осины,
Черемуха и лес.
Там, в голубой низине,
Стоит железный крест.

Он сильно проржавелый
Согнулся – не узнать.
Но снег черемух белых
Над ним опять, опять…

Ветшает крест и падает.
Но раннею весной
Вновь зацветет в нарядах
Черемухи лесной.

Кто-то пожмет плечами:
«Гляди-ка, ожил вновь».
А я скажу стихами:
«У них любовь».

Голод

Константину Воронцову-Игнатикову

Войду в пятистенку и плачу
Бездомным щенком в полутьму.
Наверно, с душою собачьей
И с костью в зубах помру.
А может, голодным волком —
Похожи мы с ним судьбой.
И мысли, и зубы колкие,
И мудрости мы одной.
Мой голод – рассвет онежский,
Черемухи первый снег,
И северный говор здешний
От карбасов и телег.
Помилуйте, разве можно
По искренности не голодать
Иль по реке таежной,
В которой купала мать?!
Россия… По ней голодаю…
Куда ж она вновь поплыла,
И нищая, и босая,
Сжигая свой крест дотла?
Войду в пятистенку и плачу
Голодным щенком в полутьму.
Наверно, с душою собачьей
У голбицы и помру.

Письмо в Москву

Известному предпринимателю (под крышей общественной организации) господину Ш.

Который год живу в лесах,
В избе сосновой, по привычке,
И вспоминаю часто Вас,
Товарищ вечеров столичных.

Но, получая бандероль,
(В ней книга Ваша и печенье),
Не радость чувствую, а боль,
Не взлет, а страшное паденье.

Вы пишете про «Жигули»,
Вы были в Лондоне, в Париже,
А нас метели замели,
И у лосей мозоли, грыжи.

Есть в каждом слове жизни ткань,
Гул мирной жизни или боя…
А Ваша книга просто дрянь —
Ни бури в ней и ни покоя.

«Расскажи мне про села…»

Андрею Турыгину

Расскажи мне про села,
Про таежную синь.
О родном, о веселом
Ты меня расспроси.

Нет прекрасней, я верю,
Этих сосен в снегу.
О, мой Север, мой Север,
Без тебя не могу!

Не могу я без поля,
Не могу без пурги.
О, мой Север, мой Север,
Ты себя береги!

Береги эти краски
Нашей русской земли,
От Карел до Аляски —
Береги, береги.

Береги эти избы.
Как за них я боюсь!
О, мой Север, мой Север —
Лебединая грусть.

«Душа моя опять светла…»

Николаю Редькину

Душа моя опять светла
На берегу звенящей нивы.
Я вновь как странник сиротливый
Дышу просторами села.

У ног моих ручей усталый
Журчит отравленной водой…
Ты знаешь, друг, мне жизнь досталась
С такой же грустною судьбой.

Как он хотел разлиться морем,
Отмыть, очистить мир от зла!
Но только нахлебался горя —
Пропал в излучине села.

Стою в слезах над шумной нивой,
Прозрачной хочется воды.
Но где она?! – родник ранимый
Не вынес грязи и беды.

Остался лишь ручей усталый.
Журчит отравленной водой…
Ты знаешь, друг, мне жизнь досталась
С такой же горькою судьбой.

«Эх, не сидится нынче дома…»

Вере Черновой-Головановой

Эх, не сидится нынче дома!
Быть взаперти невмоготу —
На сани хочется, в солому,
К сорокам звонким на снегу.
И вот скользят лихие сани
По запорошенным холмам.
Весь мир наполнен чудесами
И как вселенная ты сам!

Не истребило время грусти,
Дорог лесных не замело!
И словно птицей становлюсь я,
Лечу в соседнее село.
Кричит мне Вера: «Друг мой милый,
Скорей сюда, к родным холмам!
Восстановим былые силы,
Любовь к возвышенным словам!»

Она глядит на мир с упреком, —
Ей мало солнца и тепла.
Как будто злым брусничным соком
Метель ей губы обожгла.
Она дыханием томима
Студеных рек, глухих лесов
И словно ель неотделима
От белоснежных берегов.

Душа

Эх, душа моя окаянная,
Чует русского мужика,
Вечно нищего, вечно пьяного
Бессребряного чудака.

«Денег нету». Но нет и совести.
Рот откроет – позор и стыд.
Отчего же так сердце ноет
И душа за него болит?

Может, сам я чудак и нищий
И не помню, с которых пор
Снятся денег шальные «тыщи»,
Ну а в доме один топор.

Эх, душа моя окаянная,
Я напьюсь и пойду бродить
По развалинам по деревянным —
Жизнь пустую свою губить.

Что в ней было – мечты да грезы,
Душу тешил любовный хмель.
Раньше я целовал березу,
А теперь – ледяную ель.

Ненависть и ложь

Не услышишь пенья птицы,
Только призрак лжи
Сытой промелькнет волчицей
Где-то у межи.

Золотой закат у леса
Как тревожишь ты —
Нет зверья, нет птиц, нет беса
И поля пусты.

Я мечтаю очутиться
В роще на сосне,
И блаженной райской птицей
Нежиться во сне.

Только нет ни сна, ни рая,
Пахнет кровью рожь.
Нас богатством изумляя, и живут,
И процветают ненависть и ложь.

«Я вновь безропотно и нежно…»

Я вновь безропотно и нежно
Одним желанием томим —
Тайгу увидеть белоснежную,
Избу бревенчатую, дым.

Россия, ты не отзвучала
В моем пути, в моей борьбе!
Я знаю, нерушимо знаю:
Ты мне нужна, а я – тебе.

Люблю твои повети, бани,
Чащобы, буреломы, пни,
Церквушки. И надеюсь втайне,
Что будут вечными они.
Но круг их меньше с каждым годом…
Их часто рушат предо мной
В дурную засуху-погоду
Пожары черною стеной.

Горят леса, причалы, запани
И бьет неистовый пожар
По тем местам, где я когда-то
С отцом черемуху сажал.
И слышу я, как стонет Тойма,
Речушка северной земли,
И лоси мечутся у поймы —
На помощь нас зовут они.

«Я знаю горестные слезы…»