Филимон Сергеев - Вечна только ты…

• Название: Вечна только ты…
• Автор: Филимон Сергеев
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4329-0037-1

В книгу вошли стихи двух известных русских поэтов – Филимона Сергеева и Ольги Версе. У каждого своя поэтическая тропа, но как часто эти тропы пересекаются! Для поэтов характерно трепетное, внимательное отношение к людям, близким, друзьям, к России, ее прошлому и будущему. Любовь, искренняя и светлая, – основная тема их творчества. Не случайно многие стихи стали песнями. Эта книга – истинное откровение для любителей современной поэзии.

---

Душа

Эх, душа моя окаянная,
Чует русского мужика,
Вечно нищего, вечно пьяного
Бессребряного чудака.

«Денег нету». Но нет и совести.
Рот откроет – позор и стыд.
Отчего же так сердце ноет
И душа за него болит?

Может, сам я чудак и нищий
И не помню, с которых пор
Снятся денег шальные «тыщи»,
Ну а в доме один топор.

Эх, душа моя окаянная,
Я напьюсь и пойду бродить
По развалинам по деревянным —
Жизнь пустую свою губить.

Что в ней было – мечты да грезы,
Душу тешил любовный хмель.
Раньше я целовал березу,
А теперь – ледяную ель.

Ненависть и ложь

Не услышишь пенья птицы,
Только призрак лжи
Сытой промелькнет волчицей
Где-то у межи.

Золотой закат у леса
Как тревожишь ты —
Нет зверья, нет птиц, нет беса
И поля пусты.

Я мечтаю очутиться
В роще на сосне,
И блаженной райской птицей
Нежиться во сне.

Только нет ни сна, ни рая,
Пахнет кровью рожь.
Нас богатством изумляя, и живут,
И процветают ненависть и ложь.

«Я вновь безропотно и нежно…»

Я вновь безропотно и нежно
Одним желанием томим —
Тайгу увидеть белоснежную,
Избу бревенчатую, дым.

Россия, ты не отзвучала
В моем пути, в моей борьбе!
Я знаю, нерушимо знаю:
Ты мне нужна, а я – тебе.

Люблю твои повети, бани,
Чащобы, буреломы, пни,
Церквушки. И надеюсь втайне,
Что будут вечными они.
Но круг их меньше с каждым годом…
Их часто рушат предо мной
В дурную засуху-погоду
Пожары черною стеной.

Горят леса, причалы, запани
И бьет неистовый пожар
По тем местам, где я когда-то
С отцом черемуху сажал.
И слышу я, как стонет Тойма,
Речушка северной земли,
И лоси мечутся у поймы —
На помощь нас зовут они.

«Я знаю горестные слезы…»

Николаю Редькину

Я знаю горестные слезы
И радость счастья – все во мне
Соединилось, словно звезды
Нашли свой путь в кромешной тьме.

Я счастлив, что своим стараньем
Для тех, кто заблудился вдруг,
Помог найти в пути признанье,
И давний враг теперь мой друг.

Он плачет: «Трудно верить в Бога,
Когда в душе живет тревога
И рассыпается все в прах
И на земле, и в небесах».

И все же в Бога верь, в любовь.
От слез любви не стынет кровь.
Об этом знает лишь поэт,
В котором зла, корысти нет.

Как Бог, он к власти не стремится,
Ему б лишь только пели птицы
И отражалась в небесах
Земли бездонная краса.

«Деревянное детство моё…»

Деревянное детство моё —
Не подарок, не мумиё.
Всюду-всюду с гвоздями мосты,
Меж досок словно кровь – цветы.

Помню, я их как розы срывал,
Словно кудри твои ласкал.
Деревянные детства мосты —
Моих слез и надежд цветы.

Там разруха как ведьма жила.
Но я верил в любви удила,
В дружбу, верность, взаимность, честь…
Мне нечего было есть.

Если нет в голенище ножа, —
Жизнь в опасности и душа.
Где-то, где-то цветет благодать.
Свойство мерзкого – перепродать,
Ненавидеть родных, друзей
В том пиру, где кричат: «Налей!»
Деревянное детство моё —
Не подарок, не мумиё…

«Ты любишь ли меня, скажи…»

Ты любишь ли меня, скажи?
Я раб измученной души.
Метель сугробы разбросала.
Дорога в сумерках пропала.

Я раб измученной души,
Ты если любишь, то скажи!
Мрачнеет все: луна, осины,
Гул ветра стал невыносим.

В душе глубокой раны след —
Ей Бог не дал бронежилет.
Быть может, оттого она
К нелюбящим так холодна.

Ты если любишь, то скажи,
Я окружен потоком лжи.

«Любимая, по всем приметам ты…»

Жанне Крутихиной

Любимая, по всем приметам ты
В родном краю забыта и несчастна.
Жить с верой в дух Всевышнего опасно —
Осквернены прекрасного черты.

Вот так же осень, листьями играя,
Зовет, манит в таинственную синь,
И мы, себя наивно обольщая,
Идем туда, в безумную пустынь.

И нет спасенья сердцу увлеченному,
Где пели птицы – полутьма и мрак.
Не оттого ль поэт опустошенный
В конце пути спускается в кабак.

Сестре

Сестра, прости, что я сегодня пьяный,
Но не могу я, милая, не пить, —
Душа трещит, как туес деревянный, —
Она не знает, как ей дальше жить.

Налей вина мне в кружку из бересты.
Пойду бродить я нынче по полям.
Среди полей найду свою невесту
И туес ей в приданое отдам.

Сестра, ты помнишь, как мы ждали счастья?!
Но все прошло, остался только мрак.
Дом был гнилой —
          из лиственниц пропавших, —
Рубил его бессовестный дурак.

И я, дурак, и дура ты, моя родная,
И все мы словно ладан в благовест
Летим туда, где осень золотая
Пророчит нам и кладбище, и крест.

«Я снова избой растревожен…»

Я снова избой растревожен,
Которой уж двести лет!
Иду пожелтевшей пожней
На тусклый оконный свет.

Вот хрупают где-то кони,
Их сиверко-ветер бьет.
В студеном осеннем звоне
Деревня моя живет.

Я снова дорогой болен
И нежным дыханьем рек,
И каждый репейник в поле
Мне дорог, как человек!

Но время – проклятая пропасть,
И, может быть, стал другим
Мой друг полевой репейник,
Что в юности был любим.

В деревне я – значит, дома.
От печки и курева дым,
Хрустит на поветях солома
И кажется мир другим.

Белая сирень

Ушла она… Я помню в сквере тень
Ее волос… Цветы и плач на даче.
Наверно, так же белая сирень
И гнется, и ломается, и плачет.

Ушла она – покончила с собой,
Иль с ней покончили – никто не знает.
Сирень не так, конечно, отцветает…
Не так, увы, и ночь сменяет день.

Она ушла от яда суеты.
Душа ждала признанья, чувств размаха.
Но покрывались ее губы прахом
От унижений, лжи и нищеты.

Прими, земля, ее среди берез,
Цветов, которые она любила!
Где смех ее?! Где радость, горечь слез?!
Все рухнуло и в пепел превратилось.

«Поутру было ясно, тихо…»

Поутру было ясно, тихо.
Тепло. Весна. Капель.
Вдруг заплела пурга-портниха
Веретяную трель.

За нею радостно и нежно
В простор и неба гладь
Спешило утро белоснежное,
И не хотелось спать.

Ласкалось солнце с облаками,
И, плавая в тиши,
Сливало с утренним сияньем
Сияние души.

День, как душистое цветенье
Лесов, полей и трав,
Искал в природе вдохновенья
И он был прав.

«Может, слишком я северный…»

Может, слишком я северный,
Запорошен пургой,
Градом лютым проверенный,
Окольцован избой.
Может, слишком я спорный
По-наивному смел, —
В детстве брошен был в прорубь, —
Еле вылезть сумел.
Крепну я не от гетто
Небоскребов-клетух —
От лесов, пашен, ветра
Разум стойкий и дух.
Может, слишком я северный,
Запорошен пургой,
Только ложь, лицемерие —
Это почерк не мой.
Я хочу жить не в клетке,
Как подстреленный волк.
К людям искренним, светлым
Я с любовью пришел.
Буду строить Россию
Как родную избу,
Все уклады, все стили
Сохраню, сберегу.

В поле

Анатолию Семенову

Спросил меня Толя:
– Что делаешь в поле?
Ему я ответил:
– Таскаю навоз.
Мужик он отличный,
Задира прикольный,
Подметил с ухмылкой:
– Горбатить хорош.
Сближает земля нас,
Работа и люди,
Которые тоже таскают навоз.
Но вот интересно —
Уж заполночь будет,
А разве кто скажет:
«Горбатить хорош!»
Вот так наша жизнь —
Бесконечное рабство.
То сеем, то пашем,
Не видно конца.
Мы дети земли —
России богатство.
Как жаль, что богатство
– Увы! – не в руках мудреца.

Ода осине

Опять в родном краю мне снится
Звон леса, золото осин
И темноглазая синица
Зовет туда, где свет и синь.

Я счастлив, что моя Россия
Еще огромна и жива,
И люди мудрые и сильные
Родные говорят слова:

«Любовь, Отчизна, радость, доля,
Заботой вскормленный дом, сад…
Промчалась жизнь как ветер в поле
И не вернешь ее назад».

Но ты, любимая осина,
Напомнила мне о былом.
Печаль в тебе, размах и сила.
Давай грустить с тобой вдвоем.

Осина, друг мой милый, давний,
Я о тебе опять пишу.
Раскрою настежь двери, ставни
И звоном осени дышу.

Тебе, мой друг…

Алевтине Мавриной