Людмила Иванова - Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

• Название: Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева
• Автор: Людмила Иванова
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-91244-150-09

Первое комплексное исследование, посвященное карельской бане, выполнено на основе материалов, выявленных в архивах Республики Карелии и Финляндии с привлечением большого количества сведений этнографии, фольклористики, лингвистики, архитектуры и других смежных дисциплин. Основное внимание уделено банным ритуалам и верованиям, бытовавшим у карелов в XIX и XX веках. Подробно рассмотрены обряды жизненного цикла, проводимые в бане, и любовная магия. Впервые исследуются мифологические представления, на которых базируется народная медицина, а также банный этикет и верования, связанные с духами-хозяевами бани. Изучение банного локуса, сакрального для карелов, позволило представить еще один аспект архаичного мировосприятия народа, демонстрирующего на обозримом этапе синкретизм языческих и христианских представлений.

---

Например, беременная Марьятта в эпических песнях и в «Калевале», вынужденная покинуть родной дом, просит пустить ее в баню, чтобы родить младенца. Но все прогоняют ее, не веря в зачатие от «волоса» или «бруснички».

Уроженка Лоухского района В. П. Федотова вспоминала, что мать родила ее в бане в июне 1934 года. И, хотя Федосья была совсем юной и любимой невесткой, свекр-старовер, строго соблюдавший древние уставы, две недели не разрешал ей вернуться в избу, пока она полностью не очистится. Все эти две недели ей еду приносили прямо в баню.

А. С. Степанова[171] рассказывала, что ее в августе 1930 года мать тоже втайне от всех родила в бане. И первую неделю они провели именно в этом локусе. Александра Степановна до шести лет жила в родном Шомбозере и помнила, как роженицы по нескольку дней жили в бане. Туда им приносили обычную еду и даже особое ритуальное блюдо с выпечкой – hammas (зуб) для ребенка и матери.

Как пишет С. Паулахарью, у финляндских карелов роженица могла находиться в бане от двух-трех дней до трех недель. В некоторых банях (например, в районе Суйстамо) даже было из досок сделано специальное спальное место makuulava. Оно располагалось или в дверном углу, или напротив полков[172].

В рассказах о повитухах также можно найти подтверждение того, что роды часто проходили в бане. Так о Матрене Фоминой, родившейся в 1808 году в д. Лонгозеро, а после замужества жившей в д. Войница, говорится, что она была «известная повивальная бабка. Одна роженица оставалась еще в бане, как она шла уже к другой»[173].

Правда, есть рассказы, в которых говорится, что в бане рожать запрещалось, да и согласно биографическим рассказам в первой трети XX века карельская крестьянка тайно от всех чаще всего рожала в хлеву[174]. С мифологической точи зрения «обычай рожать в хлеву когда-то был связан, вероятно, с элементами продуцирующей магии»[175]. Возможно, существовала и чисто утилитарная причина: хлев был самым укромным и в то же время всегда достаточно теплым (в отличие от бани) местом крестьянской усадьбы. В ней хлев был соединен с избой, находился под одной крышей с ней. Здесь можно усмотреть и влияние православной церкви. Она, во-первых, всеми силами пыталась искоренить все языческие культы, а во-вторых, согласно Новому Завету, сам Христос родился в яслях.

Северные карелы считали, что, если даже роды прошли не в бане, ребенка ни в коем случае нельзя мыть на том месте. Первое омовение и новорожденного, и матери должно происходить только в бане[176]. Существует множество рассказов, как женщина во время летней страды рожала в поле или на лугу, но после этого сразу вместе с ребенком шла в баню[177].

Семейно-родовые коллективы стремились поддерживать единение с миром реальным и ирреальным, что позволяло живущим всегда рассчитывать на покровительство умерших[178]. Как пишет В. А. Липинская, «баня была выбрана местом проведения родов именно потому, что там скорее можно было ожидать присутствия умерших предков… При этом духу-баннику отводилась роль посредника между двумя мирами. А в самой бане, согласно народным представлениям, можно усмотреть как бы некое вместилище душ, откуда они появляются и куда со временем уходят»[179]. Не случайно карелы, заходя в баню, не здороваются в обыденном смысле с присутствующими там людьми, как не здороваются друг с другом и во время похорон – здесь совершенно иной приветственный ритуал[180].

Есть множество свидетельств, что баня в культурах многих народов на определенном историческом отрезке считалась «грязным» местом. Например, «человек, посетивший баню, считавшуюся «поганой» (нечистой), не мог идти в тот же день в церковь»[181]. Выйдя из бани, необходимо умыться, банная вода считалась грязной. На Брянщине «банная посуда считалась поганой. Ее не использовали нигде, кроме бани, и лишь при крайней необходимости вносили в дом, при этом предварительно обмывали святой водой»; в бане не здоровались[182]. В Западной и Центральной Европе «наибольшего развития строительство бань достигло в XIII–XVI веках, а с XVII века оно постепенно стало приходить в упадок»[183], была полностью забыта культура римских терм. Например, в Венгрии, Чехии и Словакии бани были под запретом, потому что католическая церковь говорила, что частое омовение смывает с человека святость причастия и крещения. Священнослужители даже во время эпидемий средневековья запрещали бани (красные домики), говоря, что заражение чумой и холерой происходит через кожу в бане[184].

Как пишет В. А. Липинская, после принятия в X веке Русью христианства постепенно «предметы нового культа заняли почетное место в жилище… в святом углу. Сонму прежних языческих божеств и духов предоставила свою площадь отделившаяся от жилья баня»[185]. Именно этим объясняется двойственное отношение к бане: с одной стороны, это прообраз старинного жилья, с другой стороны, обитель поганой, то есть языческой, нечисти. Поэтому паренье в бане – это «уход из пространства христианского мира, а древние духи не всегда милостивы»[186]. Поэтому и хозяин бани kylyn izändy может запарить до смерти, если нарушишь локально-временные рамки; и, зайдя в избу, следует ополоснуться водой из рукомойника.

Крещение карелов началось в 1227 году. При этом на протяжении нескольких столетий священники писали, насколько тяжело приживается здесь христианская вера[187]. Карелы же, считая баню сакральным локусом, в своем миропонимании даже в XX веке уравнивали ее с церковью. В северной Карелии говорили: «Sauna on niinkun kirkko, kun siellä ollahan alasti» – «Баня – это как церковь, в ней все обнажены»[188]. Но, конечно же, это была не церковь в христианском понимании, а некий сакральный локус, место обитания душ предков и банных духов и проведения многочисленных ритуалов.

Баня для карелов, по сравнению с избой, была «иномирным» пространством. Поэтому, придя после бани в избу, следовало обязательно ополоснуть руки и лицо водой из рукомойника, вода в котором считалась по-домашнему чистой. После мытья в бане часто ополаскивались в озере, а еще лучше, если водоем был проточный. Домашнюю одежду было запрещено заносить в саму баню, ее оставляли в предбаннике. Вероятно, все банные предметы, согласно народным представлениям, «загрязнялись», так как в бане не только жили покровительствующие предки и добрый хозяин бани, но к нему могли приходить помыться и попариться и нечистые духи, например, хозяин леса. Возможно, старые карелки еще в середине XX века чувствовали несовместимость христианских догм (их олицетворял крест на груди) и древнего поклонения культу предков (и более позднего, развившегося из первого, культа духов-хозяев бани), поэтому они снимали и оставляли в предбаннике нательный крест. Обычный банный веник без листьев карелы использовали для подметания полов в избе. Но прежде, чем занести в дом, его следовало прополоскать в озере. Об этом говорили, например, в Вокнаволоке[189].

И в то же время по подавляющему большинству свидетельств баню карелы считали самым чистым местом во всех отношениях, именно поэтому в ней нельзя было стирать, заниматься сексом. И эта чистота ощущалась даже не столько в физическом (баня топилась по-черному, и все в ней, кроме лавок, полка и пола, было покрыто копотью), сколько в моральном, духовно-нравственном плане. В бане, особенно зимой, могло собираться по полдеревни чужих людей обоих полов, и никто не замечал обнаженности ни своей, ни соседа. Это состояние напоминает библейский рай до того, как Ева сорвала запретный плод и дала его попробовать Адаму, после чего они впервые почувствовали стыд из-за собственной наготы. По свидетельствам финских исследователей, в районе Тампере и Хельсинки вместе мылись представители обоих полов даже в первой трети XX века[190].

Как отмечает А. К. Байбурин на русском материале, с помощью разного рода «инверсий обыденных норм» и различных табу роженица постепенно как бы отделяется от своего мира и приближается к «иному». Происходит нарастание признаков «чужести», вплоть до отхода к «смертному» состоянию. Окончательная изоляция роженицы от остальных людей чаще всего «манифестируется пространственным перемещением». Маргинальное положение бани на грани «своего» и «чужого» пространства «согласуется с маргинальным состоянием роженицы (между своим и чужим, между жизнью и смертью) и с посреднической ролью повитухи, осуществляющей связь между этими сферами»[191]. Карельский материал подтверждает эту точку зрения. Роженица, уходя в баню, прощается с окружающим миром, как бы умирает и переходит в иной мир, под защиту духов предков.

Повитухой в карельской деревне была пожилая женщина, часто одинокая старушка, иногда в этой роли могла выступать и свекровь. Карелы называли повитуху n’äbaboabo (букв.: пуповая бабушка), а иногда и kylyboabo (букв.: банная бабушка). Но второе название чаще давалось старушкам, которые парили и лечили младенцев от различных детских болезней. Повитуха (по некоторым сведениям, и сама роженица), если успевала в холодное время года, топила баню заранее. Если нет, приводила туда женщину сразу после родов, которые могли произойти и в лесу, и в поле, и в хлеву, так как женщины скрывали срок беременности и работали до самого последнего момента. Считалось, что чем меньше людей знает о сроке родов, тем они легче пройдут и не будет никаких осложнений ни для роженицы, ни для ребенка.