Николай Ободников - Замок Солнца

• Название: Замок Солнца
• Автор: Николай Ободников
• Жанр: Русское современное

В результате аморального эксперимента по восстановлению мертвых тканей Дэвин оказывается единственным человеком, выжившим в глобальной катастрофе, стерилизовавшей планету от всех форм жизни. Не имея возможности покинуть пугающий замок, обреченный на одиночество Дэвин сближается со вторым узником этого солнечного кошмара – опасным существом, в чьем неузнаваемом теле оказались переплетены собачий рассудок и разумы тех, кто принес весь мир и самих себя на алтарь спасения одной-единственной жизни…

---

«Сок. А это, значит, был графин», – сообразил я и догадался, что эфемерное шершавое чувство, терзавшее меня с момента пробуждения, обозначало жажду.

Поводив сухим языком по иссушенной полости рта, я с сожалением попытался подняться. В то же время я с любопытством отметил, что шедший снаружи равномерный гул образовывался не столько от ветра, сколько от еще одного действия – шума бьющихся волн, шума прибоя.

«Приятно», – поежился я, на секунду отдаваясь этому щекочущему чувству.

Не прекращая попыток встать и не желая больше необходимого искушать себя вожделением сделать глоток из лужи с осколками, я дергано ухватил смятый обрывок бумаги, справедливо полагая, что он может стать хоть каким-то источником информации. Оставив бесплодное занятие по приданию своему телу вертикального положения и не без труда распрямившись в сидячем, я угловато поднял к глазам часть листка. На нём были подсыхающие пенные слюни и крупные рваные дыры, оставшиеся после огромных зубов.

«Кто или что в ответе за это?» – отстраненно и встревоженно подумал я, пытаясь вчитаться в неприветливую вязь знаков и символов.

«…ноября… …года.

…всё… …опыт… …мысли… …математики… …оценить… …некому!»

Я ничего не понял, не узнав слова и буквы. В голове была мешанина. Этот язык определенно был мне знаком, но я почему-то не мог вспомнить даже его название – если я его вообще знал. Вместе с этим написанное явно имело единый лингвистический союз с моими мыслями: значение отдельных слов медленно проникало в мой неспешно разгоравшийся разум. Помимо этого, сложность чтения усугублялась еще и тем, что писавший словно экономил бумагу, прикладывая максимум усилий для того, чтобы текст получился как можно мельче и убористей.

Я на миг прикрыл тяжелые веки и утомленно попробовал вчитаться еще раз.

«22 ноября… …года.

Воскресенье.

…всё готово. Этот… …опыт… …вершиной гения… …мысли… …физики, математики… …даже невзирая… …оценить… …будет… …некому!»

Получилось гораздо лучше. Может, мне просто нужно было больше времени? Пытаясь занять себя хоть чем-то, я жадно потянулся к луже с осколками. Жажда была невыносимой. Натужно оперевшись на засаднившие локти, я конвульсивно наклонил голову к опасно поблескивавшей стеклянными остовами влаге. При этом я постарался не вглядываться в свое размытое отражение, мгновенно породившее в глазах черные вспышки мигрени.

«Главное, осколок не втянуть, – запоздало предостерег я себя, осторожно принимая ртом прохладный напиток. – Вкус… У этого же есть какой-то вкус? Почему я его не чувствую? Как странно…»

Тем не менее прием жидкости немного улучшил мое самочувствие, и я благодарно посмотрел на лужицу с расплывавшимися в ней мутными разводами, оставшимися после моих обезвоженных губ. Губ… Приложив несколько свинцовых усилий, я наконец сумел вытереть их, обнаружив на них, помимо оставшегося сока, свою кровь.

«Порезался всё-таки, – устало и безразлично подумал я. – Нет, сок с кровью просто невозможно спутать: кровь ярче и плотнее. Почему же я тогда ошибся? Похоже, это из-за моего какого-то недомогания… Недомогание… Я что, болен?..»

Не понимая, что со мной, я прислушался к своим внутренним ощущениям, но ничего, кроме подавляющей слабости, вялости мышления и провалов в памяти, не обнаружил. Было еще, правда, чувство того, что мое тело почему-то полностью измождено. Но даже при таком состоянии оно сладко потягивалось с каждым новым своим движением.

Немного отдохнув, я вернулся к изнуряющему чтению.

«22 ноября 2020 года.

Воскресенье.

Почти всё готово. Этот беспрецедентный опыт станет вершиной гения человеческой мысли в области физики, математики и инженерии.

Даже невзирая на то, что оценить это будет уже некому!

Вы в свое время не давали нам, мне, прохода, завывая в один голос об отсутствии полного контроля проводимых экспериментов и, как следствие этого, о развитии цепной реакции, способной уничтожить целую планету. Что ж, вы все были правы. Почти. И только в одном: в том, что называли БАК – ПАКом. Даже Лив, упертая догматичная реалистка, приняла это прозвище, произнося его не иначе как с фанатичным и безумным блеском в своих зеленых глазах.

А в целом «Последний адронный коллайдер» звучит неплохо, особенно если учесть, что через какое-то время это станет абсолютной правдой. Ха. Даже междисциплинарная комиссия, собранная из жалкой кучки безыдейных зануд, ничего не нашла в протоколах безопасности работы с БАКом. Она и не смогла бы: БАК идеален с точки зрения безопасности.

И только наш БАК, собранный нами здесь, способен воплотить все ваши кошмары в явь!

Одними из самых любимых для меня, безусловно, являются беспочвенные бредовые мысли о возможном создании машины времени, способной привести к концу времени или, как любят выражаться газетчики, «к концу времен» – посредством создания пространственно-временных «кротовых нор».

Вздор!

Или это – превращение Земли в «железную планету» или поток таких же астероидов и метеоритов под воздействием неконтролируемого образования в БАКе кварк-глюонной плазмы, трансформирующей всю материю в элементы триады железа.

Ну что за несусветная чушь! Им бы всем в бумагомараки пойти!

Все будет гораздо прозаичнее, мои недальновидные коллеги. Гораздо. Уж поверьте».

Дальше текст, к сожалению, обрывался. Я перевернул дрожавшей рукой измятый листик и обнаружил, что с другой стороны он был чист. Я удрученно повертел головой в поисках продолжения и увидел недалеко от распахнутого шкафа ворох одежды, внешне похожей на мою.

Я кое-как поднялся с пола и, горя желанием как можно быстрее переодеться, замедленно побрел в сторону шкафа. Клочок чьих-то записей я по-прежнему держал в слабой руке. Судя по содержанию, писал какой-то ученый, и он, похоже, собирался провести какой-то запрещенный эксперимент или опыт. Однако всякие – я поднял текст к глазам – «БАКи» и прочие «кварк-глюонные» были всё еще недосягаемы для моего, как оказалось, скудного словаря.

«Это же о Большом адронном коллайдере идет речь!» – внезапно сообразил я.

Больше информации, кроме той, что в свое время это устройство сильно беспокоило людей, выудить из полупустых полок памяти мне, увы, не удалось.

«А если написавший это реализовал свою угрозу? – предположил я, осторожно трогая ворох одежды, до которого нескончаемо долго добирался. – Но ведь всё же на месте. – Я поднял первые попавшиеся штаны, похожие на те, что были на мне, и удовлетворенно выдохнул: – Сухие».

За одеждой я заметил мелкие осколки зеркала, некогда встроенного в открытую дверцу опустошенного шкафа; об этом свидетельствовала вделанная в дверцу прямоугольная рама с серебристыми крошками в ее нижних углах. Рассмотреть себя в этих жалких остатках зеркала не было никакой возможности – но и возвращаться к расплывавшемуся и вызывавшему тошноту отражению мне тоже не хотелось. В итоге я ничего о себе не узнал, кроме наличия у меня бледной кожи и серых глаз.

Прекратив всматриваться в один из осколков, я обнаружил на полу клочки цветной фотографии и засохшие темно-бордовые пятна, в которых я на этот раз точно опознал кровь. Фотография, как ни странно, была грубо изорвана и пожевана. Я аккуратно развернул клочки снимка и безуспешно попытался сложить их вместе. На фотографии, предположительно, были запечатлены трое людей. В нижнем уголке снимка была дата: «2009 год». Большего мне, к сожалению, узнать не удалось.

«А какой сейчас год? – задумался я, отрешенно смотря на кусочки фотографии. – Судя по дате чьего-то дневника, не менее две тысячи двадцатого. Только это ничего не доказывает: я могу находиться далеко впереди во времени от момента создания этой записи, – взглянул я на обрывок бумаги в руке. – Да и дата фотографии мне ни о чём не говорит».

Подтверждать по запаху природу темных пятен я не стал. Видимо, кто-то поранился, когда бил зеркало. Занятно, и зачем это могло кому-то понадобиться?

Я медленно и с удовольствием распрямился – тело подчинялось мне всё лучше. Я стянул с себя промокшие штаны, насухо вытерся еще одними и с облегчением надел сухие. Наконец-то! Больше не будет этого пронизывающего холода.

Закончив с переодеванием, я повернулся в сторону лоджии. С нее я надеялся получить хоть какое-нибудь представление о месте, куда я попал, и, если повезет, почерпнуть любую информацию относительно времени года; хотя последнее особо важным мне не казалось.

«Но почему же ничего не слышно, кроме гула ветра и прибоя? – подумал я, плетясь к светившемуся выходу на лоджию. – Что-то же естественное должно дополнять этот фон? Особенно если там действительно море».