Николай Ободников - Замок Солнца

• Название: Замок Солнца
• Автор: Николай Ободников
• Жанр: Русское современное

В результате аморального эксперимента по восстановлению мертвых тканей Дэвин оказывается единственным человеком, выжившим в глобальной катастрофе, стерилизовавшей планету от всех форм жизни. Не имея возможности покинуть пугающий замок, обреченный на одиночество Дэвин сближается со вторым узником этого солнечного кошмара – опасным существом, в чьем неузнаваемом теле оказались переплетены собачий рассудок и разумы тех, кто принес весь мир и самих себя на алтарь спасения одной-единственной жизни…

---

«Но почему же ничего не слышно, кроме гула ветра и прибоя? – подумал я, плетясь к светившемуся выходу на лоджию. – Что-то же естественное должно дополнять этот фон? Особенно если там действительно море».

На секунду ослепнув от бившего в глаза Солнца и оглохнув от хриплого дыхания бриза, поприветствовавшего меня словно равного, я ступил на холодную поверхность каменного балкона.

«Море… Всё-таки это море… Волны…» – слабо улыбнулся я.

Простиравшаяся далеко внизу бликующая гладь тянулась до самого горизонта, дерзко споря с Солнцем яркостью и блеском. Голубое бездонное небо, ошеломительно уходившее ввысь, умиротворенно дремало над бежавшими лазурными барханчиками. В звенящей хрустальной вышине выл и бесновался ветер.

От глубины бесконечного, кристально-чистого простора у меня странно защемило сердце, и прохладные струи нежным шарфом успокаивающе обняли меня. И я стоял, покорно принимая заботу и ласку стихии и неумело пытаясь унять грудь, бурно вздымавшуюся в такт рокочущим волнам. В тот же миг моя одежда ласково отворилась дышащим небесам, полностью отдавая меня в их безграничные объятия.

Хотелось раскинуть руки и упасть в эту солнечную перину, прячась от всех вопросов. Так, наверное, можно было стоять вечно – ни о чём не думая и ни о чём не заботясь, словно всего остального не существовало.

Позволяя Солнцу нежно расцеловывать меня, я закрыл глаза, впитывая аромат непознанной свободы – соленые волны, тепло губ нагретого берега и странное ощущение истинности всего этого…

«Я… помню… это…» – вдруг понял я, с сожалением выныривая из этого невинного и девственного потока эмоций.

Я оперся на ноздреватую поверхность светло-серых перил и наклонился вниз. Лоджия находилась высоко над уровнем сверкавшей миллионами солнечных огней акватории. Продолжая наслаждаться окрыляющей сердечностью Солнца и ставшим беззаботным бормотанием ветра, я попытался осмотреться по сторонам.

По бокам от пролива, на отражавших благодать этого места утесах, на которые лениво пыталось напрыгнуть лучистое море, я увидел прошлепины чего-то бурого и пожухлого.

«Осень? Весна? Отсюда не понять, особенно если учесть, что такой трава может быть в любое из этих времен года, – разочарованно подумал я, напрасно пытаясь вглядеться в прошлепины. – Надеюсь, это всё-таки трава…»

Неожиданно я обратил внимание на сиротливый клочок бумаги, заботливо прижимаемый ветром к маленьким колоннам перил. Осторожно его подняв, я обнаружил, что найденные мной кусочки образовывали целый лист, некогда разорванный на две неравные половинки. Повинуясь необъяснимому внутреннему порыву, я углубился в истощающее чтение отсутствовавшей части.

«Иногда меня терзает мысль: вправе ли мы с Лив так поступать? Но потом всё это уходит под давлением боли и воспоминаний. И, хоть я запретил себе думать об этом, я всё же не могу… не могу не вспоминать, не могу не пытаться охватить всё то, что на нас свалилось; всё то, что заставляет нас идти на преступление против человечности и морали.

Лив говорит, что это – любовь, но я говорю, что это – вина.

Что выберет человек? Что выберет каждый, оказавшись в нашей ситуации? Я считаю, что и целого мира недостаточно для искупления таких страданий. Подобное может коснуться любого…

Но что, если такое коснется ребенка? Что, если этот ребенок будет навек запечатан и скован? Что, если он даже не сможет почувствовать, что рядом с ним кто-то есть и этот кто-то его поддерживает? В таком случае такой мир просто недостоин существования – мир, где нет милосердия и справедливости.

И ведь дело не только в этом… Пусть лучше всё уйдет, сгинет, провалится в Ад! Но только… ты только…

Надо отвлечься, иначе это разорвет меня на части… И как только Лив с этим справляется?

Она, кстати, уже заканчивает предварительную калибровку. По моим подсчетам, через несколько месяцев – возможно, уже к началу 2021 – всё будет готово. Это место идеально подходит для нас и нашей цели.

И теперь единственное, о чём я прошу: чтобы у меня хватило сил и смелости завершить начатое…»

Немного постояв, осмысливая прочитанное, я аккуратно сложил части бумаги в целый лист и прочитал его еще раз. При повторном прочтении я заметил на втором обрывке записи следы от капель, слегка размывших текст. Сравнив их со следами, оставшимися на первом обрывке после чьих-то пенных слюней, я пришел к выводу, что консистенция этих жидкостей была разной.

«Вода? Слезы? Что это? – невольно заинтересовался я, проникаясь настроем второй части записи. – И где тот, кто написал это? Кто принес напиток? Кто оставил меня здесь? Кто завязал бантик на поясном шнурке штанов?..»

Я попытался крикнуть – и не смог. Что-то внутри меня упорно не желало нарушать покой и целостность этого места.

«Кто это сделал?! Хоть кто-нибудь есть тут?! – безмолвно вскинул я руки, чувствуя, как в глазах собирается влага, а чувство сосущей пустоты и тоски в груди вытесняет остатки новорожденной светлой печали. – Где все?! Что оставило те следы?!»

Солнечный мир преданно и покорно внимал моему бессловесному крику.

Я посмотрел в комнату и, переждав желто-зеленую слепоту, вызванную более приглушенными тонами, увидел, что отпечатки чьих-то лап уже почти высохли. Значит, в комнате что-то действительно было прямо перед моим пробуждением…

Оторвавшись от трудоемкого изучения убранства комнаты извне, я, болезненно морщась, попытался охватить взором всё здание целиком. Им оказалось огромное темно-коричневое строение, казавшееся почти желтым из-за упиравшихся в него лучей Солнца; разогретое тело строения щедро украшали зевы бойниц и витки башен. Всё это покоилось на поднимавшемся из пенного моря скальном выступе. Высота была внушительной. Неторопливые барашки волн, что медленно огибали темные от влаги обломки скалы, были едва видны. Я дернулся от возникшего головокружения.

«Надо попытаться пойти по следам», – наконец сообразил я.

Вернувшись в комнату, я понял, что данное стремление было напрасно в своей недалекой наивности: отпечатки лап окончательно высохли, оставив после себя лишь едва заметные розоватые пятна.

«Это ничего не значит, отсюда все равно только один выход», – трезво рассудил я, размеренно направляясь в сторону лежака, с которого совсем недавно поднялся.

Подойдя к лежаку, я внимательно перечитал запись еще раз, после чего бережно и трепетно положил ее под подушку. Я должен найти ответы… Осторожно ступая босыми ступнями между осколками и разбросанными вещами, я двинулся в сторону сыро поблескивавшего прохода.

Спуск вниз был достаточно темным, чтобы вынудить меня упереться бледными руками в его скользкие стены. Еще он был достаточно пугающим, чтобы добавить к уже имевшемуся дискомфорту свежее чувство, обдающее горячей испариной, – боязнь темноты.

«В ней же никогда ничего не было, – озадачился я, замирая в последних отголосках света. – Просто люди сами себе суеверно придумывают страхи, которые бы лукаво покоились в этом черном кружевном подоле… Суеверие… Это вера в приметы? Это основа страха темноты? Действительно ли ее я страшусь?»

Начав робкое движение вниз, я удивленно понял, что боялся не саму темноту и не ее мрачного содержимого. К моему недоумению, истоком моего страха оказались гладкие и покатые ступени, стоптанные до состояния ребристой горки, спуск по которой внушал лишь одну мысль: «Не упасть и не покатиться невесть куда».

«Любопытно, я действительно так много понимаю или это просто кем-то или чем-то вкладывается в меня? Столько вопросов… – сокрушенно качнул я головой. – Но в чём же заключается этот самый страх темноты?»

В моих размышлениях возникла пауза, и она едва не ввергла меня в состояние стягивающего смятения. Наконец я сообразил, что страх темноты заключается в том, что я чего-то не вижу… придумывая себе различные неестественные и нереальные вариации этого самого чего-то. Внезапно мне показалось, что темный проход, по которому я спускался, просто проглотил меня. Я ощутил себя ослепленной тьмой жертвой, что сейчас медленно перемещалась по пищеводу некой коварной и дремучей утробы.

Гнетущие витки паники тут же попытались свить вокруг меня липкое и удушающее гнездо.

«А ведь море было немного сферическим, – неожиданно спохватился я. – Но что это доказывает? Что я на Земле?.. Что я на родном берегу человечества?.. – Я испуганно замер: – А вдруг уже нет? Вдруг это совершенно иной мир, чуждая мне планета, в то время как на той, о которой я так странно помню, уже всё давным-давно закончилось, как и было указано в разорванной записи?..»

Возникшее замешательство принялось неторопливо разбухать во мне.