Вадим Сатурин - Гимназистка Лиза. …когда любовь коварней морфина

• Название: Гимназистка Лиза. …когда любовь коварней морфина
• Автор: Вадим Сатурин
• Жанр: Современные любовные романы

«Гимназистка Лиза» Вадима Сатурина – остросюжетный загадочный роман в лучших традициях нуара и декаданса о взаимоотношениях юной девушки со взрослым мужчиной, пытающимся любыми путями воскресить свою погибшую любовь. Герои мрачного триллера, погружающего с первых страниц в атмосферу таинственной гимназии Профессора Беррингтона, не боятся своих грехов и пороков. «Что он сделал с тобой?» – спрашивает Ночь. «Он сделал из меня женщину, готовую на крайние меры ради любви…» – шепчет ей в ответ Она.

---

– Фрау Хельга права! – кивнула Гимназистка. – У нас очень много предметов. Вчера на занятиях по этикету мы изучали светские манеры, учились поддерживать любой, даже самый неинтересный разговор и тренировались слушать и проявлять уважение к своему собеседнику. Это было очень тяжело, но интересно. Еще никогда люди не казались мне столь глубокими созданиями со своими собственными переживаниями и мыслями. Я думала, что мы все думаем примерно об одном, никогда не обманываем друг друга и всегда соблюдаем золотые правила нравственности. Папа, я поняла, что это не так!

Не дослушав, в беседу вступила мать.

– Элизабет, совсем скоро мы улетаем на Запад. Возможно, мы проживем там один или два года, поэтому не сможем видеться с тобой. Папе нужно расширять свой бизнес, а Запад сегодня – это самая лучшая площадка для завтра, – говорила она. – Но мы будем писать тебе письма.

– Хорошо, – грустно произнесла Лиза. Ее настроение заметно ухудшилось. Теперь она чувствовала себя в одиночестве среди стада собак, которые раскрыли свои пасти и бродят вокруг нее без пастыря, норовя в любой момент слететь с цепи, забрызгивая пеной бешенства все вокруг, и разорвать девичью плоть клыками.

Еще больше она боялась себя, ведь совсем недавно заметила за собой нечто удивительно странное, на что я хочу, мой благосклонный читатель, обратить ваше пристальное внимание и рассказать во всех подробностях.

Каждую пятницу старшекурсницам разрешалось съездить домой в город на выходные, поэтому Лиза оставалась в комнате одна и могла позволить себе допоздна просидеть за книгами, которые с каждым занятием по философии становились все скучнее и понятнее. Ближе к двум ночи Лиза выключала свет, ложилась на спину, закрывала глаза и подолгу думала обо всем прочитанном. Когда же девичье сознание погружалось в царствие Морфея, она начинала чувствовать чьи-то жутко холодные пальцы на своем лбу, которые, скользя, мягко надавливали на веки, заставляя глаза перестать вращаться во сне. Пальцы замирали, но уже через мгновение скользили по щекам к губам. Элизабет начинала тяжело дышать, не столь от возбуждения или страха, сколько от неизвестности. Она боялась открыть глаза и осознать, что это вовсе не сон, что таинственный гость или гостья из параллельного мира есть не плод ее воображения, а нечто существующее наяву. А между тем… холодные пальцы… Ах, эти холодные пальцы все скользили и скользили дальше, то возвращаясь на лоб, то опускаясь ниже по шее, лаская и щекоча нервы, что жуть как возбуждало Гимназистку. Ей хотелось навечно замереть в этих животных ощущениях, столь незнакомых ей, но она боялась узнать правду, встретиться лицом к лицу с видением. «Скучен и беден мир тех, кто не нашел порока для себя, кто еще не был на дне своего сердца и ни разу не предался греху», – доносилось с разных сторон комнаты.

По пятницам его пальцы замирали на ямочке внизу шеи, а одеяло странным образом падало на пол, от чего Лиза оставалась только в одной сорочке и белых трусиках. С каждым вздохом ее телу становилось холодно, по юной коже ползли тысячи мурашек, а где-то внутри души, скрытый от чужих глаз, вулкан выплевывал раскаленную лаву страсти, сжигая на своем пути мораль и всю сознательно напыщенную святость.

Ей, как и любой женщине на Земле, хотелось любви, но прикоснуться к ней она боялась, испытывая скрытую тревогу. Невозможность воплощения своих желаний наводила на нее скуку, которая ближе к вечеру сменялась меланхолией и апатией. Она не раз, в понедельник и во вторник, в среду и четверг, признавалась себе, что ждет лишь пятницы, чтобы в очередной раз закрыть глаза и, нервно вздрагивая кончиками пальцев, дождаться гостя.

– Сколько бы ни было в тебе весны, рано или поздно ты найдешь свою осень, словно из тысячи вин, сухих и полусладких, встретишь что-то незабываемое и совершенно другое. И не бойся… и не бойся моего возвращения в скрежете окон и мерцании вольфрамовых ламп. Я еще вернусь к тебе, Лиза… – шептал ей незнакомый голос. – Я еще вернусь… вернусь… вернусь… Запомни эти слова! И Лиза засыпала спокойным и безмятежным сном, в котором все было гораздо чище и лучше, чем в реальности. Ни переживаний, ни страхов, ни осыпающихся, как листья в октябре, мечтаний. Все, что тревожило и беспокоило, в мгновение, исчезало как дым. Уходя, Таинственный Гость аккуратно и стараясь не шуметь, складывал рабочие тетради Гимназистки в ее тумбочку.

Об этих видениях Гимназистка не говорила никому, и уж тем более своим родителям, считая с ранних пор, что они совершенно не понимают ее.

Это действительно было так!

Мать и отец извечно решали только проблемы своих взаимоотношений, подкупая дочь дорогими подарками, вместо банального внимания, заботы и теплоты. Об еще одной пятнице она так и не поведала им на субботней встрече, утопив переживания в подсознании и рассказав только о дисциплинах в гимназии. Она попыталась косвенно намекнуть на то, что не может найти здесь подруг, с которыми можно было бы обсудить проблемы в свои 18 лет, но ни Стэнли, ни Оливия не обратили на это должного родительского внимания.

– Помни, что мы очень тебя любим! – сказал ей отец и дал в подарок маленький флакончик французских духов. – Мы напишем, как будем на Западе…

– Элизабет, – обратилась к дочери мать. – Веди себя как подобает леди и поменьше увлекайся философией. Этот пережиток древности может свести с ума неподготовленного! Постарайся больше времени уделять чему-нибудь другому. Изучай этикет и французский язык. Не вздумай учиться русскому, он портит всякое произношение, моя дорогая! – абсолютно ничего не понимая в лингвистике, дала напутственное слово мать.

Автомобиль мистера и миссис Паттерсон скрылся за горизонтом, а Лиза, опечаленная родительским непониманием, вечером в комнате написала в свой дневник: «Ни любовь, ни искусство, ни наука не могут быть изучены без любви к мудрости, то есть философии, как ночь не может быть полноценна без темноты, а ветер – без холода и простуды. Невыносимо больно от того, что это понимает все меньше людей. Но это мелочь по сравнению с тем, сколь малое количество понимает меня – ту, которой ближе прохладный ветер и тишина…»

– Неужели так интересно писать свои мысли для никого и в никуда? – обратилась к ней Анна, койка которой стояла параллельно кровати Лизы в другом углу.

Замешкавшись, Гимназистка ответила:

– Я пишу то, что чувствую, а порой мысли не помещаются в моем сознании и мне нужно обязательно вытеснить их на бумагу. Если я этого не сделаю, то, верно, сойду с ума раньше, чем окажусь в лечебнице. И все же это не графомания и не тоска… что-то другое… совершенно неопределенное и скрытое от моего ума…

– Может быть, тебе стоит выехать в город, отдохнуть, прогуляться, подышать свежим воздухом, выпить вина и впервые почувствовать себя женщиной, а не блеклой дурнушкой с двумя срамными косами? – засмеявшись, спросила Анна.

Про возможность выехать в город Элизабет никто ничего не сообщал, а в силу своей скромности она и не думала задать вопрос Классной Даме первой, поэтому ничего не ответила, а лишь поставила многоточие в своем дневнике, закрыла и убрала в тумбочку.

– Почему ты мне не ответила? Тебе нечего сказать?! – настойчиво произнесла Анна, встав с кровати и вплотную подойдя к девушке. Она смотрела на нее сверху вниз, взглядом, каким убийца смотрит на свою жертву, а Лиза не понимала причину такой ненависти к ней.

Совсем неожиданно, кто-то с силой вздернул Гимназистку за волосы. Девушка хотела было закричать, но второй рукой ей заткнули рот.

– Что ты прячешь от нас в своем дневнике?! – бубнила себе под нос Анна, смотря на то, как София с силой удерживает хрупкую девочку и до боли натягивает ее косы. – Сейчас мы посмотрим, какие секреты и какой бред ты хранишь на страницах своей никчемной «Библии дурочки».

Увы, им не удалось этого сделать. Дверь неожиданно распахнулась. На пороге комнаты №69 показался Профессор Беррингтон, который немедленно подбежал, скрутил руки обидчице и вырвал жертву из ее лап.

– Вы в своем уме? Что здесь происходит? – разводя руками в разные стороны, кричал Эдгар. – Я повторяю свой вопрос: «Что здесь происходит?» Немедленно отвечать, иначе я позову Коменданта, и она поставит вас на ночь на колени!

Девушка молчала. Половина лица была скрыта в тени, половина будто бы улыбалась, отчего Беррингтон чуть было не пришел в ярость, но, глубоко вздохнув, сказал лишь:

– Лиза, пойдем со мной! Завтра я позабочусь, чтобы тебе выделили отдельную комнату…

Гимназистка, взяв дневник из тумбочки и надев тапочки, в одной пижаме, послушно пошла за Профессором, чувствуя на себе жестокий взгляд Софии и Анны, которых, конечно же, боялась.