Семен Злотников - Последний апокриф

• Название: Последний апокриф
• Автор: Семен Злотников
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66295-1

В одном из московских казино в бандитской разборке гибнет афророссиянин, белобрысый негр-гигант с васильковыми глазами. Перед смертью он успевает передать старому крупье-шулеру Джорджу Капутикяну Нечто Такое, что тот обязан любым образом доставить в Иерусалим… В то же самое время где-то в заоблачных высях тибетских гор пробуждается от медитаций монах Иннокентий и также держит путь в Святой Город… По дороге к Земле Обетованной движутся еще несколько заклятых родственников и неутомимых конкурентов в битве за право обладать Нечто Таким… Что же это за Нечто? Кому Оно предназначено? И кто окажется победителем в борьбе за Него?

---

– Хорошего! – процедила сквозь зубы бабища.

Последнее, что запомнил крупье, – ее летящий сапог и осколки на небе от новой луны…

52 …Бездыханного Джорджа бандиты закинули в джип.

Его ноги безвольно свисали наружу.

Опричник Пэтро хотел было их обломать, но потом передумал.

Бабища лично уселась за руль.

Джип, визжа тормозами, сокрылся в ночи…

53 …На ступенях подъезда элитного дома возникла Луиза с безвольно на ней повисшим подростком.

Она была в модном плаще, зеленой газовой косынке, голубых очках, в руке держала миниатюрный чемодан цвета бордо.

– Тебя, кажись, Костиком кличут? – оглядываясь по сторонам, рассеянно поинтересовалась она и смачно поцеловала подростка в разбитые губы.

Тот от боли аж вскрикнул!

– Да я же любя, Константин! – засмеялась она, роняя несчастного Нарцисса на каменные ступени (впрочем, опять оглянулась!).

– В Венецию очень хочется… – вдруг признался подросток.

– Вспоминай меня иногда по утрам, вечерам и ночам! – попросила она, льня губами к его губам.

И опять он вскрикнул от боли, она же – опять рассмеялась и, подхватив чемодан, с разбегу запрыгнула в пробегающий мимо синий троллейбус…

54 …Спустя время Луиза уже проходила тщательный таможенный досмотр в столичном аэропорту.

Плешивый, безбровый, бесцветный, безрадостный, долговязый и тощий таможенник в ранге младшего офицера в двадцать четвертый раз бестолково потрошил ее маленький чемодан цвета бордо.

Он, похоже, чего-то упорно искал.

Он и сам не знал, чего он искал – но искал!

Уже и по радио объявили: «Все, наконец-то заканчивается посадка на рейс Москва – Венеция!» – а он все не оставлял поиска.

Луиза, зевая, прижалась тыльной стороной своего правого бедра – к тыльной же стороне левого бедра офицера.

– Говорят, посадка заканчивается, – как бы походя заметила она.

Офицер, на минуточку, сделался красным, как рак после варки.

Не поднимая головы, он чего-то промямлил, типа: без нас не улетят.

Понятно, он был не в себе: в кои-то веки женщина (и какая!) прижалась к нему, вдруг, бедром (и каким!)!

– А разве вы тоже летите? – как бы вскользь поинтересовалась Луиза.

– Вообще-то я при исполнении, – не поднимая стыдливых глаз, признался таможенник.

– Жаль, – разочарованно вздохнула Луиза, – а то я уже размечталась, как мы побалдеем в Венеции!

Служитель таможни поднял на нее глаза цвета собачьей блевотины и недоверчиво переспросил: «Мы?»

– А ты, что ли, не рад, дурачок? – удивилась она.

– Рад! – коротко доложил младший офицер, запирая таможню…

55 …Полет до Венеции проходил в разреженном пространстве, на высоте десять тысяч метров.

Под самолетом проплывали стада кучерявых облаков.

Моль, Дрянь и Изменник Родины, как ласково обозвала Луиза бывшего таможенника, крепко держал ее за руку.

Он так ее, бедный, держал, – как будто боялся ее потерять!

Она же, перекрывая вопли моторов, орала ему на ухо всякие ласковые слова усыпляющего свойства.

Офицер под сурдинку размяк и уснул.

Тут-то она и достала с груди медальон в виде жабы из перламутра (подарок Отца!) и негромко скомандовала:

– Фас!

Жаба вмиг ожила и скоренько перескочила с Луизы на Моль и вонзила в него свой язык формы штопора для открывания пробок (откуда у жабы язык формы штопора – точно загадка!).

Удар пришелся точь-в-точь по сонной артерии.

Моль с жизнью расстался – даже не пикнул.

Облизнувшись, Луиза жадно припала губами к артерии бедного таможенника…

Из жития Луизы, неверной суженой Джорджа…

56 …Юная и прелестная жена Джорджа родилась в 1321 году на Юге Франции, в местечке Памье, что по соседству с Тулузой.

И по прошествии лет и столетий Луиза любила вспоминать ни с чем не сравнимый покой и уют материнского чрева и поистине ослепляющую резь в глазах при появлении на свет.

Между тем в душном и мрачном каземате святой инквизиции света, по определению, быть не могло – так что правильнее говорить, что одна из величайших колдуний всех времен и народов явилась однажды миру в слабом мерцании фитилька, едва тлеющего в топленом сале зверски забитой свиньи.

И, конечно же, она никогда не забывала самых первых слов, которыми встретил ее этот наш мир: сожечь эту ведьму!

(Возможно, впрямую сие к нашему повествованию и не относится, но года не проходило, чтобы Луиза в день своего рождения не навестила в аду обладателя того ледяного голоса, коим было произнесено «сожечь эту ведьму!» – папу Иоанна ХХII, и самолично бы не подкинула дровишек в вечный костер, на котором тот жутко горел!)

Луизу растила грязная шлюха Мадлен, которой младенца подкинули на рассвете.

После под пыткой Мадлен признавалась:

– Только я, значит, поутру отправилась с кринкой за молоком и только я, значит, приотворила входную, скрипучую дверь, как сразу за пыльным порогом и обнаружила кроху!

У нее у самой, с дикими воплями припоминала она, было сорок своих детей от сорока проходимцев (по-любому получалось, Луиза была сорок первым ребенком!).

– Но тогда поутру, – визжала старая шлюха, обутая в испанский сапожок, – я подумала, мол, один черт, где сорок – там сорок один!

(К слову, по тем временам за одно упоминание черта полагался костер – однако сожжение Мадлен почему-то заменили жизнью.

Сам папа Иоанн ХХII сформулировал приговор, дословно: «Казнить еретичку медленным угасанием путем бездарного доживания!»

Самые бывалые члены суда были шокированы изощренной жесткостью папиного решения!)

Крошка-ведьма, уместно сказать, росла в тесноте, но зато не в обиде.

Обижаться она не умела, а когда было надо – сама обижала.

В три года Луиза выглядела на восемнадцать, так что Мадлен со спокойной душой отвела ее на Панель.

Панель в Памье, в те еще времена, располагалась у старой мельницы дядюшки Ришелье (предка и прямого родственника того самого знаменитого Ришелье!).

Это спустя пятьсот лет, то ли в 1798 году, или в 1801-м, свидетельства расходятся, Панель передислоцировали к западной стене городской ратуши, а тогда, в преддверии Эпохи Возрождения, там, по традиции, кучковались картежники, кидалы, карманники, мелкие аферисты, пропойцы и курильщики опиума, да потная, обглоданная вшами солдатня, промышляющая войной.

Понятно, им всем после ратных трудов хотелось чего-то еще – мягкого и податливого!

И все мы желаем чего-то еще – вот что нас губит и украшает!..

На Панели все знали Мадлен, и Мадлен, естественно, знала всех вместе и каждого в отдельности.

И вообще, она, стоит заметить, пользовалась тут непререкаемым авторитетом.

Так что в смысле протекции Луиза могла не волноваться: начинала она не с нуля, и все были хорошо осведомлены, чья она и откуда.

Ей не пришлось бороться за место под солнцем – оно ей фактически было обеспечено: место, клиентура, фирменный знак (сердечко, пронзенное множеством стрел, которым Мадлен одарила приемную дочь!).

Родную свою биомамашу Кураж, выражаясь по-современному, Луиза, естественно, помнить не могла: несчастную женщину подло стащили за волосы с родильного одра и тут же сожгли на костре, под ликующее улюлюканье быдла.

С папашей зато она познакомилась позже, и там же, на той же Панели.

Однажды он к ней подошел и представился…

57 …Впрочем, чтобы быть точным, прохожий и не представлялся, но грязно прошамкал беззубым, безгубым ртом:

– Что ли, пройдемте, дочурка!

От придурка несносно несло подземельем, помойкой, пороком и тихой тоской.

Луиза в ответ окатила прохожего взглядом, полным презрения, впрочем, отметив, что он не рослый, не ладный, не мощный, не стильный, не молодой и не старый, не добрый, не злой, бездарный, бесцветный – он то есть вообще никакой!

Первое чувство – обманчиво!

Второе – хотя и приближает нас к истине, но тоже не гарантирует!..

То же самое можно сказать и про третье, четвертое, пятое и шестое чувства (при условии, что таковые существуют!).

При встречах с чертями – особенно…

Луиза надменно зевнула и отвернулась.

– Валите, папаша, а то позову сутенера, – спокойно процедила она сквозь зубы.

– Возлюбленная дочь! – послышался голос, щекочущий мозг.

Она в изумлении обернулась и увидела перед собой рослого, ладного, сильного, стильного, молодого и старого одновременно, яркого, милого во всех отношениях и удивительного мужчину.

– Папаша! – успела воскликнуть путана и грохнулась лбом на Панель.

Очнулась Луиза на льдине, в объятиях жуткой козлиной рожи (тут папаша уже не прикидывался и не фантазировал образы, но имел вид натуральный и отвратительный!).

Заметив ее удивленный взгляд, Он объяснил, что у Него, как назло, не оказалось льда под рукой – приложить к шишке на лбу! – вот Он и перенес ее в мгновение ока в Антарктиду.