Уолтер Миллер-младший - Гимн Лейбовицу

• Название: Гимн Лейбовицу
• Автор: Уолтер Миллер-младший
• Жанр: Зарубежная фантастика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-099469-4

После ядерной войны цивилизация отброшена на много веков назад. Суровые земли, на которых сложно вырастить какой-либо урожай. Суровые люди, с ненавистью относящиеся ко всему новому и непонятному, и хуже всего –◦к ученым, носителям знания,◦–◦потому что именно они, по общему мнению, довели мир до катастрофы.

Насельники аббатства, расположенного в пустыне на юго-западе США, в течение веков ведут кропотливую работу, собирая по крохам и обрывкам все доступные знания –◦книги, записи, устные предания. Когда-нибудь эта титаническая работа возродит цивилизацию.

Но стоит ли возрождать канувший в лету мир?

Что, если любое знание таит в себе роковые ошибки, неизбежно ведущие человечество к гибели?

---

Из смешения языков, из смешения остатков многих народов, из страха родилась ненависть. И ненависть сказала: «Побьем камнями, выпустим кишки и сожжем тех, кто это сотворил. Устроим холокост тем, кто повинен в этом преступлении, а также их наймитам и их мудрецам; пусть они горят, пусть погибнут они и все их труды, их имена и даже их воспоминания. Уничтожим их всех и научим детей, что мир родился заново, чтобы они ничего не знали о том, что было прежде. Устроим великое Упрощение, и тогда мир возродится».

Так, после Потопа, после Радиации, болезней, безумия, смешения языков и ярости началось кровавое Упрощение, когда оставшиеся в живых стали рвать на части, стали убивать правителей, ученых, техников, учителей и всех остальных, которых вожди обезумевших толп обвиняли в том, что они помогли превратить Землю в то, чем она стала. Для этих толп не было ничего ненавистнее людей образованных – сначала потому, что они служили царям, а затем потому, что они отказались участвовать в бойне и противостояли «кровожадным простакам».

Толпы с радостью приняли это имя и подняли крик: «Простаки! Да, да! Я – простак, а ты? Построим город и назовем его Город Простаков, ведь умные сволочи, которые все это сделали, уже сдохнут! Вперед, простаки! Покажем им! А не простаки здесь есть? Если да, то бейте гадов!»

Чтобы скрыться от гнева простаков, ученые люди, которым удалось уцелеть, прятались во всех возможных убежищах. Святая церковь облачила их в монашеские рясы и пыталась укрыть в сохранившихся монастырях и конвентах, ведь людей веры толпа ненавидела меньше – кроме тех случаев, когда они бросали ей вызов и становились мучениками. Иногда беглецам удавалось укрыться, но чаще – нет. Простаки вторгались в монастыри, жгли документы и священные книги, хватали, вешали и жгли беглецов. Вскоре после начала Упрощения оно утратило какую-либо цель и превратилось в безумное массовое убийство, которое совершается только тогда, когда окончательно рушится общественный порядок. Безумие передалось детям, поскольку их учили не только забывать, но и ненавидеть, и поэтому кровожадные толпы время от времени собирались даже сейчас, в четвертом поколении после Потопа. К тому моменту объектом ярости были не ученые, которых уже не осталось, а просто грамотные люди.

Исаак Эдвард Лейбовиц после бесплодных поисков жены бежал к цистерцианцам, у которых прятался в течение шести лет после Потопа. Затем он снова отправился в путь, далеко на юго-запад – искать Эмили или ее могилу. Там он наконец уверился в том, что она умерла, ведь в тех местах смерть одержала безоговорочную победу. И там, в пустыне, он тихо дал обеты. Затем Лейбовиц вернулся к цистерцианцам, принял их облачение, а еще через несколько лет стал священником. Собрав своих товарищей, он изложил им свой план. Еще через несколько лет его предложения дошли до «Рима», который уже не был Римом (старый Рим перестал существовать, а новый за двадцать лет трижды переезжал – после того как оставался на одном и том же месте в течение двух тысячелетий). Через двенадцать лет после этого отец Исаак Эдвард Лейбовиц получил разрешение Святого престола основать религиозную общину, названную в честь Альберта Великого, учителя святого Фомы и покровителя ученых. Задача общины, необъявленная и поначалу довольно неопределенно очерченная, заключалась в том, чтобы сохранить историю человечества для прапрапраправнуков тех простаков, которые мечтали ее уничтожить.

Поначалу облачение монахов нового ордена состояло из дерюги и узелка, который носят бродяги. В зависимости от поставленной задачи они делились на «книгобандистов» и «запоминателей». Книгобандисты доставляли книги в юго-западную пустыню и закапывали их там в бочках. Запоминатели заучивали наизусть целые тома – исторические хроники, священные тексты, художественную и научную литературу – на тот случай, если какой-нибудь неудачливый книгобандист попадет в плен и под пытками выдаст место, где находятся бочки. Тем временем остальные члены нового ордена нашли скважину примерно в трех днях пути от тайника и приступили к строительству монастыря. Так начался проект, направленный на спасение остатков человеческой культуры от остатков человечества, которые стремились ее уничтожить.

Когда Лейбовиц, в свой черед, выполнял обязанности книгобандиста, его схватила толпа простаков. Техник-предатель, которого священник быстро простил, указал на него не просто как на ученого человека, но как на специалиста по оружию. Набросив на голову Лейбовица мешок, толпа повесила его так, чтобы узел петли не сломал ему шею, и заживо сожгла. Тем самым простаки решили свой спор о том, какой метод казни следовало бы выбрать.

Запоминателей было мало, а их память – небезгранична.

Часть бочек с книгами нашли и сожгли вместе с несколькими книгобандистами. Пока безумие не улеглось, сам монастырь три раза подвергся нападению.

От огромных запасов человеческого знания у ордена осталось лишь несколько бочек с книгами и жалкая подборка рукописных текстов, восстановленных по памяти.

Теперь, после шести веков тьмы, монахи все еще хранили Реликвии, изучали их, копировали снова и снова и терпеливо ждали. Поначалу, во времена Лейбовица, монахи надеялись – и даже ждали, как вероятного события, – что четвертое или пятое поколение захочет получить свое наследие. Они не учли того, что человечество, если его старая культура полностью уничтожена, способно за пару поколений создать новую культуру, – создать усилиями законодателей и пророков, гениев и маньяков, с помощью Моисея, Гитлера или невежественного деда-тирана. Не учли, что культурное наследие может быть получено в период между закатом и рассветом – и во многих случаях так и произошло. Однако новая «культура» стала наследием тьмы, в которой слово «простак» означало то же самое, что «гражданин» и «раб». Монахи ждали. Их не беспокоило то, что сохраненные знания бесполезны, что по большей части они даже перестали быть знаниями, что в них монахи разбирались не больше, чем дикий горец, что эти знания давно лишились смысла. И тем не менее эти знания обладали особой символической структурой, и взаимодействие этих символов, по крайней мере, можно было наблюдать. Видеть то, как связаны между собой части системы знаний, – значит, получить по крайней мере минимум знаний-о-знаниях до тех пор, пока однажды – быть может, через несколько столетий – не придет Интегратор, который их объединит. Поэтому время значения не имело. Реликвии существовали, и монахам надлежит их защищать – и они будут хранить их, даже если тьма не рассеется еще десять веков или десять тысяч лет. Ведь монахи, хотя и родились в самую мрачную эпоху, были теми же книгобандистами и запоминателями блаженного Лейбовица, и, покидая аббатство, каждый из них, хоть конюх, хоть аббат, уносил в своем узелке книгу – обычно молитвенник.

Перекрыв доступ в убежище, аббат – тихо и незаметно – мало-помалу собрал найденные документы и Реликвии. Изучать их никто не мог. Предположительно, они хранились под замком в кабинете Аркоса, а практически они исчезли. То, что исчезало в кабинете аббата, публичному обсуждению не подлежало. Об этом можно было лишь шептаться в коридорах. Брат Фрэнсис такие перешептывания слышал редко. Постепенно они прекратились – чтобы возобновиться с новой силой, когда однажды вечером в трапезной до монахов донеслись обрывки разговора между аббатом и посланцем из Нового Рима. Эту беседу монахи обсуждали между собой еще несколько недель после отъезда гонца.

На следующий год брат Фрэнсис Джерард из Юты вернулся в пустыню, дабы в одиночестве поститься. Затем он вернулся, ослабевший и истощенный, и вскоре его вызывали к аббату Аркосу. Тот захотел узнать, не беседовал ли Фрэнсис с небесным воинством.

– О нет, господин аббат. Днем там только стервятники.

– А ночью? – подозрительно спросил Аркос.

– Только волки, – ответил Фрэнсис и осторожно добавил: – Кажется.

Аркос решил пропустить мимо ушей эту поправку и нахмурился. Хмурый взгляд аббата, как успел отметить брат Фрэнсис, являлся источником лучистой энергии, которая пересекала пространство с конечной скоростью и приводила к увяданию поглощавшего ее объекта – обычно послушника. Природа этого эффекта изучена не была. Фрэнсис поглотил пятисекундный импульс этой энергии, и лишь затем аббат задал ему следующий вопрос:

– Так, а что там с прошлым годом?

Послушник сглотнул.

– Вы про с-старика?

– Про старика. – Пытаясь исключить какие-либо вопросительные нотки из своего голоса, Аркос произнес: – Это просто старик. Теперь мы уверены.

– Мне тоже кажется, что это был просто старик.

Аббат Аркос устало потянулся за линейкой из гикори.

ХРЯСЬ!

– Deo gratias!

ХРЯСЬ!

– Deo…

– Кстати, я хотел тебе напомнить… – промолвил аббат в спину Фрэнсису, когда тот пошел по коридору в свою келью.