Владимир Бутромеев - Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея

• Название: Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея
• Автор: Владимир Бутромеев
• Жанр: Прочая научная литература

Эссе «Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хоккинга» из трилогии «В призраках утраченных зеркал» («Земля и люди», «Исчисление времени», «Жизнь людей») В.П. Бутромеева. Чтобы понять что такое время, нужно ответить на вопросы: «Что такое жизнь? Что такое смерть? В чем смысл жизни? Что такое национальная идея?» Поэтому вопрос о времени всегда был основным, главным вопросом для любого мыслящего человека. Правильное представление о том, что такое время сложилось во времена Древней Греции. Галилео Галилей вернулся к нему в эпоху Возрождения. История вопроса о времени напоминает историю вопроса о том, что находится в центре нашей планетной системы – Земля или Солнце. То, что Земля вращается вокруг Солнца прекрасно знали еще древнегреческие философы. Но после мракобесия Средневековой ночи потребовалось «открытие» Коперника, подтвержденное словами Галилея: «И все-таки она вертится!», чтобы возвратиться к правильному пониманию того, как устроены ближайшие окрестности Вселенной. В наши дни широкое распространение получила псевдонаучное представление о времени Стивена Хокинга. Оно замаскировано наукообразными, якобы недоступными пониманию непосвященных доводами, которые нужно принимать на веру и которые излагаются как священные истины в последней инстанции, не требующие доказательств и не допускающие сомнений. Все выдумки Хокинга основаны на мистических домыслах и на результатах преславутых «мысленные экспериментов». Само выражение «мысленный эксперимент» подобно выражению «жареный лед». Но эти «мысленные экскременты», приправленные сказками про «кротовые норы» и «черные дыры», по которым можно попасть в иные миры и пространства, побывать в прошлом и в будущем и обеспечить себе бессмертие, привлекают внимание тех, кто склонен довольствоваться дешевыми фантазиями вместо реальной картины мира. Предлагаемая книга не посвящена разбору всех этих глупостей. В ней просто излагается подлинная история вопроса о времени. И для того, кто хочет и может понимать мир, в котором он живет, этого достаточно. А кроме того это намного интереснее всех бредовых фантазий Хокинга, его предшественников и наивных последователей.

---

Значит, мое бессмертие в памяти обо мне.

Но надолго ли? Ведь я всю жизнь помню о своих отце и матери после их смерти, и о дедушках и бабушках – помню, а вот прадедушек, которых ни разу не видел… Имя одного из прадедушек я знаю и помню, имя второго прадедушки даже не знаю. А тех, кто был их отцами тем более не знаю, не помню, не могу помнить. Значит, память и обо мне в моих детях, внуках, правнуках не вечна, коротка.

На два-три поколения, не больше.

Человек, построивший дом, посадивший дерево, родивший сына, будет вскоре забыт. Дом, им построенный, станет тесен и неудобен, и в конце концов заброшен. Посаженное им дерево, даже если это долголетний дуб, рано или поздно срубят, а если нет, то оно упадет, поваленное ветром. А потомки – дети его детей, правнуки и праправнуки не будут знать его имя.

ТРЕТИЙ САМООБМАН

От смерти и забвения спасает посмертная память. Не наивное недомыслие, что, мол, умирают другие, а не я, и потому я не умру, и даже не иллюзорное продолжение себя в своих детях и внуках и последующих потомках.

Спасает то, что, будучи созданным тобою надолго, очень надолго переживет тебя.

Конечно же не ветхая хижина, жалкая лачуга, приют одинокого странника и не добротный дом о четырех стенах под теплой крышей, а желательно грандиозный блистательный храм или хотя бы поражающий размерами акведук, то есть водопровод.

А еще лучше поэма вроде «Илиады» Гомера, передаваемая из поколения в поколение вечнопомнящими рапсодами, а потом навсегда запечатленная письменами на бумаге, способной хранить память тысячелетиями. Или трактат, кладезь высоких истин или логических умозаключений, а то и просто математических формул. Или симфония, восхищающая трогающими душу созвучиями, заставляющими печалиться или радоваться, или картина, в красках передающая живость тел и черты лиц.

Так рождается третий самообман. К нему прибегают те, кого, в силу их способностей и склонности к размышлениям, не спасает не только первый самообман, но и казалось бы естественный и надежный самообман второй.

Конечно же – весь я не умру, «душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит», а тлена убежав, и после смерти будет жить.

Стихосложение не всем доступно, как и поэтический восторг. И не всякий может изложить на бумаге свои мысли, печали и откровения, а тем более сделать это с помощью флейты или кисти и красок.

Ну тогда нужно совершить какое-либо деяние, которое навеки запечатлелось бы в памяти потомков. Победить в кровопролитном сражении, или издать мудрый закон, или хотя бы произнести пламенную речь в сенате или парламенте, вызвав восторг на верхних галереях, предназначенных для публики, или блеснуть словесами в бурной толпе на площади.

Или сказать остроумную фразу, например: «деньги не пахнут» или даже сжечь прекрасный храм, и тогда твое имя, вопреки запретам упоминать его, не канет в небытие.

Третий самообман – удел не только поэтов, художников, правителей и готовых все преступить безумцев. Люди в массе своей не пишут поэм, но читают их; не отливают памятники и статуи, но видят их; не воздвигают храмы, но молятся в них; не руководят сражениями, но участвуют в них, усердно убивая друг друга, гибнут или потом празднуют победу; не произносят речей, но рукоплещут ораторам.

Все это дает людям возможность жить единой жизнью и чувствовать себя единым народом, нацией. И потому люди, принадлежащие к одному народу, подсознательно верят, что забвение не грозит им, пока будет длиться и повторяться из века в век бытие их народа, и они, память о них, не исчезнет, пока живет и пребывает в этом мире их народ – народ, частью которого они являются.

Но человек, способный думать и не пренебрегающий законами логики и известными уже людям знаниями, догадывается, сам того не желая, что и третий самообман всего лишь самообман и спасает человека только от страха смерти, но не от самой смерти, когда она рано или поздно придет к тебе.

Жива память и о князе Александре Невском, не исчезло имя легендарного Рюрика, основателя русского государства, помнят и его преобразователя – Петра I, хранятся в музеях короны и скипетры императриц и императоров, их лица запечатлены на портретах. Звучит музыка Глинки и Чайковского, люди читают Толстого и Достоевского. Нет в России человека более известного, чем Пушкин. Стихи его кажутся нетленными – они напечатаны в книгах, изданных миллионными тиражами, чуть ли не каждый из ныне живущих знает на память хотя бы одно четверостишие, многочисленные потомки Пушкина живут и поныне помнят и чтут своего гениального предка.

Память о нем жива в сердцах и умах его прямых родственников и в сердцах и умах всего народа. Память жива. Но вот сам он покоится под мраморной могильной плитой, как и многие его современники, от которых не осталось ничего – ни стихов, ни поэм, только имя на могильной плите, да и оно часто уже стерто – не образно – временем, а водой дождей и пылью, разносимой ветром.

И догадка, опирающаяся на безразличную логику, что одинакова участь и тех, о ком мы помним, и тех, кто давным-давно забыт, оказывается сильнее желанной мысли, что те, кто живет в нашей памяти, действительно живы и незримо присутствуют в этом мире.

«Но я поэт, червь кость мою не сгложет», – писал молодой еще Державин, надеясь на вечную жизнь. Однако истина перевесила, и едва послушная рука в последние мгновения жизни вывела на бумаге строки неоконченного стихотворения:

…Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы».

И эти незаконченные строки стали самым законченным произведением великого поэта, нашедшего в последние минуты своего бытия силы и смелость сказать и себе, уходящему, и всем, остающимся, правду, самую страшную и нежеланную, но правду.

А правда в том и заключается, что жерлом вечности, пугающей, непостижимой, клокочущей лавой безвременности пожрется все – все, совершенно все без исключения и остатка, утонет, исчезнет в омуте забвения и небытия – и величественные мраморные храмы, и медные и бронзовые памятники; и память о битвах и подвигах, великих открытиях и достижениях; и поэмы, трактаты и симфонии; и отзвук монологов гениальных актеров, и мелькание черно-белых и цветных теней на киноэкране; и обрывки строк в Интернете.

Саркастически оптимистический ответ персонажа анекдота на лицемерно заботливый вопрос о здоровье – «Не надейтесь» – в одинаковой мере относится и к спрашивающим, и к нему самому. Оснований надеяться нет ни у спрашивающих, ни у отвечающего. Надежды можно возлагать только на три самообмана – больше не на что.

И ВСЕ ЖЕ ЭТО ТОЛЬКО САМООБМАН

Люди, живущие подсознательно, у которых третий самообман запрятан глубоко в недра души и разума, никогда не усомнятся в нем, их существование защищено от ужаса бессмысленности бытия и страха смерти трижды: незнанием, нежеланием знать и неспособностью знать. Их, этих людей, существование надежно охраняют все три самообмана; первый, конечно, несколько сомнителен, колебим смутными, тревожными, неясными, прочь отгоняемыми догадками, зато второй и третий самообманы непоколебимы и спасительны.

Людям, которым свойственно задумываться, которые способны размышлять и даже, как им кажется, что-то, хоть что-то понимать, мыслить, вольно-невольно отгоняя от себя мысли, иной раз проклиная эту свою способность мыслить, а следовательно, погружаться в страх оцепенения от ужаса, ужаса непостигаемо-непостижимого, ужаса неотвратимой, всем предстоящей смерти – труднее.

Ведь в самом деле все смертны, смерть неизбежна, все пожрется темной, беззвучной, не нарушаемой тиканьем часов, безвозвратной, неодолимой вечностью, все поглотит забвение. Все, и даже, казалось бы, вечный в веках твой народ, частью которого ты являешься и во все продолжающемся бытии которого подсознательно надеешься избежать исчезновения навсегда.

Сколько их было разных народов – египтян и вавилонян, мидян, македонян и этрусков – и все они исчезли с лица земли. О некоторых мы еще помним, знаем о многих подробностях их присутствия в этом мире, а бытие древних греков и римлян даже как будто перетекло в нашу жизнь и мы живем, словно продолжая их жизнь, чувствуя и понимая этот мир так, как когда-то они.

А сколько было таких народов, от которых осталось почти только имя да кое-какие сведения и кое-какие предметы археологических раскопок. Например скифы – великий народ, населявший огромные пространства, завоевавший многих своих соседей, народ, именем которого иной раз поэтически обозначают совсем недавно появившихся из глубин древности предков славян.

А сколько народов и племен кануло в небытие вечности, не оставив даже имени.

А ведь они существовали под этим, казалось бы, приютным, но безразличным солнцем, жили, добывали себе скудную или обильную пищу, строили жилища, радовались успехам и огорчались извечными бедами и разными неудачами, рожали детей, чаще всего сами не зная зачем, реже – надеясь на продолжение рода, думали и размышляли, смотрели ночью на звезды, непостижимые в вечном сиянии, следовали своим обычаям, чтили предков, заботились о потомках, передавали из уст в уста сказания о подвигах своих героев, сочиняли песнопения, танцевали, ловко перебирая ногами, и устраивали торжественные шествия, поклонялись богам и сомневались в их существовании, хоронили своих умерших и рано или поздно исчезали; и нет следов их бытия на земле, память и сведения о них растворились и забылись и от них не осталось ничего, ничего, совершенно ничего, кроме кое-каких намеков, позволяющих догадываться, что некогда жил некий народ.