Мурацан - Геворг Марзпетуни

• Название: Геворг Марзпетуни
• Автор: Мурацан
• Жанр: Зарубежное современное

В IX–X веках, когда разгоралась напряженная борьба между Арабским халифатом и Византийской империей, положение Армении было особенно тяжелым; она оказалась раздробленной на отдельные феодальные княжества, властители которых боролись между собой за власть. Эту раздробленность и использовали оба сильных соперника. Все эти события нашли свое яркое отражение в историческом романе «Геворг Марзпетуни».Тема романа – борьба армянского народа за освобождение от арабского ига – основана на подлинных событиях истории. Ашот II Багратуни (915–928 гг.), прозванный «Железным», вел совместно с патриотами-князьями ожесточенную борьбу против арабских войск. Мурацан сумел подчеркнуть передовую роль Ашота Железного как объединителя Армении. Писатель хорошо понимал, что идея объединения страны, даже при монархическом управлении, для того времени была прогрессивной. Борьба Ашота Железного не была ограничена только национальными рамками. Он помогал и соседней Грузии изгнать захватчиков из родной страны. Судьбу Армении писатель-демократ связывал с народными массами. Устами Геворга Марзпетуни, главного героя романа, Мурацан говорит: «Крестьянские хижины, неприметные домики, в которых живут одетые в лохмотья бедняки, презираемы богачами, – в них-то и заключена подлинная сила отечества». Патриотизм, беззаветная любовь к родине – основная идея романа. Геворг Марзпетуни вместе со своими соратниками сумел объединить вокруг Ашота Железного князей и весь народ. Он повел за собой и тех, кто сомневался в успехе вооруженной борьбы с врагами.

---

– Ах, как нежны материнские поцелуи! – прошептала Саакануйш и, прильнув к кормилице, зарыдала. – У меня нет матери, Седа! Будь же мне матерью.

– Не плачь, моя бесценная Саануйш, я твоя мать, твоя служанка, твоя раба! Не плачь, моя дорогая повелительница!

Они долго плакали в объятиях друг у друга. Потом кормилица встала и подошла к столу. Взяв чашу, она наполнила ее фруктовым соком и подала царице.

– Выпей, это успокоит тебя.

Но Саакануйш, не видя и не слыша ничего, вдруг заговорила словно в забытьи:

– Ах, Седа, почему я не вышла замуж за какого-нибудь пастуха?..

– Что ты говоришь, царица? – в недоумении спросила Седа.

– Да, тогда наши князья стали бы высмеивать Саака Севада. Сказали бы, что могущественный князь Гардмана выдал свою дочь за горного пастуха. Я не была бы армянской царицей, супругой Ашота Железного, меня бы не украшали великолепные драгоценности, золотая парча, серебро и слоновая кость. И войска не склоняли бы передо мной знамена и копья. Но в пастушьей хижине моя душа и сердце были бы спокойны, мой отец и любимый брат не лишились бы зрения, и я тайными слезами и вздохами не оплакивала бы беспрестанно старость одного и цветущую молодость другого… И все из-за наглой и низкой женщины… Ах, я теряю рассудок, как подумаю об этом…

– Царица, ты опять волнуешься. Выпей, умоляю тебя! Напиток успокоит твое сердце, – просила Седа.

Царица взяла чашу и отпила немного. Освежающий напиток умерил огонь, горевший в ее сердце. Она умолкла. Седа, воспользовавшись этим, выбрала из принесенных прислужницей фруктов кисть золотистого винограда и подала ее царице.

– Это тоже успокоит тебя, отведай несколько ягод, – предложила она.

– Хорошо, но присядь ко мне и расскажи все, что знаешь, – велела Саакануйш.

Седа повиновалась. Придвинув к постели скамью, она села.

– Так. Теперь начинай.

– Ты взволнована, моя царица. Зачем говорить о наших несчастьях? – взмолилась Седа.

– Я желаю знать все, что знают другие о моем горе. Это необходимо, это может помочь делу, и потому ты должна рассказать мне не только то, что знаешь сама, но и все, что слышала от других.

– Если это поможет тебе…

– Да, непременно поможет, – сказала царица повелительным тоном.

Седа склонила голову и погрузилась в раздумье. Она, видимо, старалась воскресить в памяти прошлое. Это было нетрудно. То, о чем она должна была рассказать, произошло в течение последних четырех-пяти лет. Седа ничего еще не успела забыть. Но ее мучила мысль, рассказать ли царице все, что было ей известно, или только то, что могло удовлетворить любопытство Саакануйш и не причинить ей новых огорчений. Царица догадалась о сомнениях Седы и сказала с грустной улыбкой:

– Знаю, моя добрая Седа, почему ты не решаешься говорить. Ты не хочешь волновать меня, не так ли? Но скрытая рана доставляет больше страданий, чем открытая. Говори свободно и искренне. Этим ты принесешь облегчение моему сердцу, а я обещаю тебе, что буду слушать спокойно.

– Да, моя славная царица, я боялась, не взволнует ли тебя мой рассказ. Но теперь, раз ты угадала мои мысли и обещаешь слушать спокойно, я поведаю все, что знаю, не утаив ничего, если это, как ты говоришь, может помочь тебе.

Седа уселась поудобнее, поправила полы своей одежды и, устремив взгляд на полную ожидания Саакануйш, начала мягким спокойным голосом свой рассказ.

4. О том, как решалась судьба Саакануйш

– То, о чем я должна рассказать тебе, милая царица, относится к недавнему прошлому. Многое из этого, вероятно, помнишь и ты, – так начала Седа. – Прошлое умерло и не воскреснет, но в нем скрыт корень наших печалей, и, если мы хотим смягчить их, нам надо вернуться к прошлому.

– Да, Седа, ты должна начать с прошлого, потому что мое настоящее схоронено в могиле. Может быть, в твоих рассказах я найду то, что оправдает его передо мной. О, как бы я хотела, чтобы он был невинен!

– Ты говоришь о государе?

– Продолжай, Седа! Об этом после.

– Ты была тогда еще юной девушкой и порхала во дворце отца весело и беззаботно, как бабочка в весеннее утро. Твоя покойная мать горячо любила тебя, а князь Гардмана нежно ласкал и баловал. Ты была единственной радостью своих братьев. Какие только развлечения не придумывались для тебя! Во дворце Саака Севада было одно только украшение – прекрасная Саакануйш; во всем Агване одна звезда – княжна гардманская. Ты помнишь праздники и игры, которые так часто устраивались во дворце твоего отца, скачки и состязания, которые происходили перед нашей крепостью? Все это делалось ради тебя.

– Почему ради меня, мать Седа? Ведь отец мой был человек веселого нрава.

– Нет, моя дорогая, таким его считали другие. Соседние князья даже порицали его за неуместную расточительность. Но владелец Гардмана не был ни мотом, ни гулякой. Он был единственным князем армянской земли, который наряду со скромностью, умеренностью и смелостью любил и ценил знание. В своем княжестве он основывал школы, приглашал учителей, и в монастырях Гардмана процветала наука. Все это тебе хорошо известно.

– Конечно.

– Вместе с тем он был и большим хлебосолом. Его часто посещали арцахские, сюнийские, васпураканские и многие другие именитые князья и даже члены царской семьи. Разве мог владелец Гардмана отказать им в подобающем приеме? Тем более что многие из них посещали Гардман с тайной целью добиться права называться женихом его прекрасной дочери. Родители об этом тебе ничего не говорили, но все праздники, турниры и скачки устраивались для того, чтобы ты имела возможность выбрать среди соперничавших между собой князей милого сердцу и достойного твоей любви жениха. Отец твой не хотел отдавать предпочтения никому из тех, кто просил твоей руки. Все они были храбрые, красивые, богатые и доблестные князья. Принимая одного и отказывая другому, он мог возбудить зависть и вражду между ними. Он видел, что большая часть гибельных распрей в нашей стране происходила от подобных причин. Вот почему он всем говорил: «Моя Саакануйш станет невестой того князя, которого она сама выберет». Этому условию безропотно покорились все. Но если ты помнишь, ты не выбрала ни сюнийского князя Смбата, ни государева брата Гургена Арцруни, ни храброго Ашота Андзевского, ни владетельного князя могцев Григора и никого из сепухов6 из рода агванцев.

– Да, помню, никто из них не пришелся мне по сердцу. О, как я жестоко наказана за свою гордость…

– Царица, если ты волнуешься, прикажи мне замолчать.

– Нет, Седа, говори, но не начинай так издалека.

– Так надо, дорогая госпожа, лучше рассказать все по порядку, чем торопиться и не упомянуть о главном.

– Ты, верно, хочешь, чтобы я заснула, не дослушав главного? – улыбнулась царица.

– Нет, я… все расскажу, – произнесла Седа, улыбаясь через силу.

– Поняла, поняла твою хитрость. Добрая женщина, как ты заботишься обо мне!.. Но все равно я не буду спать в эту ночь, а поэтому расскажи все, что знаешь. Я жду.

– Итак, милая царица, ты отказала всем женихам и этим повергла нас в печаль. Мать твоя была недовольна тем, что князь предоставил тебе право выбора. Да и я, что греха таить, была согласна с княгиней. Но отец твой качал головой и говорил: «Моя Саануйш выберет себе достойного жениха. Ее супруг, вероятно, будет иметь титул выше княжеского».

– Несчастный! Он предвидел мою судьбу… Но если бы он мог также предугадать, что этот жених, имеющий титул выше княжеского, принесет ему, моему бедному отцу, такое несчастье…

– Прекратим беседу. Как бы я осторожно ни говорила, я взволную тебя. Ты не можешь слушать спокойно. Хочешь, я расскажу тебе об умерщвленных мучениках Давиде и Гургене, князьях Гнуни? О, какая это потрясающая и вдохновенная повесть… Это произошло в Двине, восемь лет тому назад, по приказанию Юсуфа, этого исчадия ада.

– Продолжай, Седа! У меня нет желания слушать рассказы об убийствах. Продолжай, я буду молчать.

– Хорошо, посмотрим… Итак, пророчество князя сбылось. Помню, как сегодня. Счастливые то были дни… и вот они прошли. Но что не проходит в этом мире? «Суета сует и всяческая суета», – сказал Соломон.

– Как ты медленно рассказываешь, Седа!

– Сейчас, сейчас, моя повелительница, больше не буду медлить, – сказала Седа, тоже улыбаясь. – Но не томись, если я начинаю издалека. Что делать? Не могу забыть этих памятных событий.

– Говори, мне не скучно.

– Да, когда царя Смбата распяли перед Двином… какие тяжкие дни нам пришлось пережить, даже вспомнить страшно… Тогда царевич Ашот находился еще в Утике.

– Опять Утик? Ах, Седа, не произноси этого названия, я не хочу его слышать…

– Царица…

– Пусть сгинет Утик, чтоб мне не слышать больше о нем! – воскликнула царица, и от внутреннего волнения так изменилась в лице, что Седа съежилась, как человек, совершивший преступление. Она умолкла и робким взглядом следила за Саакануйш. Царица не смотрела на кормилицу. Ее прекрасные, тоскующие глаза были устремлены в окно, сквозь которое проникал в комнату молочный свет луны. Казалось, царица разглядывала лунные блики на оконной нише, смотрела на смутно виднеющиеся вдали темные горы. Но это было не так. Она не видела ничего. Сердце ее было взволновано, душа смущена, а мысль витала в темном, пустом пространстве. Неясные картины ее горестей не занимали ее. Мысленно она была в темной, беспросветной дали, где царили одиночество и молчание.