Алона Китта - Затянувшийся вернисаж. Роман из последней четверти 20 века

• Название: Затянувшийся вернисаж. Роман из последней четверти 20 века
• Автор: Алона Китта
• Жанр: Русское современное

Ленинград. 70-е годы. Юная провинциалка Лидия приезжает покорять северную столицу. Упорно борясь за место под солнцем, она не всегда разборчива в средствах.

---

Но совершенно неожиданно в филармонии мне понравилось: и белый зал с высокими колоннами и публика особая с видом касты посвященных в неведомые тайны. Я музыка меня потрясла, тем более я слушала симфонический оркестр впервые вот так, в зале, а не по радио, где что-то бренчит, гремит, шипит – не уловить мелодию, раздражает только, а не будит сердце. Сначала мне стало не по себе, когда я узнала, что свет в зале не гасят: я подумала, что все увидят, как я буду зевать и скучать и поэтому постаралась сделать «умное лицо», но напрягаться для притворства не пришлось: скоро для меня уже ничего не существовало в этом мире, кроме музыки. Да и что такое музыка? Чем так привораживает Григ? Я никогда не видела фьорды, мне трудно их представить, но при первых звуках его музыки моя душа взлетает в незнакомые высокие миры и я вижу фьорды, троллей или пещеру горного короля, созданные моим воображением. В этих мирах известны все тайны жизни, каждый звук рождает неведомые образы, которые начинают жить во мне своей жизнью, и переполняющие меня эти эмоции звучат в унисон с мелодией, царящей в зале. Это было потрясение, эмоциональный шок, я как будто родилась заново, я хотела снова пережить эту бурю чувств.

А потом мы пошли слушать Брамса, Бетховена, Малера, Вивальди – ощущения повторялись, я стала причастной тем же тайнам, что и строгая филармоническая публика.

Благодаря классической музыке мне раскрылся высокий смысл хороших стихов: Оля приносила томики Цветаевой, Гумилева, Мандельштама. Строчки звучали во мне как музыка, слова были нотами и сплетались в чарующую мелодию. И часто, бродя по весеннему городу, я повторяла их в такт своим шагам, как заклинание.

Не знаю, влияние ли этих неповторимых эмоций, или что-то другое, но я менялась. Менялись мои вкусы, взгляды на жизнь. Теперь меня не устраивало занимательное чтиво «про колхоз и про любовь» или «производство и про любовь», стали раздражать третьесортные песенки, звучащие в теле – или радиопередачах, я избегала тратить время на сплетни или пустые разговоры, ощущая физически его невосполнимость. Я даже внешне изменилась, и желанная «химия», выстраданная в двухчасовой очереди в парикмахерскую, стоившая мне уйму денег, времени и нервов, – показалась друг безвкусицей, и я остригла ее с легким сердцем, и лишь только волосы отросли немного.

Может быть, мои комплексы вернулись бы ко мне, но Оля не оставила им никаких шансов, заполнив мое свободное время без остатка. Она потащила меня за собой на курсы английского языка, за что я ей благодарна. А еще мы вместе пошли работать.

Не знаю, зачем ей это было нужно? Оля никогда не жаловалась на недостаток карманных денег, но однажды она объявила, что устроилась на работу санитаркой на полставки.

– Куда? – поинтересовалась я – к папе с мамой?

– Нет, я сама нашла место в клинике первого ЛМИ, – ответила Оля.

Моему недоумению не было границ: почему первый ЛМИ, разве нельзя было найти другую работу и велика ли радость выносить чужие горшки. Оля разъяснила, что радость от этого занятия, конечно, не велика – прямо сказать, труд нетворческий, но работу студенту найти сложно – масса бумаг, препон, инструкции, а тут так удачно подвернулась вакансия в клинике третьей терапии, и в деканате дали разрешение без проволочек. А поработав неделю, Оля сказала, что есть местечко и для меня, и я тоже устроилась санитаркой, правда, не в третьей терапии, а в приемном отделении, но и на работе мы часто виделись с Олей, так как наши ночные дежурства почти совпадали, и мы выкраивали время поболтать и попить чай.

Итак, внешне я выглядела спокойной, но образ Михаила не тускнел в моей памяти, и это было странно – ведь виделись-то мы всего один раз. Мучительно хотелось увидеть его снова, и я не однажды пожалела, что не пошла на свидание, упустив все свои шансы, но что-то внутри подсказывало, что я поступила правильно. Наверное, он счастлив со своей девушкой, он ушел из моей жизни, а я постараюсь вычеркнуть его из своей памяти, но не выходило! И огненными буквами было выжжено в моем сердце его имя.

Глава 5

Пролетел первый курс. Экзамены я сдала на пятерки и поехала в Гатчинский район в строительном отряде. Правда, тетка хотела устроить меня на лето своей напарницей, но в проводницы брали с 18 лет, а мой день рождения в ноябре. Не буду подробно описывать стройотрядовское лето, я о нем и упоминать бы не стала, если бы…

Если бы не молодежный праздник в Гатчине, на который съехались студенческие отряды со всего района. Предполагалась линейка с обилием торжественных речей, концерт, гуляние в гатчинском парке, а вечером и факельное шествие. Стояла нежаркое августовское воскресенье, к тому же на наше счастье за весь день не выпало ни капли дождя.

Что творилось в тот день! Казалось, вся Гатчина заполнено молодыми людьми – крики, смех, разговоры, возгласы, приветствия, песни. Там и тут звенели гитарные струны и слышались знакомые слова песен – от «а я еду, а я еду за туманом…«5 до: «и в окошко вагонное долго будет плевать, чтоб коровников Гатчины никогда не видать»6.

В одной компании пели:

«Атланты держат небо на каменных руках»7

В другой:

«А у дельфинов вспорото брюхо винтом,

Выстрела в спину не ожидает никто…»8

В третьей умоляли зычными голосами:

«И в степи-и-и глух-о-о-ой

Схо-о-орони-и меня-а-а-а!…»9

Везде очереди за мороженым, за газировкой, за конфетами. Стайки стройотрядовцев заходили то в один магазин, то в другой – выходили с кулечками и пакетами.

Две мои подруги и я в сопровождении наших верных стройотрядовских рыцарей протискивались сквозь толпу, разыскивая хвост очереди за мороженым, а найдя, встали все вместе и продвигались к заветной цели болтая и хихикая. Впереди и сзади нас были ребята из других отрядов, и мы разглядывали эмблемы и названия – «Айболит», «Искатель», «Оптимист», «Альтаир». Впрочем, эти и другие названия плохо отражали действительность, кроме нашего, разумеется, потому что наш отряд назывался «Спарта». Ну а про спартанские условия все еще слышали со школьной скамьи. А что означает «Оптимист», например? Легко ли остаться оптимистом в ожидании бетона, так не лучше ли по здравому размышлению переименовать отряд «Оптимист» в «Пессимист»?

Но группа ребят из «Оптимиста», стоявшая впереди нас, соответствовала своему названию. Они шутили и смеялись – мы даже болтать перестали, косясь на них, а они все сыпали анекдотами, вспоминали смешные случаи, и взрывы хохота сопровождали каждую фразу. Особенно громко хохотала толстая девица, стоявшая рядом со мной, и я почувствовала к ней неприязнь не только из зависти на столь непринужденное веселье, но и из-за того, что ее смех напоминал лошадиное ржание, к тому же она отчаянно жестикулировала, хваталась за живот, размахивала руками, толкая и задевая меня. Сопровождалось все это восклицаниями: «Ой, не могу-у-у-у!» и «Ой, держите меня!» Но хотела бы я посмотреть на смельчака, который стал держать такую тумбу, ну да ладно! Может быть, она предполагала обратить на себя чье-то внимание, но толкаться-то зачем? И в один момент, когда эта толстушка навалилась на меня немилосердно, терпение мое лопнуло, и я обернулась к «оптимистам», чтобы высказать свое возмущение, но так и замерла: среди умирающей от смеха компании был Михаил. Вероятно, он немногим раньше заметил меня, потому что мы встретились глазами сразу же, как только я обернулась. Он смотрел серьезно, без улыбки, слегка наклонив голову. В глазах его что-то промелькнуло, он несомненно узнал меня, но губы его так и не разжались для приветствия, и в целом он выглядел озадаченным, словно не зная, как поступить.

Я была сражена неожиданностью нашей встречи и тоже стояла, как вкопанная, тоже не зная, как поступить. Отвернуться? Сделать вид, что не узнала? Но ведь самым большим моим желанием было найти его. Даже сейчас, когда он стоит в чужой компании, такой далекий и отчужденный, я чувствую исходящие от него волны симпатии, проходящие сквозь меня и не дающие отвести взгляд.

Полно, стоит ли попадать под его гипноз? Значит ли для него эта единственная встреча так же много, как для меня? Навряд ли. Поэтому скорее всего он и не приходил на свидание и вообще забыл о нем. Может быть, он и имя мое не помнит? Раз так, ничего особенного не случится, если я поздороваюсь – простая вежливость, можно даже сказать формальность. И я слегка кивнула ему.

Видно было, как в его глазах появляется удивление, он ответил мне. Осмелев, я улыбнулась, он в ответ тоже, но более широкой улыбкой, обнажив ряд красивых зубов. Я даже почувствовала, что он вздохнул облегченно, и напряженность спала с его лица, а через секунду он уже подошел ко мне и порывисто сжал мою руку.