Константин Горин - Пилигримы войны

• Название: Пилигримы войны
• Автор: Константин Горин
• Жанр: Героическая фантастика

В Судный день мир вопреки пророчествам не погиб. Но безвозвратно изменился. Катаклизм дал в руки людям исключительную возможность самим устанавливать для себя меры греха и праведности, чести и бесчестия, судить и спрашивать – по самому жесткому счету.

По приказу командования отряд разведчиков отправляется в трудную дорогу через Уральские горы к Москве. Командиру разведгруппы с позывным Полоз суждено прорываться через аномалии, встречать новых друзей и врагов и в конце пути принять нелегкое решение ценою собственной жизни…

---

– Не, в самый раз. Говорю же, пустим на постой. Все чин чинарем, просим, гости дорогие, к нашему шалашу. Беленькой поднесем, то да се, бабу какую помоложе подсунем. Дескать, давно к нам никто не забредал, мы люди мирные, оружия – три берданки, два топора, а больше ничего и нету. Тут главное – чтоб они нам поверили, дескать, нечего им опасаться. Ну а в беленькую, сам знаешь.

Гвездослав забарабанил по столу узловатыми пальцами. Пятеро. Пусть один покалеченный, зато другие на ногах. Это тебе не охотники за артами, не забредшие случайно, побитые зверьми, обессиленные кружением по болотам да буеракам. Откуда идут? Что тут ищут? А что, если прознал кто про поселение, если месть или еще что? Наняли вояк, вооружили… Да нет, не может такого быть. Если не начнут стрелять, может, и прав Чуха. Пятеро, шестеро – один хрен. Против «бревна» не устоят.

– День пути, говоришь…

– Ага, день. Только ты это, про ружбайки не забудь. Ружбайки-то мои.

– Ладно, ладно, не забуду…

* * *

– Чуешь?

– Дым… Давай, Якут. Малым вперед, разведаешь, и сразу обратно.

– А почему не я?

– Подожди, Блажь. На твой век хватит.

Якут отдал Полозу винтовку, кивнул: отползайте назад – и исчез за кустами. Двигался легко, скользил по траве, словно клоп-водомерка по водной глади. Острое зрение таежного охотника засекало непонятки, мозг анализировал увиденное. Силки на зайцев, справа тропа, протоптана одним человеком. Негостеприимные тут хозяева. Якут обошел спрятанный в траве и опавшей листве капкан. Судя по размеру – медвежий. А вон еще один. Этот спрятан хуже, торчит, переливается металлическим блеском. Зверь в такой не полезет, значит, капкан ставили на человека.

Он осторожно вышел на опушку, присел в высокой траве. Большое поселение для такого затерянного в лесах места. Над покрытыми кто чем крышами курился дымок, за заборами чинными рядами виднелись не убранные еще огороды. Кое-где мычали коровы, а вот собак нет. Иначе б подняли лай. Таежные собаки – это тебе не городские барбосы: чужака издалека чуют. Якут насчитал тридцать домов. Все они – с пригорка было хорошо видно – сходились к круглой площадке. Он вытащил бинокль, покрутил зуммер. Так и есть. Что-то вроде деревенской площади, стоит посредине то ли дед, то ли еще кто – из дерева вырезанный. А там чего? Вроде бы проплешина от костра. А на улице никого. Нет, вон из дома баба вышла, повесила что-то на забор, оглянулась.

Якут осторожно сдал назад. Миновал капканы, вернулся по своим следам.

– Ну что там? – Полоз встал с камня, протянул Якуту винтовку. Якут не спеша закинул свое «весло» за спину, потом доложил:

– Деревня. Домов тридцать, коровы, огороды. Похоже, сектанты какие-то.

– С чего ты взял?

Якут стал загибать пальцы:

– Дома сходятся на площадь – раз. Дед деревянный на площади – два. Народу не видать – три. Капканы по периметру – четыре. Возле деда след от костра – пять. Цветные ленточки на него навешаны – шесть. И семь – я бы туда не ходил. Обошел бы кругом.

– Да хорош, Якут, – встрял Блаженный. – Ну сектанты, может, это родноверы какие-нибудь. Или еще чего. А идол стоит, тут ничего страшного нет. У нас в фортах тоже идолы стоят, ну типа оберега, народ охраняют. И ничего, живем себе, не тужим.

– Уверен? – сощурился на него Свят.

– А чего? Может, они мирные сектанты-то. А нам еще топать и топать. Такими местами пренебрегать грех. В коем-то веке под крышей переночуем. Поспрашиваем, как и что. Нестера перевяжем. Может, у них для него какое лекарство найдем.

– Ты на меня не кивай. – Нестер скривился. – Если нужно будет обойти, обойдем. Лучше по сторонам поглядывай, вдруг твой соль-камень найдем.

– Свят, что думаешь?

Свят снял шлем, почесал вспотевшие волосы.

– Да черт его знает. С одной стороны, соблазнительно, тут я Блаженного поддерживаю – под крышей, не на сырой земле, да и темнеть скоро начнет, а с другой – хрен их знает, чего у них на уме.

– Ну и?

– Ладно, если что, отобьемся. Да и не дураки они, вооруженных трогать. А там и правда узнаем, что в округе творится.

– Я против. Но решать тебе, командир. – Якут забросил за плечи рюкзак.

Полоз прикидывал варианты.

– Ладно, идем в деревню. Смотреть в оба, дойдем до крайнего дома, узнаем, что к чему. При малейшей опасности сваливаем оттуда на хрен.

Вслед за Якутом осторожно обошли капканы, спустились к крайнему дому.

Цветастая шторка дрогнула. Полозу показалось, что он видел женское лицо.

– Свят, иди ты.

Свят огляделся. Они стояли на утоптанной дорожке, справа темнели посадки огорода, слева, у самого входа, стояла вкопанная до половины бочка. Он обошел Якута и Полоза, подобрался к окну и постучал:

– Эй, хозяева! Есть кто живой?..

… – Эй, хозяева! Есть кто живой?

Марьяна стояла у окна, прижавшись спиной к стене. Руки дрожали. Из соседней комнаты выскочил было младший, Пашка, но, увидав побелевшее лицо матери, юркнул за шторку, заменявшую дверь. Перед глазами стоял жесткий взгляд Чухи, вцепившаяся в нее жилистая рука. «Придут, впустишь в дом. Накормишь-напоишь, чтоб все чики-брики было. Поняла? А как будешь поить, вольешь туда «бревна». Смотри, не запори дела! Сделаешь как надо – Отец тебя простит. А не сделаешь – живьем зарою». Марьяна машинально потерла руку. Саднило.

– Кто там?

Голос сорвался, Марьяна схватилась за шею. Ой, Господи, только не сейчас!

– Ну вот, живые объявились. Выглянь, хозяюшка.

Она осторожно отдернула шторку. За окном возвышался здоровяк в камуфляже, каска сбита на затылок, открывает светлые волосы. Усатый, а глаза добрые. За спиной его, на дорожке, еще четверо. Стоят смирно, оружие не прячут.

– Чего вам?

– Пустишь на постой? На одну ночь всего. А утром мы уйдем. Обиды не причиним, не бойся.

– А вы откуда, кто такие будете?

Она будто слышала себя со стороны. Голос чужой, не узнанный, словно не она говорит. Ноги трясутся мелкой дрожью. Ей показалось, что еще чуть-чуть, и они вовсе не будут держать ее. Упадет прямо тут, у стены.

– Издалека, хозяюшка, – уклончиво ответил усатый. – Ну, так что, пустишь или в другой дом нам идти?

«А не сделаешь – живьем зарою».

– Пущу, чего ж не пустить.

– Вот спасибо.

Путь до двери казался невероятно длинным. Несколько раз она замирала, хватаясь за стену, потом топала на себя ногой, заставляя идти вперед. Вошла в сени, откинула засов, пропуская их внутрь. В сенях стало невероятно людно. Марьяна как в тумане видела их лица, запал в памяти ветвистый шрам на лице у одного, прямо из уголка рта, на всю щеку.

– Больной у вас? – спросила она, глядя на последнего, державшегося за ребра.

– Да вот, живность в ваших лесах больно недружелюбная, – ответил усатый, улыбнулся располагающе. – А ты что ж, одна живешь?

– Зачем одна? Дети у меня. Трое. Дед старый.

– Тяжко, наверное?

– Почему тяжко? Как у всех. Вы проходите, чего в сенях толпиться.

Гости прошли в дом. Огляделись.

– Только вот ружья свои на гвоздь, что ли, вешайте. Нехорошо, с ружьями-то в дом. Не по-людски.

– Ладно, хозяюшка, повесим. Ты только детишкам своим скажи, чтоб не любопытничали.

– Да они уже спят, поди. – Марьяна быстро глянула на занавеску.

– Ну ладно тогда. Ты не бойся, мы тихонечко.

Марьяна прошла в дом, гости двинулись за ней. Вошли в комнату, расположились у стола, на лавках.

Марьяна заметалась по комнате. Усатый поймал ее за рукав, усадил рядом.

– Да ты не суетись, хозяйка. У нас свое, не объедим.

Она всплеснула руками:

– Да что это я, пустить пустила, а накормить не накормлю.

– Это подождет. А вот страдальца нашего разместить не мешает.

Он подмигнул увечному, тот фыркнул, но тут же поморщился от боли. Марьяна повела его за шторку, указала на топчан, застеленный синим солдатским одеялом.

– Откуда такое? – Увечный ткнул рукой в одеяло, на котором блеклым пятном угадывался трудноразличимый штемпель.

– Да откуда? Ходили тут пришлые вроде вас. Только оружье-то у них не такое грозное было. Меняли всякое на припасы. Так вот и купила. За картошку.

Увечный кивнул, принимая объяснение. Потянулся было к ботинкам, согнулся от боли.

– Давай уж помогу. – Марьяна присела на корточки, пыхтя развязала хитрозапутанный узел на берцах.

В доме потихоньку пробивался совсем другой запах – мужского пота, амуниции, кожи и железа, запах, забытый Марьяной за четыре года вынужденного холостяковства. Этот запах будил в Марьяне что-то женское, отбрасывал назад, к тем дням, когда еще был жив муж и они, прихватив детей и отца, забирались все глубже и глубже, в глушь. Говорила ведь ему тогда – к людям надо, в большое поселение, только он ведь упрямый был, все по-своему да по-своему. Найдем местечко, говорил, осядем – что ж я, для своей семьи сам дом не сложу? Сложу. Подальше от всех заберемся, жить станем. Вот и забрались. Пять домов тут и стояло, это потом уже, как появился Отец, строиться начали, а поначалу здесь мало кто жил. Как он их всех ловко-то прищучил. Не успели глазом моргнуть, как все в кулаке оказались. Муж-то все уговаривал – да ничего, Марьяш, пускай треплется про Священного Духа, про Великую Книгу – нам-то что с того? У нас дети, детей поднимем, а там… Знал бы, что никого Отец отсюда не отпустит, никому жить не даст. «А не сделаешь – живьем зарою». Как Наташку Пряхину. Согнал тогда всех, смотреть заставил. И никто не пискнул, никто ей не помог. Выволокли из дома в ночнушке, в гроб бросили… Она выла там… Страшно выла. Господи, если ты есть, пусть они его накажут, у них же и оружие есть. Накажут… Ты сама ж им подлить обещала, своими вот руками…