Константин Горин - Пилигримы войны

• Название: Пилигримы войны
• Автор: Константин Горин
• Жанр: Героическая фантастика

В Судный день мир вопреки пророчествам не погиб. Но безвозвратно изменился. Катаклизм дал в руки людям исключительную возможность самим устанавливать для себя меры греха и праведности, чести и бесчестия, судить и спрашивать – по самому жесткому счету.

По приказу командования отряд разведчиков отправляется в трудную дорогу через Уральские горы к Москве. Командиру разведгруппы с позывным Полоз суждено прорываться через аномалии, встречать новых друзей и врагов и в конце пути принять нелегкое решение ценою собственной жизни…

---

За столом гости тихо говорили между собой. Марьяна остановилась за занавеской, но страх мешал подслушивать, да и голоса сливались в один мерно гудящий улей. Она вышла, робея под их взглядами, прошла на кухню, выудила из шкафчика настой на травах, вернулась к увечному:

– Выпей вот.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

– Что это?

– Да ты не бойся. Настой это, на травах. Боль снимет – заснешь спокойно.

Он приподнялся на локте, взял из рук кружку, понюхал.

– Травой пахнет.

– Я ж тебе говорила. Пей, пей. Ребро, оно, конечно, не затянется, но боли чувствовать не будешь.

– А ты слышала про соль-камень?

– Соль-камень?

– Ага. Вроде как привяжешь на ночь, а утром как новый.

Он улыбнулся, сделал еще глоток. Марьяна против воли почувствовала, как тепло расползается по венам. Что ж ты делаешь-то, а? Вот он, грех. Не отмолить, не отпросить. Но тесно, тесно! Будто крышка уже давит, уходит воздух. О детях подумай! Им-то, безвинным, за что пропадать. Дед старый уже. А эти пришлые, чужие…

– Нет, не слыхала про такой.

– Так я и думал. Брехня.

Он откинулся на матрас и закрыл глаза. Марьяна, сама не понимая зачем, еще постояла над ним, а потом вышла.

– Ты сядь, хозяюшка, посиди с нами.

Усатый встал, подошел к Марьяне.

– Я сейчас вам картошки, грибочков. – Марьяна выскользнула из-под его руки. – Может, покрепче чего?

– Нет, – отрезал тот, со шрамом. – Покрепче не надо.

– Да будет тебе, командир, – влез другой, вихрастый. – С устатку-то, по маленькой, а?

– Нет, Блажь, это значит нет, – вступился за командира усатый. – Не будем нашу хозяюшку обирать.

Марьяна хотела было возразить, но под взглядом командира оробела, мышью шмыгнула в кухню, загремела посудой. Все валилось у нее из рук, так что пришлось топнуть на себя ногой. Не надо им, вишь ты, чего покрепче. А как же тогда? Как же? Марьяна чистила картошку, одним глазом поглядывая в комнату.

В комнате молчали. Вихрастый маялся, постукивал пальцами по лавке. Один из них, низкорослый, с блестящими узкими глазами, встал у окна, отдернул занавеску, всматривался в густеющие сумерки. Следя за кипящей картошкой, Марьяна тоже выглянула за окно. Сейчас должен был начаться вечерний молебен, пора уже было выходить на улицу, собираться у идола. Но нет, у соседей огня не видно, будто вымерли все. Видать, Чуха прошелся по домам, предупредил. А может, она пропустила? Не посмотрела, пока возилась с раненым. Может, все там уже? Марьяна прислушалась. Нет, тишина на улице.

Подхватив чугунок с картошкой, Марьяна вышла в комнату. Здесь ничего не изменилось, только маленький, с узкими глазами, исчез из комнаты, как и не было. И как вышел-то тихо, она и не почувствовала!

– А где ж четвертый-то ваш? – спросила как бы между прочим, расставляя тарелки, выкладывая грибы, квашеную капусту с клюквой.

– Глазастая! – хохотнул усатый. – Все замечает! Ты не бойся, он в сортир пошел. Есть у тебя сортир-то?

– А, ну хорошо тогда. А то остынет же все. Картошка, грибы вот, капуста, домашнее, с огорода.

– Да понятно, что не из магазина. Ты вот что, сядь с нами, посиди. А то не по-людски как-то. Как вы тут живете-можете, расскажи.

– Да как? Хорошо живем. – Марьяна наскоро спрятала руки под передник, чтобы не выдавали. Сидела рядом с усатым, смотрела, как они накладывают картошку, сыплют лук. – Чего жаловаться-то, грех это. Община у нас мирная, живем огородами да вот грибы собираем, ягоды, мужики, у кого ружья остались, охотятся. Только этих, патронов, мало. Отец патроны-то только на дело выдает.

– Это что же за отец такой? – сощурился усатый.

– Отец наш, Гвездослав. Он почитай что главный здесь. Благодать на нас с ним сошла, Священный Дух. Так в Великой Книге написано.

– А что еще написано?

Марьяна прикрыла глаза, забарабанила как по написанному:

– Почитай отца и мать своих, а превыше их почитай Священный Дух и воплощение его на грешной земле – Отца Высшего. Ибо Высший Отец приведет к спасению, а отец и мать ввергнуть во грех могут. И перед Отцом Высшим, как перед Священным Духом, не греши: не обманывай ни себя, ни соседей, ни Отца Высшего. Не желай ни коровы, ни козы, ни самого малого, что у другого селянина есть, не прелюбодействуй, не бери ничего, что тебе для жизни не надобно. Ибо все, что есть у тебя, все Священным Духом дадено и принадлежит Высшему Отцу. А если кто возьмет себе чужое, будь то самое малое, тот Высшего Отца обнесет, грехом себя покроет, ибо Высший Отец знает, чего чаду Его надо, и за грех такой надлежит предать его огню очистительному…

– Ну, ну, не части. Так уж прямо и огню? Суровые у вас тут порядки.

Марьяна сжала руки под передником. Неужели лишнего взболтнула?

– Значит, Священный Дух?

Марьяна кивнула, облизала губы.

– А Гвездослав ваш вроде заместителя? Хорошо устроился.

Марьяна вспыхнула, до боли сжала руки под передником.

– Грех так говорить. Отец услышит – накажет.

– Да ты ж умная баба, – усмехнулся усатый.

– Свят, – командир одернул его. – Не надо. Пусть верят, во что хотят.

За столом замолчали. Ворочали себе ложками, доедали картошку с грибами. Марьяна забеспокоилась – низкорослый все не приходил, а спросить было боязно. Командир время от времени бросал на нее взгляд, и казалось, он видит ее насквозь, замечает и нервно подрагивающие руки, и лицо, то красневшее, то бледневшее, и быстро бегающие глаза.

– А вы-то сами чем живете? – спросила она.

– А они солдаты! – из-за занавески выглянул Пашка. Не утерпел, стервец! Переминается с ноги на ногу на пороге, а глазенки так и светятся.

– Привет, пострел. – Усатый повернулся на лавке, улыбнулся паршивцу. – Ну, выходи, выходи. Не укусим.

– Вот еще! – Пашка надул губы. – Кусаться! Я вишь, какой шустрый! Ты меня ни за что не догонишь!

– Откуда знаешь, что солдаты? – допытывался усатый.

Пашка осмелел, подошел к столу, залез на лавку. Бросил красноречивый взгляд на одежку усатого.

– А чего тут знать. У вас этот, кармуфляш, и ружья какие – во! Я как вырасту, тоже себе ружье добуду. Буду бродягить и фигульки всякие искать. А здеся я жить не буду. А мамка говорит, что Отец нас отсюдова никуда не пустит. А я все одно убегу. Мне бы только ружье.

– Ой, чего несет-то! – встрепенулась Марьяна. – А ну спать быстро!

– Да чего спать-то, – заканючил Пашка. – Наташка с Лизкой не спят, а я спать буду! Ты сама говорила, что я теперь вместо мужика в доме! Говорила? Вот я буду как мужик! А девки пусть спят! Дядь, а дядь, а может, дашь мне одно ружье? А? У вас их вона сколько!

– Дам. Годов через десять, – отшутился усатый. – А то ты всех тут постреляешь.

– Не всех. Зачем? – Пашка нахмурился, набычился, поглядывая на усатого из-под неровно отросших волос. – Я только Чуху постреляю. Он к нам приходил, Чуха. На мамку шипел и руку ей вымучивал. Я все видел. Он у Отца напервейший помощник, так ему все можно, да? Ребята говорили, хочет самогону – берет самогон, хочет хлеба – и хлеб берет, а захочет какую бабу…

– Брысь! – не своим голосом вскричала Марьяна. – Брысь спать! Я вот тебе уши-то надеру. Будешь знать, как во взрослые разговоры встревать!

Пашка нехотя слез с лавки. Оглядываясь, прошел к шторке, шмыгнул за нее.

– Болтают мальчишки сами не знают что! – оправдывалась перед чужаками, чувствуя, как багровеют щеки. – Да что ж я сижу? Я вам сейчас чайку сделаю.

– Не надо. – Командир хотел было остановить ее, но Марьяна заторопилась, вскочила, скорым шагом пошла в кухню.

– Ну как же не надо? Картошку съели, чего ж там! А чай у меня хороший, травы сама собирала, сушила…

На кухне, прижавшись к стене, она долго стояла, пытаясь унять быстро колотившееся сердце. Потом поставила на печь закопченный чайник, дождалась, пока закипит вода, всыпала из банки заварки побольше. В какую-то минуту ее движения утратили суетливость, мысли прояснились. Ну и пусть грех на душу. Никто из них детей твоих не поднимет, уйдут, и ищи ветра в поле. Лизка, Наташка да Пашка. Сама за все отвечу.

И вылила «бревно» в воду.

Глава 6

– Не туда вяжешь? Назад вяжи!

– Да чегой-то!

– Чуха сказал – назад!

Тело мертвое. Будто и не его. И глаза открыть нет сил. Но он чувствовал – прикосновение веревки, грубые, быстрые руки вяжут его, а он бессилен что-либо сделать.

– А этого? Кажись, готов.

– Чего готов-то? Авось «бревно» – не яд какой. Потом оклемается.

«Бревно». Точно, бревно. Ни двинуться, ни голос подать.

– Чуха сказал, их навроде четверо было?

– Ну? Трое, вот они, а четвертый за шторкой отдыхает.

– Не, без «отдыхающего» четверо.

– Ты чего болтаешь? Упустил ты, выходит, одного?

– Чуха с нас шкуру спустит. Марьяна! Где ты, баба?

– Ладно. Ну чего встали? За ноги хватай!

Полоз выныривал из беспамятства, как пловец из ледяной воды – легкие жгло огнем, но тело боролось, сбрасывало с себя оковы онемения, рвалось вверх, к далекой черте «берега», отделяющего сон от яви. В голове крутились черно-серые круги, кто-то тряс его, как куклу.