Коллектив авторов - Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний

• Название: Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В апреле 1876 года в Болгарии вспыхнуло восстание, в ходе подавления которого турецкие войска совершили массовые убийства мирного населения, погибли свыше 30 тысяч человек.

Кровавая расправа всколыхнула всю Европу. В поддержку болгар высказались Чарльз Дарвин, Оскар Уайльд, Виктор Гюго и Джузеппе Гарибальди. 24 (12) апреля 1877 года, «исчерпав до конца миролюбие», Россия объявила войну Турции.

В сборник воспоминаний, подготовленный к 140-летию со дня начала Русской-турецкой «Освободительной» войны 1877–1878 гг., вошли мемуары ее участников – солдат, офицеров, генералов, сестер милосердия и др., показывающих разные стороны жизни армии и тыла. Впервые под одной обложкой помещены два взгляда на войну – русский и болгарский, – что позволит читателю лучше понять события одной из самых известных войн Российской империи.

---

Последнюю редакцию внесли в Учредительное собрание, созванное в Велико-Тырново 22 февраля 1879 г. Дондуков-Корсаков открыл собрание рапортом о деятельности администрации под его руководством, который играл роль обычного тронного слова, и пообещал полную свободу обсуждения и согласование с решениями депутатов. Представителем комиссара на заседании остался Лукьянов, который должен был предоставить разъяснения о вносимом конституционном проекте. Бурные обсуждения привели к серьезной переработке русского проекта. Отпали идеи верхней палаты парламента и Государственного совета. Права князя дополнительно конкретизировали, а права правительства и граждан – расширили. На протяжении около 70 лет Тырновская конституция, окончательно принятая 16 апреля 1879 г. (по ст. ст.), была здоровой основой, на которой впоследствии были выстроены современное государство и свободное болгарское общество.

Днем позднее, 17 апреля, Первое великое собрание выбрало князем Болгарии любимого племянника российской императрицы, принца из Гессен-Дармштадтского рода Александра Баттенберга[161]. После представления в столицах Великих держав и собственному сюзерену Абдул-Гамиду II в Константинополе 25 июня он прибыл в Варну. 27 июня в Тырново князь дал клятву хранить верность конституции и принял бразды правления страной. Это стало последним актом, согласно Берлинскому договору, покончившим с Временным русским управлением и начавшим самостоятельное развитие Болгарии[162], спустя пятьсот лет власти османов воскресшей из пепла подобно фениксу.

Р. Михнева, П. Митев, Н. Гусев, С. Юдин, В. КолевМосква – София, апрель 2017 г.

Болгары об «освободительной» русско-турецкой войне 1877–1878 гг.

Арсени Костенцев «И все пришли к согласию, что турки будут защищать нас… а мы их»

Арсени Костенцев родился в Новом селе, близ Штипа, в 1842 г. Учился в Штипе, но в 17 лет остался без отца и, чтобы помочь своей семье, стал учителем в районе Струмицы. Позднее работал учителем в разных селах близ Велеса, Адрианополя, Куманово, в Битоле и Горной Джумае (ныне – Благоевград). Является одним из самых рьяных защитников болгарского просвещения в Македонии[163]. Участвовал в съездах учителей в Прилепе (1871) и Самокове (1873), на которых были подготовлены школьные программы и достигнута унификация учебного процесса во всех болгарских школах. Способствовал развитию народных просветительских центров (читалишт[164]), сотрудничал с Христо Дановым[165] в качестве продавца книг – коммивояжера, а позднее с братом Михаилом открыл свой собственный книжный магазин в Штипе. Член Революционного комитета в Горной Джумае, активно включился в подготовку Апрельского восстания в 1876 г. Во время Русско-турецкой Освободительной войны и Кресненско-Разложского восстания (1878)[166] был добровольцем в сформированных местным населением вооруженных четах. После Берлинского конгресса (13 (1) июня – 13 (1) июля 1878 г.) временно переселился в район Кюстендила, впоследствии вернулся в Македонию и вновь стал учителем, сначала в Салониках, затем и в Струмице. В 1886 г. обосновался в Софии и занимал различные административные посты. Умер в 1921 г.

Как признавал сам Арсени Костенцев, воспоминания он начал писать по настоянию старо-загорского митрополита Методия Кусевича[167]. Им руководило понимание, что «прошлое – ключ к будущему для нынешнего и будущего поколений». Оригинал воспоминаний хранится в Болгарском историческом архиве при Национальной библиотеке им. свв. Кирилла и Мефодия (фонд 581). Впервые мемуары известного возрожденческого учителя были обнародованы в 1917 г.[168], предисловие к ним написал великий болгарский писатель и общественный деятель Иван Вазов[169]. Читателям предлагается отрывок из воспоминаний, который касается действий народных партизанских отрядов (четников) в районе села Джумая перед приходом русских войск.

Даты в тексте публикации приводятся по новому стилю. Публикуется по последнему академическому изданию: Костенцев А. Спомени. София, 1984. С. 86–95. Перевод с болгарского Н. С. Гусева.

В 1877 Г., КОГДА РАЗРАЗИЛАСЬ РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА, в Джумаю приехал для работы учителем Васил З. Разсолков. В это время из Болгарии стали бежать турки и черкесы[170]. Пришли джумайские турки, в том числе и самые уважаемые из них, в нашу общину, собрались и наши первые люди, и все пришли к согласию, что турки будут защищать нас, болгар, от черкесов и башибузуков, а мы их – от русских и комитов[171].

Приехал один заптия[172] к нам и сказал:

– Вам большой привет от каймакама[173], приходите в конак[174] вместе с детьми, совершим молитву за царя[175]. Я известил, – добавил он, – граждан и священников, и они придут.

Вскоре в школу пришли граждане и священники, и оттуда мы все пошли в конак.

Их ходжи[176] прочли свою молитву, и мы воскликнули:

– Да здравствует царь тысячу лет!

После этого наш самый старый священник хаджи[177] поп Ангел читал «Спаси, господи, люди твоя» и проч., мы все подтягивали за ним и переглядывались, ведь это наша молитва за русского царя, а не за турецкого. Если бы турки знали содержание молитвы, то всех нас бы перевешали, поскольку как мы воскликнули «аминь», и все турки воскликнули с нами «аминь».

Когда мы закончили молитву, каймакам поднялся на балкон и сказал по-турецки:

– Слушайте, братья по вере и вы, наши соседи, ночью я получил две телеграммы. В первой телеграмме сообщается: «Великий князь Николай, находясь в адрианопольской церкви, был пленен».

– Да здравствует царь тысячу лет! – крикнули все мы.

– Другая телеграмма – из китайского государства нашему царю триста тысяч миллионов аскеров[178] идут на помощь!

– Да здравствует царь! – опять же крикнули все.

Несколько турок обратились к Босилкову и спросили его:

– Эй, учитель-эфенди, сколько человек в миллионе?

– Пятьсот человек, – ответил он им шутливо.

– Много! – удивились они.

И так мы все пошли со смехом как из-за молитвы хаджи поп Ангела, так и из-за глупых телеграмм.

В какой-то день мы с Н. Босилковым пошли постричься. Пришел ходжа и спросил цирюльника:

– Что делаешь, Асанаа?

А тот ему ответил:

– Брею наших эфенди на турецкий манер.

– Что? Бреешь? Таким псам тесаком, тесаком по шее надо! – и вышел.

Цирюльник ничего ему не ответил.

В 1877 г., 25 декабря мы позвали братьев Босилковых на обед. Они принесли к нам все на сохранение. Также и поп Радойца спрятал коня у нас, поскольку наш дом был высок и находился на холме, обросшем кустами и деревьями. Только мы съели первый рождественский ломоть, как увидели, что несколько черкесов подымаются по лестнице и идут прямо в нашу гостиную. Вещи Босилковых и наши схватили и стали бросать во двор, а другие черкесы внизу взяли и поповского коня, на которого складывали вещи. Еще одни вошли к соседу Янаке Чохаджие. Схватили его и забрали деньги. Мы забаррикадировали двери комнаты, где обедали, и я через холм пошел к господину Чапрашикову[179], к которому приехал из Софии Ахмедаа Белградлия с пятью-шестью своими арнаутами[180]. Рассказал им о делах.

Он отправил своих арнаутов отобрать у черкесов вещи и коня, но арнауты их не нашли и вернулись. Наконец мы решили, что выйдем, все болгары и все турки, чтобы не пропустить черкесов или башибузуков в болгарскую квартал-махалу. Мы все вооружились. Пошли на главную улицу к Георги Чапрашикову и стали оценивать ситуацию, спрятавшись за вербами. Скоро увидели, что снизу идет около пятнадцати-двадцати черкесов.

Ахмедаа им крикнул:

– Назад!

Но они вместо этого вскинули восемь-десять ружей, и ранили одного из наших в ногу.

Ахмедаа тогда крикнул:

– Огонь!

И мы все дали залп.

Двое из черкесов пали замертво, а сколько было раненых, мы не узнали. Все оставшиеся убежали. Спустя пятнадцать-двадцать минут видим, идет больше 100 черкесов. Мы решили, что каждый пойдет в свой дом и из него будет отстреливаться. Пошли в свои дома, смотрю, у дома около пятнадцати-шестнадцати женщин, детей и мужчин, с плачем пришедших укрыться. Хорошенько подперли ворота. Смотрим из гостиной, как два черкеса ломают церковные двери, входят внутрь и вскоре выносят полный филон церковных подношений[181]. Я взял ружье и попал одному черкесу в спину. Он перекувыркнулся через голову и упал навзничь на филон. Янаки Чохаджия выкрикнул:

– Эй, что вы творите?

– Я убил одного черкеса, – ответил я, – но давайте пойдем и заберем церковные вещи.

Он впереди со старинным арнаутским пистолетом, и я с двустволкой позади. Как только завернули за угол церкви, и «пах, пах» – другой черкес выстрелил, но его пуля прошла мимо, рядом с нашими ушами. Янаки выстрелил и попал ему в лоб. Черкес упал навзничь с дрожащими руками и стиснутыми зубами. Я перехватил ружье и ударил прикладом его в зубы, и он больше не шелохнулся. Мы его занесли в подворье и засунули под ясли в навоз, а второго бросили в школьное отхожее место.