Анатолий Музис - Кто приходит первый. Из рассказов геолога

• Название: Кто приходит первый. Из рассказов геолога
• Автор: Анатолий Музис
• Жанр: Прочие приключения

Нельзя расслабиться ни на минуту. Идешь по тайге – компас и отсчет шагов. Сидишь в доме или лагере – настраиваешься на маршрут, как птица перелетная на полет. Что ведет птицу через веси и долины? Так и геолог – он знает, куда идти, хотя вокруг ничего не видно. Надо только настроиться… а то и с компасом заблудишься.

---

Утром Ананьев распределил имущество. Белкунову надлежало вернуться на заимку, а оттуда уже знакомой тропой идти в Енисейск.

Короткое рукопожатие и тайга скрыла от нас караван. Ананьев и Василий снимают ружья, гремит прощальный залп.

4

Галея

Касовские болота, или галеи, как называет их Василий, – это длинная узкая полоса, заросшая мхом и клюквой. Дальше галея расширяется, превращаясь в настоящую трясину. Почва под ногами колышется и я вижу, как идущий впереди меня Василий покачивается вверх-вниз, вверх-вниз. Под ногами, заливая ботинки проступает вода. Кас течет где-то посредине галеи. Подходы к истокам всюду заболочены. Василий вырубает две жерди и шест. По этим жердям Ананьев, балансируя как акробат, подходит к самому руслу и шестом пробует глубину – два метра шестьдесят сантиметров. Затем он пробивает шестом грунт под ногами и шест также уходит на глубину двух метров.

Кас берет свое начало из так называемого Верхнего Касовского болота, но разыскивать его истоки в наступающей темноте, да еще по трясине – дело гиблое, и мы останавливаемся у опушки леса на ночлег.

В дороге нас задерживали еще и… рябчики. Василий и Анатолий Романович расстреляли свои патронташи, сделав свыше тридцати выстрелов. Ананьев, увлекшись, однажды саданул по рябчику пулей. Всего за день подстрелили 19 рябчиков.

Заимка

До нижней заимки добрались уже в темноте. Изба большая, просторная, с железной печуркой, картошкой, свежим сохатиным мясом и… без жителей. Впрочем, они нам и не нужны. Быстро разводим огонь. Василий терзает рябчиков. Умелым движением он сразу отделяет белую грудку от ножек, головы, крыльев и кожицы с перьями. Мы роскошествуем – по четыре с половиной рябчика на брата! А потом сон. Сон в тепле, в сухом месте, в доме. Кстати, сегодня второе октября, месяц как мы уже из Енисейска. Что и говорить, нам скорее хочется домой. Мы изрядно устали, да и через неделю, другую может выпасть снег.

Утром Василий проявил «инициативу». Он сварил, или как он выражается «напарил», на дорогу сохатиного мяса и к двум часам дня мы закотомились и пошли. Дорога оказалась на редкость хорошей и мы к семи часам вечера с работой прошли 8 километров. Надо сказать, что выходили ли мы в пять часов утра или в двенадцать-час дня, мы все равно не делали за день больше семи-десяти километров. Это, очевидно, был предел физических возможностей при прохождении черновой тайгой.

На склоне крутого лога, где песок выходил прямо на поверхность, сделали раскопку и заночевали. Натаскали коряг, разожгли огонь, заварили чай.

Василий на ночь сооружает особый род охотничьего костра – нодью. Он приносит два толстых сухих бревна и кладет их одно на другое. В верхнее вбивает ветку-крюк, за который бревно поддерживает упругая жердь, чтобы оставалась щель, и зажигает бревна вдоль щели.

Нодья

Только мы собрались почаевничать, как где-то невдалеке хрустнула ветка. Треск был такой громкий, что Василий и Ананьев вскочили на ноги и схватили ружья. Мы замерли в ожидании: вот-вот из чащи покажется медведь.

– Ходит, – шепотом сказал Василий. – Слышно, как травой шуршит.

– Неужели он пойдет на огонь? – усомнился я.

– Умный медведь – тот вообще не пойдет за нами, – убежденно ответил Василий. – А если медведь балованный, то пойдет.

– Будем надеяться, что медведь умный, – сказал Ананьев, опуская ружье.

Глухой рев прорезал таежную тишину и мы невольно придвинулись подвинулись друг к другу. Рев повторялся на разные голоса и Василий безошибочно определил:

– Медведица с медвежатами, около берлоги встали.

– Опасно?

– Да уж, погладит, не обрадуешься.

Ничего не скажешь – приятное соседство! Ананьев, по примеру Василия, перезарядил оба ствола жаканами, я навалил в костер дров. Когда здоровенная смолистая коряга запылала вовсю, мы сделали два выстрела в темноту для острастки и, усевшись поближе к огню, заговорили о медведе, его хитрости, его силе и любопытстве.

Василий приводил ряд случаев, когда медведь выходил к костру или просто к людям. Говорил он спокойно, с убеждением, что «медведь зверь опасный и только дурак может сказать, что не боится его». Потом стал рассказывать Эйно. Он вообще любил рассказывать разные сказки и истории, сейчас он говорил возбужденно, порой переходя на крик. Потом Анатолий Романович стал рассказывать свои охотничьи похождения. Слушая их, я решил, что раз здесь столько охотников, то мне тревожиться незачем, спрятал наган и прикурнул.

В 12 ночи я проснулся. Мои спутники все еще разговаривали. Василий утверждал, что медведь недалеко и что он непременно попытается подойти еще раз после полуночи. Ананьев высказал предположение, что медведь пришел на запах сохатиного мяса, которое «напарил» Василий и которое оказалось таким, что его пришлось выбросить. А выбросили мы его там, где потом услышали треск.

– Ну, если он этого мяса попробует, тогда он за нами до Енисея идти будет, – пошутил Василий.

Перспектива не веселая. Тем не менее к часу ночи Василий заснул, в начале третьего заснул и я, в три заснул Эйно и только Ананьев не спал до пяти часов утра.

5

Месяц мы бродили по тайге и все было ничего, а тут, когда до выхода осталось 5—6 дней, тайга вдруг наполнилась шорохами. Сегодня мне второй раз пришлось браться за наган. С утра, покинув ночевку, мы врезались в густой пихтач. И так как ночью моросил дождик, то вскоре вымокли до нитки. Особенно досталось Ананьеву, который шел впереди. К часу дня, когда он плавал в своих сапогах, как в озерах, решили остановиться и обогреться. Разложили костерок, выпили по 15—20 грамм спирта и, видимо сказалась бессонная ночь, Ананьев и Эйно заснули. Так прошло часа полтора. Вдруг, в отдалении послышалось рёханье сохатого. Надо сказать, что сегодня как никогда мы встречали очень много свежих, прямо сегодняшних следов сохатого и медведя.

Василий схватил ружье и бросился на звук. Ананьин и Эйно проснулись. Мы ждали, что будет? Василий вернулся и просил нас идти потише, так как в любой момент можно встретиться со зверем. Мы пошли дальше и вот, в одном месте, когда мы остановились, чтобы свериться с компасом и картой, мы снова услышали треск. Какой-то крупный зверь шел прямо на нас. Очевидно мы стояли ему по ветру и он не чуял нас, так как он шел треща валежником и добродушно рёхая. Василий вскинул ружье и замер. Он целился в просвет пихтача из которого слышался шум и должна была показаться голова зверя. А зверь все шел на нас и мы уже видели как качаются ветки и вдруг он остановился. Видимо он что-то почуял, так как рёханье его стало тревожным, а потом все стихло. Только острый слух Василия мог различить шуршанье травы. Зверь обходил нас. Тогда Василий бросился в чащу наперерез зверю. Мы стояли насторожив Ананьин ружье, я наган, Эйно топор, готовые броситься по первому крику Василия. Но Василий вернулся. Зверь ушел.

– Медведь, – сказал Василий.

– А не сохатый? – спросил я.

– Нет, сохатый так не рёхает, а потом сохатый зверь большой, он шел бы видно было, а медведь низом идет, только мох хрустит.

Возможно, да и вероятней всего, что это был медведь. Сохатый, уходя, не смог бы вдруг затихнуть. Он бежит напролом, ломая сучья и деревья.

6

Дорога домой всегда легче, чем дорога от дома, но повальник, поросший молодым пихтачем, это такое же проклятье, как гарь или бурелом. Даже великое стремление выбраться поскорее к дому не могло нас заставить идти быстрее, чем пол километра в час. И опять ночлег, костер, два бревна под себя, вместо постели, телогрейка сверху.

И снова повальник, пихтач, компас, отсчет по шагам и неумолчный вопрос: когда, когда же все это кончится?

И вдруг кончилось. С утра еще был повальник и мы пробивались по нему часа полтора, как вдруг наткнулись на затес, а за ним в 220—300 метрах на тропу. Настоящую, хорошую, конную тропу. Только шла она поперек нашего маршрута. Стали совещаться, уходить с тропы в повальник, в чащу казалось безумием. Решили – должна же такая хорошая тропа привести куда-нибудь. Будь-то Нижне-Савинское, или Колмогорово, или Понамарево – нам все равно.

Решили идти по тропе. Сделали на стволе затес и я написал: «5.10.48г. Сюда, в направлении с р. Кас на р. Енисей, вышла партия №1 Енисейской Аэрогеологической экспедиции в составе: Ананьев, Музис, Килин, Кирьянен. Пошли по тропе на северо-запад».

Нарисовал стрелку и мы расписались. Это на всякий случай, если нас будут искать, ведь мы пропустили все сроки возвращения.

Тропа повела нас на северо-запад, потом на север, потом на северо-восток, как раз в том направлении, как пролегал наш первоначальный маршрут. Тропа хорошая, вскоре она вывела нас в березняк, а тут еще проглянуло солнце и стало совсем весело. Мы развили скорость до 4-х км в час и к трем часам дня вышли к реке. Тропа ушла на другой берег. Прикинули по карте, получалось, что мы, пропустив стан, к которому намечали выйти раньше, вышли к реке Пучеглазиха в 7—9 км от Енисея и деревни Колмогорово. Никто не ожидал такого поворота. Еще вчера неопределенность, граничащая с безнадежностью, сегодня подъем духа, почти праздничное настроение. Только вот как перебраться через Пучеглазиху? У своего устья она довольно широкая.