Данил Корецкий - Татуированная кожа

• Название: Татуированная кожа
• Автор: Данил Корецкий
• Жанр: Боевик

Еще в детстве он понял, что грубая сила решает в жизни больше, чем доброе слово. При призыве в армию случай забросил его в бригаду спецназначения, где это убеждение укрепилось, а умение применять силу различными способами значительно возросло. Свержение режима в Африке, аресты крупных государственных чиновников, скупка иностранных паспортов у карманников – вот далеко не полный перечень дел, которые ему пришлось выполнить. Ему изменили имя, биографию, привычки и даже внешность, густо покрыв тело татуировками. Волков – Вольф – Расписной стал совсем другим человеком. И, в конечном счете, татуировки на теле определили его судьбу.

---

– Можно навостриться. В случ-чего отскочил, выхватил, коробок к запальнику приставил: «Не подходи!» А спичка там уже стоит, чиркнул – и все!

– И все! – передразнил Вольф. – Давай попробуем, что ли... Он заряжен?

– Ага. Мороз насыпал пороха и шарик от подшипника вставил...

Среди щебенки и битого кирпича тут и там валялись бутылки из-под дешевого крепленого вина. Володя подобрал восьмисотграммовый «огнетушитель» с грубой этикеткой «Вермут крепкий», поставил в угол, отошел на три метра, примерился пустой рукой.

– Ты или я?

– Давай ты, – быстро сказал Погодин и отошел в сторонку.

Вольф взял самопал, навел на цель. Трубка почти закрывала бутылку, прицел получался грубый. Толстая рукоятка плохо сидела в ладони, острые углы врезались в кожу. Сквозь пустой оконный проем пробивались косые солнечные лучи, в них плавала кирпичная пыль. Невдалеке от бутылки-мишени чернели окаменевшие человеческие экскременты. Время затормозило свой бег, наступила мертвая тишина, словно в уши плотно набили вату.

Вольф чиркнул коробком о спичечную головку – раздался звук, будто гвоздем царапнули по оконному стеклу, но спичка не загорелась. Он чиркнул еще раз... Сознание странно раздвоилось: он будто смотрел со стороны, как светлоголовый мальчик, упрямо выпятив губу, пытается привести в действие опасную игрушку. Спичка снова не загорелась. «Попробую еще раз и брошу», – с облегчением подумал Вольф.

Однако третья попытка увенчалась успехом. С сухим треском вспыхнуло желтое пламя, очень хотелось зажмуриться и отвернуться, оберегая лицо. Но тогда собьется прицел... Плотно сжав губы и прищурившись, мальчик удерживал линию ствола на белом квадратике этикетки. Спичка погасла, но ничего не произошло. Первым желанием было заглянуть в трубку – все ли там в порядке? Но он, словно окаменев, продолжал стоять в прежней позе.

– Точно заряжен? – напряженно спросил Вольф. Будто отвечая на его вопрос, самопал сильно дернулся, раздался грохот, визг рикошета, все заволокло сине-черным дымом.

– Черт! – испуганно крикнул Саша. – Рядом пролетело, свистнуло у самого уха...

Второй частью сознания Володя увидел самого себя, лежащего с развороченным лицом на мусоре и обломках кирпича.

Бутылка осталась невредимой. Свежая выбоина на кирпичной стене обнаружилась в полуметре левее.

– Да он еще и криво бьет, – сказал Вольф. Ладони у него вспотели, сердце колотилось. – За него и рубль заплатить жалко.

– Конечно! – поддержал его Погодин. – Не знаю, как забор пробивает, а меня точно чуть не убило! К тому же пока он бахнет, нам уже бошки оторвут!

– Чего ж ты его хвалил?

– Это не я, я только за Толяном повторял... Это он пистоль расхваливал...

– Вот пусть и забирает. Неси это говно обратно.

– Завтра отнесу, сейчас Мороза все равно нету. Только ты его до завтра забери – дома родители, куда я его дену?

– А я куда?

– Да в общем коридоре спрячешь или в кладовке. Кто там его увидит!

– Ну ладно...

Вольф сунул самопал под рубашку, за брючный ремень, прижал локтем, чтоб не вываливался. Они вышли из развалин и сразу наткнулись на пацанов из соседних домов.

– Здорово, Немец! – крикнул Лешка Сонин.

– Здорово...

Когда кличку произносили без злобы или издевки, Вольф не реагировал. Иначе пришлось бы передраться со всеми.

– Это вы стреляли? – пацаны подошли ближе. – Из чего?

– Конечно мы, – гордо отозвался Погодин. – Вот, смотри?

Он задрал Володину рубашку, тот быстро опустил ее на место, но пацаны успели увидеть черное дерево и блестящую медную трубку.

– Покажи, Вовка, – попросил Сонин, но тот как глухонемой быстро прошел мимо.

– Зачем сказал? – зло спросил он Погодина, когда они отошли на несколько десятков метров

– А чего? Для понта! Больше уважать будут...

– Чем меньше понтов. тем лучше! – отрезал Вольф и, не прощаясь, пошел домой

Самопал Володя решил отдать на хранение Витьке Розенблиту – он жил вдвоем с матерью, которая не совала нос ни в дела сына, ни в углы своей квартиры

Но когда он зашел в длинный обшарпанный коридор, то понял, что сейчас неудачное время для исполнения задуманного пахло горелым, а на кухне бушевал скандал.

– Ты, жидовская морда, я тебе сколько говорила мою конфорку не занимать! – истошно орала тетя Надя Караваева. У нее было иссушенное злое лицо неудачницы. – Знаю я ваши штучки! Когда проводка перегорела, ты трешку пожалела! Все сдали, а ты на чужом горбу в рай проехала!

– Я сдала еще раньше тебя! – кричала в ответ Фаина Григорьевна, но не так громко и зло, что сразу выказывало: характера победить Караваеву ей не хватит. Фаина Григорьевна была полной женщиной с глазами жующей коровы. Она всегда ходила в бумажных бигуди, рваном халате и рваных тапочках, за что чистоплотная Лизхен ее осуждала и даже собиралась подарить как-нибудь, «когда будут деньги», и тапочки и халат. – А конфорки все общие...

– Тебе все общее, лишь бы чужое к рукам прибрать! Всю печку засрала, зараза пархатая! – чувствуя близкую победу, надсаживалась Надя. Землистое лицо разрозовелось – такие стычки доставляли ей явное удовольствие.

Но тут за Фаину Григорьевну, не выдержав, вступилась Лизхен, которая обычно соблюдала нейтралитет.

– Чего орешь, дура! – с размаху швырнув нож на изрезанную выцветшую клеенку, напористо закричала она. – Или со вчерашнего не протрезвела? Думаешь, если тайком пьешь, то никто не видит? Вон, полная сумка бутылок! Общие конфорки, общие!

Характером Лизхен не уступала Караваевой, и та сразу переключилась на более опасную противницу.

– А, немчура за жидовку заступается! – Надя уперла руки в бока и ядовито осклабилась, открывая плохие зубы. – В войну вы их расстреливали, а теперь из одной чашки пьете! Такие же сволочи!

Услышав последнюю фразу, из комнаты выскочил Генрих. В одних тренировочных штанах, босой, с перекошенным лицом и вытаращенными глазами. Володя никогда не видел отца в таком виде.

– Кто расстреливал?! – страшным голосом заорал он. – Я расстреливал? А где твой отец и брат Степан? Это не они полицаями были? Не они в Змеиной балке из пулеметов тысячи людей положили? Тогда за что их трибунал повесил?!

Наступила звенящая тишина. Не сняв замызганного фартука, Надя опрометью бросилась из кухни, хлопнула своей дверью, щелкнула замком. В коммунальных битвах такой чистой и очевидной победы еще не случалось.

– Откуда ты это знаешь, Генрих? – удивленно спросила Лизхен.

Отец дрожащими руками налил из-под крана воды, залпом выпил стакан.

– Люди рассказали! – постепенно успокаиваясь, ответил он. – Люди все помнят. А эти... Свои делишки на других перекладывают... Негодяи!

Фаина Григорьевна выпила сердечные капли и, раскачиваясь, как утка, ушла в комнату. Володя решил не напрягать Витьку и спрятал самопал себе под матрац.

Вечером неожиданно приехал дядя Иоган, Лизхен на скорую руку нажарила картошки с колбасой, открыла соленья, застелила на стол белую крахмальную скатерть, поставила праздничную посуду. Независимо от количества разносолов, стол у нее всегда выглядел торжественно.

За ужином Генрих рассказал другу о кухонном скандале.

– Ничего странного, – констатировал тот. – В чужой среде тебя всегда будут считать фашистом и убийцей. Сейчас я еду на съезд, в очередной раз предлагаю тебе: поедем со мной! Прими участие в нашем деле – оно выгодно для тебя и твоей семьи!

– Ты опять за свое, – устало отозвался Генрих. – Разве в национальности дело? Это только предлог, повод... Меня вот на днях три наших слесаря избили в кровь, немчурой обзывали... Но если бы я драл со старушек по трояку и пил с ними водку каждый день, то был бы лучшим другом. И о национальности никто бы не вспомнил.

– Так-так! – дядя Иоган насторожился, как сеттер, почуявший дичь. – Значит, тебя избили, ты утерся, обидчики торжествуют и показывают на тебя пальцем, и все хорошо, ты доволен?

– Они не торжествуют, – Генрих тяжело вздохнул. – Один в больнице, один уволился, а тот, что остался, меня за десять метров обходит. – И на немой вопрос Иогана пояснил: – Володя подоспел с дружком – тот лысый такой, здоровый, вид бандитский – любой испугается... Он сразу двоих вырубил, а третьего Володя проучил. Я даже удивился – одним ударом сбил с ног, и тот встать не мог... Так что у меня есть надежный защитник!

Дядя Иоган кисло кивнул.

– Чему же ты радуешься? Что твой сын дружит с бандитами и научился сбивать с ног людей? Но такая дорожка ведет в тюрьму! Защищаться надо цивилизованно, отстаивая национальное самосознание и добиваясь своего государства. Автономного немецкого государства, где будет порядок и твоему сыну не придется нарушать законы! – И обратился к Володе: – А почему ты водишься с бандитами? Знаешь, чем это может кончиться?

– Никакой он не бандит! – огрызнулся тот. – Просто отцу не понравилось, что он лысый!