Эдгар По - Миры Артура Гордона Пима. Антология

• Название: Миры Артура Гордона Пима. Антология
• Автор: Эдгар По
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-103106-0

«Сообщение Артура Гордона Пима». Единственный законченный роман Эдгара Аллана По, впервые опубликованный ровно 180 лет назад и до сих пор не утративший ни своего темного очарования, ни увлекательности. «Фирменный» для великого писателя микс из жестоких убийств, черного предательства, безграничного отчаяния и, разумеется, Тайны, помноженный на романтику классического морского приключения, в финале оборачивается столкновением с безграничным Хаосом и экзистенциальным ужасом. Все это, а главное, намеренная незавершенность истории Пима, позволили роману По стать первоисточником для других, ничуть не менее самобытных произведений – «Ледяного сфинкса» Жюля Верна, «Странного открытия» Чарльза Ромина Дейка и, конечно, неподражаемых «Хребтов безумия» Говарда Филлипса Лавкрафта.

---

Но возвратимся от этого отступления. Штурман никогда не имел обыкновения ставить дозорного на палубе, когда при бурном ветре корабль лежал в дрейфе, и тот факт, что теперь дежурил дозорный, в соединении с тем обстоятельством, что топоры и ганшпуги исчезли, вполне убедил нас, что экипаж был слишком настороже, чтобы быть захваченным врасплох по способу, присоветованному Питерсом. Что‑нибудь, однако, должно было быть сделано, и с возможно малой отсрочкой, ибо не могло быть сомнения, что, раз Питерс был заподозрен, он будет погублен при первом же поводе, а таковой, конечно, или будет найден, или будет создан, как только буря приутихнет.

Август теперь указал, что, если бы Питерсу удалось под каким‑либо предлогом содвинуть запасную якорную цепь, которая лежала над трапом в главной каюте, возможно, мы были бы способны напасть на них неожиданно из трюма; но по малом размышлении мы убедились, что судно испытывало слишком большую качку, чтобы позволить какую‑либо попытку такого рода.

Доброй волею судьбы я наконец натолкнулся на мысль подействовать на суеверные страхи и преступную совесть штурмана. Как можно припомнить, один из экипажа, Гартман Роджерс, умер утром, будучи схвачен два дня тому назад судорогами, после того как он выпил немного спиртного с водой. Питерс высказал нам свое мнение, что этот человек был отравлен штурманом, и, для того чтобы так думать, у него были основания, говорил он, которые были неоспоримы, но изъяснить которые мы никак не могли его заставить – своенравный отказ этот вполне согласовался с другими особенностями его причудливого нрава. Но были ли у него какие‑нибудь настоящие причины подозревать штурмана или их не было, мы легко вовлеклись в это его подозрение и решили действовать соответственно.

Роджерс умер около одиннадцати часов утра в сильнейших судорогах; и тело его через несколько минут после смерти являло одно из самых ужасающих и отвратительных зрелищ, какие когда‑либо были на моей памяти. Живот его чудовищно раздулся, как живот человека, который утонул и несколько недель пролежал под водой. Руки находились в таком же состоянии, а лицо сморщилось, съежилось и было бело как мел, кроме двух‑трех ярко‑красных пятен, подобных тем, что причиняются рожей; одно из этих пятен простиралось вкось через лицо, совершенно покрывая один глаз как бы лентой из красного бархата. В этом отвратительном состоянии тело было принесено из каюты в полдень, дабы быть брошенным за борт, но тут штурман, глянув на него (он видел его теперь в первый раз) и будучи или проникнут раскаянием в своем преступлении, или поражен таким страшным зрелищем, приказал людям зашить тело в парусинный гамак и даровать ему обычный обряд морских похорон. Отдав эти приказания, он сошел вниз, как бы для того чтобы избегнуть всякого дальнейшего вида своей жертвы. В то время как делались приготовления, дабы исполнить его приказания, с великим бешенством налетела буря, и замысленное было пока оставлено. Труп, предоставленный самому себе, был погружен в желоб для стока воды с левой стороны судна, где он еще и лежал в то время, о котором я говорю, толкаясь и барахтаясь с каждым бешеным нырком брига. Установив наш план, мы тотчас же стали приводить его в исполнение с наивозможною быстротой. Питерс пошел на палубу, и, как он предвидел, с ним немедленно заговорил Аллен, который, по‑видимому, стоял на передней части корабля более как дозорный, нежели преследуя какую‑либо другую цель. Судьба этого негодяя, однако, была решена быстро и безмолвно; ибо Питерс, приблизившись к нему самым беззаботным образом, как будто чтобы ему что‑то такое сказать, схватил его за горло и, прежде чем он смог испустить хоть один крик, перешвырнул его за край судна. После этого он позвал нас, и мы взошли вверх. Первой нашей предосторожностью было отыскать что‑нибудь, чем бы можно было вооружиться, и, делая это, мы должны были соблюдать величайшее тщание, ибо невозможно было ни минуты стоять на палубе, не держась крепко, и свирепые валы врывались на судно при каждом его нырке вперед. Было необходимо, кроме того, чтобы мы были быстрыми в своих действиях, ибо каждую минуту мы ожидали, что штурман взойдет наверх, чтобы пустить насосы в ход, так как было очевидно, что бриг очень быстро набирал воды. Поискав кругом некоторое время, мы ничего не могли найти более подходящего для нашей цели, чем две вымбовки, одну из них взял Август, другую я. Припрятав их, мы стащили с трупа рубашку и бросили тело за борт. Питерс и я спустились после этого вниз, Августа же оставили сторожить на палубе, и он занял как раз то самое место, где стоял Аллен, спиною к лестнице в капитанскую каюту, чтобы, ежели кто из шайки штурмана взойдет наверх, он мог предположить, что это дозорный.

Как только я спустился вниз, я начал наряжаться таким образом, чтобы изобразить труп Роджерса. Рубашка, которую мы сняли с тела, весьма нам помогла, ибо она была особой формы и вида, и ее легко было распознать, это было нечто вроде блузы, которую покойный надевал поверх другой своей одежды. Это была синяя вязанка с широкими поперечными белыми полосами. Надев ее, я стал приспособлять себе поддельный живот, в подражание чудовищному уродству раздувшегося трупа. Это было легко достигнуто с помощью одеял. Я придал потом такое же подобие своим рукам, надев пару белых шерстяных перчаток и наполнив их всякого рода лоскутьями, которые нашлись. Затем Питерс устроил мне надлежащее лицо, сперва его натерев белым мелом, а потом обрызгав кровью, которую он добыл из надреза на собственном пальце. Поперечная полоса через глаз не была забыта и являла самый отвратительный вид.

Глава восьмая

Когда я посмотрелся в осколок зеркала, висевшего в каюте, при тусклом свете некоего как бы боевого фонаря, я был так захвачен чувством смутного страха при виде моей наружности и при мысли об устрашительной действительности, которую я таким образом изображал, что мною овладел сильный трепет и я едва мог собраться с решимостью выполнять свою роль. Было необходимо, однако же, действовать без колебаний, и мы оба, Питерс и я, отправились на палубу.

Мы нашли, что все там в надлежащем порядке, и, держась вплоть к корабельным укреплениям, мы трое прокрались к лестнице, ведущей в главную каюту. Она была лишь отчасти прикрыта, ибо были приняты предосторожности, чтобы ее нельзя было сразу толкнуть с внешней стороны, и для этого были положены на верхнюю ступеньку поленья, что мешало также двери и закрыться. Без затруднения мы могли сполна осмотреть внутренность каюты через щели, находившиеся около петель. Счастье это было для нас, что мы не сделали попытки захватить их врасплох, ибо они были, очевидно, настороже. Лишь один из них спал, и он лежал как раз у подножья лестницы с мушкетом около себя. Остальные сидели на матрацах, которые были сняты с коек и брошены на пол. Они вели серьезный разговор, и, хотя пировали, как явствовало из двух пустых кружек и нескольких больших оловянных стаканов, валявшихся тут и там, они не были настолько пьяны, как то было обыкновенно. У всех были ножи, у одного или двух пистолеты, и очень много мушкетов лежало на койке около них.

Мы прислушивались некоторое время к их разговору, прежде чем решиться, как действовать, ибо у нас еще ничего не было определенного, кроме того что мы попытаемся парализовать их усилия в миг атаки с помощью привидения Роджерса. Они обсуждали свои пиратские планы, и все, что мы могли явственно расслышать, это что они хотели соединиться с экипажем некоей шхуны «Шершень» и, если возможно, овладеть самой шхуной, чтобы приготовиться к какой‑нибудь попытке более широких размеров, о подробностях каковой никто из нас не мог в точности догадаться.

Один из шайки заговорил о Питерсе, ему ответил штурман тихим голосом, и слов нельзя было разобрать, потом он прибавил более громко, что не мог понять, почему Питере столько времени проводит с этим капитанским отродьем в баке, и полагает, чем скорее оба будут за бортом, тем лучше! На это не последовало никакого ответа, но мы легко могли понять, что данный намек был хорошо принят всей компанией, в особенности же Джонсом. В это время я находился в крайнем волнении, и оно было тем сильнее, что, как я мог видеть, ни Август, ни Питере не могли решить, что делать. Я, однако же, настроил свой ум продать мою жизнь так дорого, как только возможно, и не позволять себе быть захваченным каким‑либо чувством трепета.

Страшный шум от рева ветра в снастях и переплеска моря через палубу мешали нам слышать то, что говорилось, за исключением отдельных мгновений затишья. В одно из таких мгновений мы все ясно услыхали, как штурман сказал одному из шайки, чтобы «он пошел и велел этим распроклятым лежебокам прийти в главную каюту, где бы он мог иметь за ними присмотр, ибо он не нуждается в разных секретничаньях на борту брига». К счастью для нас, килевая качка судна была в этот миг так сильна, что помешала приведению этого приказания в немедленное исполнение. Повар встал со своего матраца, чтобы пойти за нами, как вдруг судно страшно накренилось, я думал, что мачты будут сорваны, повар был брошен стремглав против одной из дверей каюты с левой стороны, разломал ее, и это еще более увеличило беспорядок. К счастью, ни один из нас не был сброшен с того места, где стоял, и у нас было достаточно времени, чтобы поспешно отступить к баку и выработать торопливый план действий, прежде чем повар просунулся из люка, ибо он не вышел на палубу. Со своего места он не мог заметить отсутствие Аллена и сообразно с этим начал горланить, обращаясь к нему и повторяя приказание штурмана. Питерс выкрикнул измененным голосом: «Да‑да!» – и повар немедленно пошел вниз, нисколько не подозревая, что не все в порядке.