Василий Галин - Гражданская война в России. За правду до смерти

• Название: Гражданская война в России. За правду до смерти
• Автор: Василий Галин
• Жанр: История
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906914-10-1

Гражданская война стала естественным продолжением и неразрывной частью Русской революции, поэтому в серии, посвященной ее 100-летию, обращение к истории той войны является неизбежным. За что с такой отчаянной непримиримостью велась та война, какие интересы и идеалы отстаивали сражавшиеся «до смерти» противоборствующие стороны? Как они решали текущие и исторические проблемы, встававшие у них на пути? Ведь именно ответы на эти вопросы привели к победе одних и к поражению других. Почти 100 лет, прошедших с той поры, и произошедшая смена политических эпох позволяют взглянуть на эти вопросы без идеологических и эмоциональных оценок, с более непредвзятой и естественно-научной точки зрения.

Подобное исследование истории необходимо даже не столько для восстановления «исторической справедливости», сколько для лучшего понимания природы человека и общества, законов, движущих их развитием. Такой подход создает условия для более реалистичной оценки настоящего и предвидения грядущего. Да, в прошлом мы ищем ответы о будущем, жизнь прошлых поколений не прошла бесследно, они оставили нам свой бесценный опыт, доставшийся им ценой огромных жертв и жестоких страданий.

Настоящая книга является второй в серии «К 100-летию Русской революции».

Сайт Автора: Galin.biz

---

Выделение казаков в особую привилегированную социальную группу имело целью не только сохранение их земель, но и служило для лидеров казацкого движения объединению всех социальных слоев казачества на шовинистической основе. Как же воспринимали такое отношение к русским лидеры Белого движения? – «Добровольческая армия и кубанское правительство спорили по множеству вопросов…, – отвечал на этот вопрос П. Кенез, – но нет записей о том, что армия была против такого обращения с иногородними, их русскими земляками. Армия и казаки заключили союз за счет неказачьего населения Войска»{349}.

Наглядно этот факт отразил сам Деникин в своем положении об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией, в котором говорилось: «Все граждане Российского государства, без различия национальности, сословия и вероисповедания пользуются… равными правами гражданства. Особые права и преимущества, издавна принадлежащие казачеству, сохраняются в неприкосновенности»{350}.

Однако союз этот оказался временным, поскольку казаки сами с оружием в руках искали свою «волю»: по словам атамана П. Краснова, «Деникин не хотел отрешиться от старого взгляда на казаков, как на часть Русской армии, а не как на самостоятельную армию, чего добивались казаки и за что боролись»{351}. «Казаки ненавидели своих союзников, а офицеры не переносили проявления казачьего сепаратизма», – отмечал Кенез{352}. «У добровольцев с офицерами Донского войска отношения были тяжелые, драки и поединки не прекращались…» – признавал В. Шульгин{353}.

«У меня четыре врага, – говорил П. Краснов, – наша донская и русская интеллигенция, ставящая интересы партии выше интересов России, мой самый страшный враг; генерал Деникин; иностранцы – немцы или союзники, и большевики. И последних я боюсь меньше всего, потому что веду с ними открытую борьбу, и они не притворяются, что они мои друзья»{354}.

Противостояние добровольцев кубанскому сепаратизму, ищущему поддержку даже у Украины, достигло такого накала, что в июне 1919 г. сотрудником деникинского «Особого совещания» был застрелен председатель Кубанской Рады Н. Рябовол. После заключения между Кубанью и Горской республикой договора, направленного против деникинской армии, Деникин приказал отдать полевому суду всех лиц, подписавших договор. В ноябре 1919 г. был пойман один из подписантов – священник Калабухов, и по приказу Деникина повешен. Кроме этого Деникин разогнал Кубанскую Раду и принудительно выслал 10 ее членов, вместе с войсковым атаманом Филимоновым, в Турцию.

Одновременно противостояние между казаками и добровольцами нарастало и с другой стороны, оно выражалось прежде всего в том, что П. Краснов не видел возможности продвигаться вглубь России ввиду «решительного отказа их (казаков) бороться и спасать Россию в полном одиночестве»{355}. Мало того, отмечал Деникин: среди казаков распространялось движение «оставить ряды Добровольческой армии, которая является виновницей Гражданской войны. Ибо… давно можно было бы окончить войну и примириться с большевиками, устроив в России народную республику…»{356}

Все более обострявшиеся конфликты определяли отношения между Белой армией и казаками и в Сибири. Посланник ген. Алексеева в Азиатской России ген. В. Флуг весной 1918 г. в своем отчете писал о местных казачьих организациях: «некоторая моральная распущенность, неразборчивость в средствах, стремление больше руководствоваться честолюбивыми побуждениями своих атаманов, чем сознанием гражданского долга»{357}. Военный министр Колчака Будберг в апреле 1918 г. отмечал: «разные вольные атаманы Семенов, Орлов, Калмыков, своего рода винегрет из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом… внутреннее содержание их разбойничье»{358}. Гинс обращал внимание на «неуважение (казаков) к чужому труду и праву, презрение к крестьянам, которые якобы не воюют. Все, мол, должны выносить на своей спине казаки…»{359} Мало того, как отмечал Гинс, в политической и военной сфере казаки требовали собственного независимого от Верховной власти казацкого управления. «Не удивляюсь, – писал ближайший соратник Колчака Г. Гинс, – что многим приходила мысль вовсе уничтожить казачьи войска, роль которых во всем движении оказалась роковой, чтобы с корнем вырвать казацкое политиканство и атаманщину»{360}.

Офицеры

Кто были эти офицеры, почему они решили сопротивляться советскому режиму и как они представляли себе будущее России, остается главным вопросом Гражданской войны?

П. Кенез {361}.

«Именно офицеры, – отмечает историк С. Волков, – были той силой, благодаря которой Белое движение вообще могло возникнуть»{362}. «Сочувствие населения было на стороне красных, нас, белых, поддерживала лишь сравнительно небольшая группа интеллигенции и казачество… Нам приходилось опираться только на офицерство», – подтверждал атаман Г. Семенов{363}. «Офицеры, – по словам историка П. Кенеза, – сформировали главный штаб антибольшевистского движения…, хотя их было очень мало, они захватили военное и политическое лидерство, они стали тем ядром, вокруг которого антисоветские группировки могли объединиться»{364}.

За три с небольшим года мировой войны было произведено в офицеры около 220 тыс. человек, то есть больше, чем за всю предыдущую историю русской армии. Общее число офицеров, вместе с кадровыми, составило 300 тыс.{365}. В Первой мировой погибло 73 тыс. офицеров, при этом «едва ли не весь кадровый офицерский состав выбыл из строя уже за первый год войны»{366}. С начала войны офицерский корпус сменился в пехотных частях 3–5 раз, в кавалерии и артиллерии – на 15–40 %{367}.

К 1917 г. «в результате наиболее распространенный тип довоенного офицера, – констатирует С. Волков, – потомственный военный (во многих случаях и потомственный дворянин), носящий погоны с десятилетнего возраста – пришедший в училище из кадетского корпуса и воспитанный в духе безграничной преданности престолу и отечеству, – практически исчез..»{368} Офицерский состав военного времени утратил свою социальную специфику и «в общем соответствовал сословному составу населения страны»[23]. «Это не были дети буржуазии и помещиков…, – подтверждал эсер В. Шкловский, – Офицерство почти равнялось по своему качественному и количественному составу всему тому количеству хоть немного грамотных людей, которое было в России. Все, кого можно было произвести в офицеры, были произведены. Грамотный человек не в офицерских погонах был редкостью»{369}.

Вместе с тем, качественный уровень офицерского корпуса «катастрофически упал, – отмечает Волков, – прапорщики запаса и абсолютное большинство офицеров ускоренного производства были по своей сути совсем не военными людьми, а производимые из унтер-офицеров, имея неплохую практическую подготовку и опыт войны, они не обладали ни достаточным образованием, ни офицерской идеологией и понятиями». Так, например, один из командиров корпусов сообщал в своем донесении: «состав офицеров… – это механическая смесь лиц, одетых в офицерскую форму, лиц разного образования, происхождения, обучения, без взаимной связи, для которых полк – “постоялый двор”. Кадровых офицеров на полк – 2–3 с командиром полка, причем последний меняется очень часто “по обстоятельствам настоящего времени”…»{370}.

Потеря кадровых офицеров, по мнению ген. В. Марушевского, сыграла ключевую роль в снижении боеспособности армии: «Я всегда учил и на академической кафедре…, что государство получает офицера не с помощью каких-либо прочитанных курсов или учебников, но лишь путем длительного воспитания…»{371}. Другой ген. Р. Фадеев еще в 1889 г. утверждал: «вся сила армии – именно в строевых офицерах мирного времени; без них она не станет ни кадром, ни школой, а останется только расходом»{372}.

В то же время, отмечает В. Успенский, офицеры русской армии, даже самые образованные и передовые, слабо разбирались в вопросах политики. У офицеров был четко определенный круг обязанностей, заниматься политикой им было запрещено. «Слуга царю и Отечеству – остальное не имеет значения»{373}. Давая общую характеристику офицерскому корпусу, Керенский отмечал: «“Он виновен: пытается думать”, – заявил по слухам, Николай I после допроса одного из декабристов. Этот афоризм дает вполне достаточное представление об отношении царизма к армейским офицерам». «Понятие будущего офицера о гражданском долге, чести, родине, государстве и службе полностью отличались от понятий остальной России. Проведя десять лет в искусственной среде, будущий офицер считал себя “высшим существом”. Он включался в то или иное армейское подразделение, не имея никакого понятия об остальной России, ни к чему не приспособленный, кроме военной атмосферы, в которой воспитывался»{374}.