Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

• Название: Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков
• Автор: Бессонов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Последнее обстоятельство мне особенно не нравилось. В лесу от человека уйти можно, но от собаки трудно, поэтому даже на этих трех верстах, переходя ручейки, я старался провести всех хоть немного по воде. Но конечно наш след можно было найти.

План наш был такой: Прежде всего нам нужно перейти железную дорогу Петроград - Мурманск. Она находилась в 12-ти верстах от лагеря. Затем, обогнув с Севера город Кемь, выйти на реку Кемь, которая течет с запада на восток и придерживаясь ее, идти на запад.

Все это возможно было выполнить, но тут являлось препятствие конвоиры.

Идти сразу этим путем, - значить конвоиры вернутся в лагерь и покажут наш след.

Расстрелять... Я не мог пойти на это. Я убью только тогда, когда по совести, будет совершенно ясен выбор - или убить или умереть. Бог меня спасал, спасет и без убийств...

Что делать?

Показать след в другом направлении - идти на север.

Так решено.

Отдыхая, мы вспоминали подробности...

Позвали "Краснощекого" конвоира...

Оказалось, что следя за мной, он по лицу и манерам подозревал меня в желании бежать в одиночку...

"Почему"? - "В вас виден бывший офицер".

"Ну так что ж? - "Опасный элемент... Только не расстреливайте меня", становясь на колени со слезами умолял он...

Вспомнили про согнутый штык... Позвали другого {183} "сопротивлявшегося"... Осмотрели и перевязали рану... Оказалось не опасно штык попал в кость. И... согнулся...

"Рана пустяки... Только оставьте живым", взмолился и этот.

За короткий промежуток нашего путешествия эти мольбы повторялись чуть ли не в десятый раз... Они были уверены, что их кончат...

Трудно было их успокоить и уверить в различии большевицкого и нашего отношения к человеческой жизни.

Пригласили и "пятого", нашего невольного компаньона. Он оказался казаком "Васькой Приблудиным". При разоружении он никак не мог понять... Кто - кого? Поэтому встал на колени и поднял руки.

Я спросил его, что он хочет делать: - Вернуться в лагерь? Идти своей дорогой? Или следовать за нами?.

Взмолился взять его с собой. Нас это конечно не устраивало - лишний рот и, хотя и свой брат арестант, но все таки нельзя довериться... Покуда вопрос оставался открытым.

Передохнули. И надо было двигаться...

Солнце грело, и на ходу становилось жарко...

Мы сняли с себя все, чтобы идти налегке, и нагрузили этим красноармейцев... Ничего, пускай попарятся и вымотаются.

Мальбродский отдал свою одежду и надел красноармейскую форму.

Тоже хотел сделать и я, но мне она была мала.

Трудно было идти. Сапоги были полны водой.. Болото вязкое... Лес лежал... Натыкались на заросли... Но шли бодро... Ощущение свободы двигало вперед... Все казалось хорошо.

Часов у нас не было. Я определял время по солнцу и компасу. Перевалило за 12...

Мы шли не останавливаясь... хотелось сеть... Часа в 2 опять передохнули... И опять пошли... Начали выдыхаться... И вот около 4-х часов, взобравшись на гору, мы увидели линию железной дороги Петроград- Мурманск а на юго-западе город Кемь...

Здесь мы решили отдохнуть и поспать, чтобы потом двигаться всю ночь.

Единственной ценной для меня вещью на Соловках было мое {184} Евангелие. Его я взял с собой. Дня три-четыре спустя после нашего побега, я начал путаться и сбиваться в счете дней и поэтому, не имея бумаги, я решил на Евангелии записывать наши дневки. Обозначал я их какими-нибудь событиями, предметами или происшествиями, которые чем-нибудь выделялись и врезывались в мою память. Потом уже эта запись перешла в короткий дневник.

Этот день у меня записан так:

18-го мая, - Разоружение конвоиров и побег. Дневка с красноармейцами.

И в моей памяти встает картина этого отдыха.

Мы расположились на горе. Все устали, хотелось сеть и спать. Сазонов, вопреки моему желанию, все таки утащил из лагеря кусок сала, величиной с кулак, и несколько кусков сахару. Тут это очень пригодилось и мы закусили.

Опять усадив красноармейцев и "пятого" в кучку, мы разостлали одежду, и с удовольствием заснули, по очереди будя друг друга и передавая винтовку для охраны, и наблюдения за конвоирами.

Что со мной? Где я? - Не мог я понять просыпаясь.

На свободе!... Вздохнул я... На настоящей, невиданной еще мною свободе... В лесу, который знает только зверя...

А впереди?

Что Бог даст!. Жизнь, любовь, счастье... Или - смерть.

Два выхода.

Но если и смерть, то не страшно.. За миг такой свободы - отдам жизнь!

Солнце еще не зашло, но день кончался... И начиналась белая, северная ночь с ее особым настроением...

Нужно было решать, что делать с красноармейцами.

Я посоветовался со своими, и хотя они были против этого, я твердо решил их выпустить на свободу.

Но надо было сделать все, чтобы они вернулись в лагерь как можно позже.

И я обратился к их совести...

Зная хорошо, как их будут допрашивать, я, говоря с ними, вызывал каждого отдельно.

"Ты понимаешь", говорил я им, "что мне выгоднее было вас расстрелять, чем возиться с вами, таскать за собой и {185} давать вам тот кусочек сала, который нам так нужен, но я этого не делаю, потому что не могу убивать. Тебя же я только прошу об одном. - Вернуться в лагерь как можно позже"...

"Будут допрашивать, скажи, что заблудился, был измотан, всему этому поверят, а ты еще ранен", прибавил я проткнутому. - "Вам дана жизнь - вы исполните мою просьбу".

*

Красноармейцы плакали... Но по временам, мне все таки не верили, настолько такой подход был им чужд. Ваську Приблудина решили взять с собой. "Приблудин - приблудился"...

Пошли... Для того, чтобы, по возможности, сбить погоню со следа,

мы двинулись не на запад, а на север, вдоль железной дороги.

Было около часу ночи. Прошло достаточно времени, чтобы убедить красноармейцев, что наш поход на север не блеф, а наш истинный путь, и я решил их отпустить.

Идти в лесу даже по компасу трудно, без компаса и без солнца невозможно. Никакой ориентировки, и обязательно заблудишься, - собьешься на круг.

Я твердо верил и верю, что красноармейцы исполнили мою просьбу... Но я был не один, и поэтому не просто отпустил их, а взял каждого из них в отдельности, и, чтобы окончательно не дать ему возможности ориентироваться и совсем запутать его, сделал с каждым из них по большому кругу в лесу.

До последней минуты они не верили мне, что я их отпущу.

Все слезы и просьбы... И даже уходя в чащу леса, по указанному мной направлению, они оглядывались и с мольбой складывали руки... Думали, что я ввинчу им пулю сзади...

Вероятно, голубчики, тоже кое что пережили...

Теперь нам нужно было двигаться на запад, и мы пересекли

железную дорогу.

Голод давал себя чувствовать... За весь день кусочек

сала и сахару.

Нервы сдали и усталость брала свое...

Пошли маленькие разочарования. - Двигались мы так:

Впереди, с компасом в руке и винтовкой на плече шел я, {186} за мной Мальбродский, и много отставая Мальсогов с винтовкой и Сазонов. За ними плелся Васька. Они выдохлись...

На Сазонова я возлагал большие надежды. Основываясь на его рассказах, я в него верил больше, чем в других...

Он обещал один на один выйти на конвоира... Болото и лес он знал великолепно... Он был вынослив... И увы... Сдал и выдохся...

Мальсогов - дело другое. Он сразу показал себя, - Ясно выраженная храбрость. Плевать на все, только бы не утруждать себя и не переносить лишений. Он устал, хотел есть и ни на кого и ни на что не обращая внимания, все время предлагал устроить отдых.

Мальбродский шел великолепно. Легко, и рвался вперед. Здесь я в первый раз поставил вопрос ребром о беспрекословном подчинении всех мне. Ими же мне была дана власть "диктатора". Ими же не исполнялось мое приказание двигаться вперед.

Пришлось крикнуть и пугнуть,-особенно "ходока" Сазонова.

Ну ничего. - Поругались, но все таки поплелись. Идти было действительно трудно. - Мы уже вышли на "непроходимые" болота. Нога вязла даже на кочках. Нужно было прыгать и, вместе с тем, вытаскивать вязнущую ногу. Kopоткие отдыхи становились все чаще. Был день и нужно было становиться на дневку.

Уверившись, что дальше ни уговорами, ни угрозами тащить моих спутников невозможно, я выбрал в болоте маленький оазис из камней и леса, нашел подветренную сторону, и мы встали на отдых, который у меня отмечен:

19-го Мая. Дневка на камнях".

Развели костер...

Кто то, переходя железную дорогу, нашел и захватил с собой совершенно заржавленную банку из под консервов. - В ней вскипятили воду. Попили этого "чаю"...

Надо было доставать продукты. Больше суток мы были без пищи. Но прежде всего выспаться... Я остался охранять.

Северное солнце грет плохо и остальные легли кругом около костра.... Момент... И все спали...

{187} На душе было хорошо... Я вымылся в болоте. Подложил дров и начал "жить"...

Нахлынули воспоминания... Их я отогнал...

Пришли надежды... Много их было... Свобода... Работа... Любовь... Ох это чувство!... Много оно может сделать...