Борис Мисюк - Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах

• Название: Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах
• Автор: Борис Мисюк
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9729-0194-4

Главное внимание автор уделил людям – своим героям, дальневосточным рыбакам, живущим и работающим на этих «физически и морально устаревших» железяках и успешно кормящих страну. Автор провёл с ними в море более половины этого самого ПОЛУВЕКА.

Книга будет полезна курсантам училищ, студентам и преподавателям вузов, научным сотрудникам и всем, кто специализируется в областях, связанных с рыбным хозяйством.

---

– Вот здорово! – подтвердил Одинцов. – Может, мы и в самом деле с тобой того, родичи?

Матрос засмеялся, уже взбегая по трапу. Потом они одолели в том же темпе (Кирилл Александрович едва поспевал за юношей) ещё два трапа, вошли в ярко освещённый овалами плафонов коридор и, постучав в раскрытую дверь, зашли в каюту капитана.

– А, рад приветствовать местную рыбью власть! – Герман Евгеньевич по-молодому резво поднялся из-за стола навстречу гостю, протянул могучую мужицкую руку. Широкая золотая лычка на обшлаге будто подчёркивала мощь его ладони. – Семашко.

– Одинцов, – Кирилл Александрович ответил крепким пожатием и поёжился, как обычно бывает, когда с мороза обдаёт теплом. – Надолго в наши воды?

– Вынужденная посадка, – испытующе, в упор взглянул капитан и на всякий случай добавил: – Как говорят в Аэрофлоте. Льды выдавили нас из Натальи и Павла… А-а что это мы сразу о деле? – Улыбнулся он и кивнул на полушубок гостя и портфель, который матрос всё ещё не выпускал из рук. – Располагайтесь, устраивайтесь. Каюта для вас приготовлена. Витя, проводи товарища инспектора в каюту начальника экспедиции. – И добавил уже вдогонку уходящим:

– Обоснуётесь – прошу ко мне, поужинаем.

Каюта начальника экспедиции находилась на одной палубе с капитанской, за поворотом коридора. Вошли. Одинцов стряхнул с себя полушубок и, цепляя его на вешалку у двери, разглядел наконец совсем юное лицо матроса.

– Сколько годов тебе, Виктор Александрович?

Витос не любил этого вопроса, но величанье отвлекло его мысли, и он сказал просто:

– Восемнадцать.

– И уже на старпомовской вахте стоишь? Молодец!

Большие морские часы на переборке показывали около шести – полвахты, значит, уже пролетело, первой его морской вахты. Витос нажал ручку двери.

– Мне нужно идти. До свиданья.

– Заходи, братишка, потолкуем. Не забывай старика, добро?

– Добро, – повторил Витос давно уже нравившееся ему морское слово.

В рулевой рубке было темно, мерцали подсветкой только компас, машинный телеграф да пожарное табло, пахло перегретой пластмассой и кофе, который старпом всегда заваривал в штурманской. От рулевой рубки её отделяла дверь, обычно открытая, но завешенная длинной светонепроницаемой портьерой. В штурманской над столом с бело-голубыми морскими картами горела лампа на раздвижном кронштейне, высвечивая в месте прокладки чёткий яркий круг размером с иллюминатор. Металлический абажур лампы не пропускал ни капли света, но карта под ним светилась так ярко, что после рулевой штурманская казалась царством света. Витос хорошо различал все движения старпома, стоявшего к лампе спиной. Он разговаривал по рации с флотом:

– Тридцатый, что у тебя за рыба? Приём!

– А, рыба известно какая – минтай! – Весело отозвалась рация. – Крупный, чистый.

– А, ну давай, подходи на сдачу – правый борт, пятый номер трюма. Как понял?

– Добро, иду, понял – пятый номер, правый борт.

– Семнадцатый – «Удаче»! – Снова позвал старпом и, не слыша ответа, крикнул погромче: – Сээртээм 8–417 – «Удаче»!

– Слушает Семнадцатый, – ответил приёмник.

– Что поднял?

– А, слёзы поднял – тонн десять.

– А что за рыба, с приловом, нет?

– Есть маленько. Селёдка, процентов двадцать.

– А, ну смотри, с такой рыбой и близко не подходи. У нас гость на борту. Понял?

– Да слыхали уже… гость, в рот ему кость. Что ж теперь делать, ковыряться в этой рыбе?

– Твоё дело. Смотри, диплом у тебя один.

– «Удача» – СРТМ 8–420! – Рявкнул приёмник.

– Слушаю! – Тоже хриплым басом передразнил рыбака старпом. Но тот и ухом на такой юмор не повёл:

– На сдачу иду. Тонн тридцать, чистый минтай.

– А, молодец, Двадцатый, – уже своим голосом отвечал старпом. – Левый борт – твой. Сейчас Полста седьмой заканчивает, отскочит – подходи. Как понял?

– Понял. Добро.

– Идёт рыбка! – Повесив микрофон, старпом быстро-быстро потёр ладонь о ладонь и улыбнулся. – На пай капает. Понимаешь, матрос? На пай!

В улыбке его был обычный взрослый материализм, который иные прикрывают вот так – иронией, полуигрой в корыстолюбцев, а другие, люди попроще, наоборот, не скрывают, а выражают улыбкой, земной, откровенной: мол, пай растёт, прекрасно на берегу повеселимся. Красивое лицо старпома вмиг постарело от улыбки, пошло морщинами. Витос слыхал, что он ловелас, любит женщин и вино. Мефистофель, мелькнуло в мыслях, но он тут же зачеркнул это нелестное впечатление: нет, просто здесь игра полусвета, много теней. А старпом между тем продолжал:

– Если рыбка так и дальше пойдёт, ты скоро богатым женихом будешь… Невесту-то уже подыскал, небось, а?

Витос отвёл глаза и залился краской, благо в штурманской был полумрак.

– Да ты не стесняйся, дело житейское. Насчёт невесты я шучу, конечно: какой дурак в восемнадцать лет женится? Просто будь осторожен: на флоте ушлые девочки попадаются. Подставит, окрутит – и глазом не моргнёшь. Лучше иметь дело с женщинами.

Витос не знал, куда деваться, он уже стрельнул раз на старпома глазами и сейчас чувствовал, как что-то закипает в груди. Ему уже было жарко…

– «Удача» – полста седьмому! – Спасительно заорала рация.

– Слушаю, Полста седьмой! – Так же ошалело громко, юродствуя, крикнул чиф.

– Закончили сдачу, – уже тише, спокойнее заговорила рация. – Отдайте кончики, пойдём рыбачить дальше. Приём!

– Добро, сейчас пошлю моряка. – Старпом кивнул головой Витосу в сторону правого борта. – Двадцатый – «Удаче»!

– На связи, – прохрипела рация.

– Заходи на швартовку.

Витос, на бегу натягивая перчатки, уже летел по трапам вниз и, охваченный бодрящим морозцем, под колкими взглядами звёзд вновь чувствовал себя счастливым, мужественным и гордым…

В капитан-директорском салоне становилось душно. Герман Евгеньевич, слегка уже отяжелевший, раскрасневшийся, встал с кресла, чтобы открыть иллюминатор. Он знал по опыту, что инспекторов рыбвода надо обильнее «поливать», чтоб они не мешали рыбалке, не отпугивали рыбаков, не лазили в бункер с линеечкой измерять «хвосты», – всё это он давно и прекрасно знал и сейчас с удовлетворением отметил про себя, что очень вовремя сделал в посёлке Беринговском запас. Его не смущало, что этот Одинцов почти не пьёт – за целый час только пригубил из фужера. Надо «личным примером», решил капитан.

Разговор шёл нейтральный – о жизни в море и жизни на берегу, о деревне и городе, о «перестройке с перестрелкой», о японских мегаполисах и китайских провинциях.

Под новый тост капитан бухнул себе полный фужер, а гость упредил его поползновение долить, прикрыв свой бокал широкой ладонью, обветренной, золотисто-коричневой с тыла.

– Нехорошо так, Кирилл Александрович, – пожурил его капитан и хитро, со значением улыбнулся. – Смотри не прогадай, а то я парень такой, могу и самостоятельно справиться.

Он кивнул на почти уже опорожнённую бутылку, но ожидаемого голодного блеска в глазах инспектора не увидел.

– Одна закуска у нас ни в дугу! – Сказал он, шумно выдохнув и озирая весёлыми глазами блюдца с ветчиной и селёдкой. – Пора, наверное, – он оглянулся на часы, – да, пора уже задействовать и буфет.

Он встал, подошёл к своему необъятному письменному столу (Одинцов подумал: да он больше всей рубки «Норда»), перегнулся через него, чтобы не обходить, и «задействовал» кнопку на дубовой панели. Не успел капитан снова усесться в кресло, как появилась буфетчица, в кофточке, в брючках, в белом переднике.

– О! – Удовлетворённо воскликнул Герман Евгеньевич, и сам искренне удивлённый столь безотказным и быстрым действием кнопки. – Украинского борща, Кирилл Александрович, желаешь?

– Нет, нет, спасибо! – Запротестовал Одинцов. Ему представилось на миг, когда капитан сказал про буфет и нажал кнопку, что он находится на «Бэконе» и что сейчас может войти его бывшая жена.

– Ну, тогда принеси нам по порции второго, – Сказал капитан, и девушка исчезла.

Капитан взял большой селёдочный хвост, сунул его в рот и тут же вытащил голый хребет с синим хвостовым пером, широким, как у голубя-сизаря.

– Селёдка охотоморская? – Спросил Одинцов.

– Откуда ей взяться, охотоморской? Пятый год как закрыли, тебе ли не знать, дорогой? – Жуя и глотая, проговорил капитан. – Оттуда, – он мотнул головой через плечо, – с Берингова. В прилове попадается изредка, вот и посолили для себя. Нравится?

– Мне олюторская больше нравилась.

– Ну-у-у, ты тоже, Кирилл Александрович, вспомнил, ха-ха, доисторические времена.

– Да вот забыть не могу, – признался Одинцов. – Уж больно грубо тогда с ней…

– А-а, ну да, это было, чего сейчас скрывать! – Радостно согласился Герман Евгеньевич, для которого олюторская селёдка тоже была воспоминанием молодости, бурной и бесшабашной. – Шерстили мы её, аж пыль столбом!.. Году в 62-ом, помню… «Звёздная» флотилия тут разворачивалась… СРТ «Андромеда» – это мой пароход был, я на нём в штурманах ещё ходил… Помню, помню – тьма рыбы было! Поднимаешь трал – хвосты сквозь ячеи торчат… Когда рыба крупная, известно, они торчать не будут. Ну а сортировать её некому и некогда. Так что трал расшворишь, даже на борт не поднимаешь, снова возьмёшь на шворку – и пошёл по новой тралить.