Коллектив авторов - Политические партии Англии. Исторические очерки

• Название: Политические партии Англии. Исторические очерки
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906910-30-1

Коллективная монография, посвященная юбилею известного ученого-англоведа, специалиста по ранней истории политических партий, культуре Просвещения, гендерным исследованиям, российско-британским отношениям XVI–XVIII вв., компаративистике, имагологии Татьяны Леонидовны Лабутиной объединила усилия ее друзей, коллег и единомышленников – российских ученых из Москвы, Санкт-Петербурга, Рязани, Орла, Череповца, Ярославля, Владимира, Казани, Волгограда, Самары, Нижнего Новгорода, Нижневартовска. Тема издания – стратегия и тактика политических партий Англии в период с момента их образования в XVII в. до современности. В книге прослеживаются основные этапы партийного строительства, представлены исторические портреты известных партийных деятелей (Р. Пиль, М. Тэтчер). Особое внимание уделяется дискуссионным проблемам создания партий и их оформления в двухпартийную систему.

Книга привлечет внимание историков, политологов, преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также широкий круг читателей, интересующихся историей Великобритании.

---

Битва при Незби ознаменовалась еще одним эпизодом, довольно загадочным по характеру, интерпретация которого стала частью памфлетной войны круглоголовых и роялистов. После бегства Карла I и остатков его кавалерии с поля сражения не только королевская пехота оказалась во власти безжалостных «железнобоких», но и находившиеся с обозом женщины, числом несколько сотен. Несчастные пытались скрыться, но были настигнуты кавалерией парламента. Произошло чудовищное побоище: примерно сто женщин были зарублены, у нескольких сотен под ударами были искорежены лица, чтобы «они не могли заниматься этой профессией». Кларендон писал в этой связи о «варварской жестокости» парламентариев. Он утверждал, что среди несчастных жертв были женщины высокого происхождения, жены офицеров[152]. То, что произошло, выходило за рамки неписаных правил, обычно маркитанткам, не участвовавшим в сражениях, не причиняли вреда. Причины варварского убийства, по словам историка В. Веджвуд, «так и не были в полной мере объяснены». В девяти выпущенных непосредственно после Незби памфлетах эти женщины были названы «шлюхами», еще в шести в дополнение к этому говорилось, что они ирландки. М. Стойл писал: «Свидетельства памфлетистов оставляют мало сомнений в том, что убийство при Незби было мотивировано главным образом пуританскими чувствами в отношении, как предполагалось, безнравственных роялистских женщин, кроме того, религиозной и этнической ненавистью к католикам-ирландцам, которые, как верили солдаты парламентской армии, убили множество английских протестантов во время ирландского восстания 1641 года»[153]. Раны на лице были «меткой» шлюх. Кроме того, в работах историков присутствуют утверждения, могущие служить дополнением к этим объяснениям. Так высказывалось мнение, что среди женщин могло быть немало валлиек, казавшихся немногим лучше ирландок. Другой тезис заключается в том, что эти женщины воспринимались как ведьмы, в ряде работ историков утверждается: парламентарии были в большей степени склонны к вере в ведовство и настроены на гонения ведьм, чем люди из роялистского лагеря[154]. Некоторые историки ищут объяснение в гендерном неравенстве, подразумевая восстановление «маскулинного порядка» из «фемининного хаоса». Ч. Карлтон замечает: «Не может ли быть так, что сама по себе беззащитность женщин спровоцировала подобное зверство, вплотную приблизив гражданскую войну к групповому насилию? Не пострадали ли женщины просто из-за того, что они «слабый пол»?[155] Стойл полагает, что этот подход малоубедителен: истоки представления о «кровожадных валлийках» видятся еще в самом начале XV в., когда в Уэльсе произошло восстание против англичан, а враждебность в восприятии ирландок широко отражена в источниках XVI–XVII вв. Кельтские народы Британии имели приниженный статус в общественном сознании англичан. Такие стереотипы широко отразились в парламентских памфлетах, широко циркулировавших в армии. В них нашли выражение ксенофобия и ненависть к католичеству. Как бы то ни было, можно предположить: широкая практика привлечения женщин в обоз королевской армии способствовала образу аморального «кавалера с девкой на коленях» (хотя маркитантки были и при армии Эссекса).

После казни Карла I, когда роялисты провозгласили королем его сына, в годы эмиграции борьба фракций не только не ослабла, наоборот, усилилась. Скудость средств, нежелание Франции и Испании, а также Голландии оказывать эмигрантам сколько-нибудь серьезную помощь из опасения ухудшить отношения с Кромвелем ставили эмигрантов в положение изгоев, подчас двор Карла II был вынужден едва ли не бежать в поиске безопасной резиденции из одной страны в другую. Отвратительные отношения с матерью, проистекавшие, в частности, от того, что небольшие пенсии, которые выделял Мазарини, шли Генриетте Марии как представительнице французского правящего дома, были одной из причин, по которой Карл II приближал сторонников «умеренной» партии, в первую очередь Хайда. Аспектом в политических разногласиях в 1649 г. стал выбор стратегии борьбы за возвращение престола. «Луврская партия» вокруг Генриетты Марии считала, что инструментом для этого должна стать Шотландия, поэтому стоило идти на уступки шотландским пресвитерианам. Другая группа, в которую входили, в частности, Хайд, Николас и маркиз Ормонд, не скрывала сомнений в том, что шотландцев можно считать верными подданными. Они утверждали: требования, выдвигаемые шотландцами, угрожают королевским прерогативам и свидетельствуют об их нелояльности[156]. Они предлагали вести войну в Ирландии, только победа Кромвеля там сделала шотландский вариант безальтернативным, и в июне 1650 г. Карл прибыл в эту страну. Условия, в которых он оказался в Шотландии, поражение, нанесенное Кромвелем в 1651 г. и обрушившее надежды роялистов, психологически склоняло его к «умеренным», предупреждавшим, что шотландцам не следует доверять.

Бедствия эмиграции не уменьшали амбиций, и немногочисленный двор пребывал в состоянии склок и раздоров. «История мятежа» Кларендона содержит много подтверждающих это примеров, независимо от того, соглашаться или не соглашаться с его интерпретацией этих случаев. Сам Хайд считал причиной склок при дворе жадность придворных и их желание получать если не реальные доходы, то, по меньшей мере, титулы и звания. С долей морализаторства он писал: «Людям, которым нечем заняться, трудно остановить себя, чтобы не делать того, чего не следует. Не имея ничего, король мог надеяться на покой и отдых, и на то, что двор будет свободен от фракций и амбиций, и каждый придворный примет во внимание его трудное положение. Но до тех пор, пока в мире есть дворы, соперничество и амбиции будут неотделимы от них. От королей, которым нечего дать, требуют обещаний, что подчас вреднее и затруднительнее, чем одаривать, ведь обычно претендуют на одни и те же титулы и милости. Люди настойчиво требуют почестей, должностей и доходов, и если нельзя получить это сразу, обещания дать их»[157].

Сложными были и отношения Карла II с его братом Джеймсом Йоркским. Первое показательное столкновение между ними имело место летом 1648 г., еще при жизни их находившегося в фактическом заключении у парламента отца. Когда в Голландию прибыли корабли восставшей против парламента английской эскадры, Чарльз стал во главе этого флота, что не было принято всеми роялистами и вызвало борьбу в совете принца. Дело в том, что формально командующим флотом являлся его брат герцог Йоркский, которого несколькими годами раньше на этот пост назначил король. Как указывает английский историк Ш. Келси, это было не столько военной, сколько политической демонстрацией, так как принц Уэльский фактически выступил в качестве «заместителя короля», находившегося в плену: «Весной 1648 года восстание на английском флоте дало принцу первую возможность получить власть над главным средством господства на морях»[158]. Сторонники такого решения указывали на необходимость придания борьбе импульса и на исторические прецеденты. Вопрос вызвал неоднозначную реакцию и борьбу в Тайном совете. По свидетельству Кларендона, Чарльзу удалось убедить брата отказаться от командования и уехать Гаагу, на что Джеймс согласился неохотно, ибо считал себя вправе быть во главе флота, но, в конце концов, признал, что здравый смысл не позволяет им рисковать, находясь одновременно на борту[159].

Что касается Хайда, то он воистину обладал умением наживать себе врагов. Будучи в интеллектуальном отношении намного выше подавляющего большинства тех, с кем имел дело, он часто не считал нужным скрывать свое мнение о людях. Генриетта Мария однажды сказала о Хайде: «Если бы он считал меня шлюхой, то сказал бы об этом прямо». По словам историка X. Пирсона, «Хайд не был дипломатичен. Будучи высокого мнения о своей честности и о своих способностях, и низкого мнения о других, он не делал из этого секрета». Замечая плохое отношение к себе, он написал в одном из писем, что «обладает счастьем быть равно нелюбимым теми, кто не согласен между собой ни в чем другом»[160]. Противники канцлера не раз предпринимали попытки добиться от Карла II отставки Хайда. Однажды они организовали две петиции против канцлера: в одной говорилось, что фигура канцлера мешает пресвитерианам служить королю; в другой от имени роялистов-католиков утверждалось, что единственная надежда для Карла восстановиться на отцовском престоле состоит в помощи Папы и католических государей, но никто из них не даст этой помощи из-за враждебности Хайда. Получив обе петиции одновременно, Карл сразу понял, что имеет дело с заговором против канцлера и высмеял его противников за ужином в присутствии королевы и всего двора.

Генриетта Мария и Джармин не остановились и начали новую интригу, представив свидетельства некоего человека, близкого к Кромвелю, заявившего, что Хайд получает жалованье от лорда-протектора. Обвинение рассматривалось в присутствии Карла II, заявившего, что считает его «лживым и смешным», после чего положение канцлера еще более упрочилось. Следующий заговор против Хайда имел место в январе 1654 г. В нем главную роль играл лорд Херберт и королевский приближенный лорд Чарльз Джерард. Однажды в частном разговоре с Хайдом Джерард завел речь о том, что канцлер должен активнее советовать Карлу покинуть Францию, где положение эмигрантов все более ухудшается, с чем тот полностью согласился и добавил, что король слишком мало времени уделяет делам, предаваясь удовольствиям и развлечениям. Джерард немедленно передал эти слова Херберту, и тот заявил, что Хайд не имеет права занимать место в королевском совете, поскольку сказанное им достойно обвинения в измене. Хайд был вынужден признать, что такого рода разговор имел место, но оправдывался тем, что инициатива шла от Джерарда, критиковавшего инертность короля и говорившего, что Карлу лучше снова отправиться в Шотландию и найти поддержку у горцев. Канцлер сказал, что только Карл может судить о том, шли его слова от «сердца или озлобления». В ответ на требование удалить Хайда Карл II буквально потряс совет заявлением, что верит, будто канцлер произнес эти слова, поскольку в подобной манере он не раз обращался к нему самому и говорил даже больше. Потом король признал, что действительно не любит заниматься делами в достаточной мере.