Татьяна Шарпарь - Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

• Название: Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь
• Автор: Татьяна Шарпарь
• Жанр: Детектив

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.

---

Машина ехала медленно, то и дело останавливаясь в пробках. Ехали молча, разговаривать Ивану не хотелось. Водитель то включал радио, то напевал какой-то незамысловатый мотивчик. Раньше на поездку из Шереметьева до Смоленской требовалось значительно меньше времени. Они с отцом часто ездили встречать из дальних стран то маму с гастролей, то дядю с симпозиума, то другого дядю с выставки ювелирных изделий. Три брата Горчаковы были хорошо известны в Москве. Старший папин брат Глеб был физиком. Он так стремительно защитил обе диссертации, так быстро возглавил престижную физическую лабораторию в крупном закрытом институте, что дед, занятый проблемами младшего сына, как-то в разговоре с журналистом назвал Глеба младшим научным сотрудником и с удивлением узнал от того же журналиста, что его сын, оказывается, представлен к Государственной премии как руководитель крупного направления в ядерной физике. Младший брат Петр, по мнению всей родни, не удался. Он не то чтобы плохо учился в школе, но закончил ее не с золотой, а только с серебряной медалью. Да и ВУЗ выбрал какой-то невнятный. Дед страдал оттого, что не мог похвастаться младшим сыном так, как при случае хвастался старшими. Он все пытался повлиять на Петеньку, подсказать ему, чем надо заняться, чтобы не уронить чести фамилии, но тот вдруг после очередной успешной сессии бросил институт и поступил, страшно сказать, в ПТУ. В общем, Петр стал ювелиром. Сначала он сам делал из золота кольца и браслеты, потом организовал мастерскую, а в девяностых годах появилась сеть крупных мастерских и элитных ювелирных салонов сначала в Москве и Питере, а затем по всей стране и в дальнем зарубежье с названием «Горчаковъ». Самые знаменитые музыканты, олигархи, депутаты, просто состоятельные люди считали своим долгом отметиться в магазинах «Горчаковъ» заказами дорогих гарнитуров женам и любовницам. Петр стал богатым человеком, но не растерял своего простодушия и доброжелательного интереса к друзьям. Он поздно женился на своей школьной подруге Анечке, которая ждала его все годы, любила, верила в его талант и была ему опорой и поддержкой. Глядя на эту счастливую пару, люди удивлялись их непритязательной несветскости. Они не посещали модные тусовки, не «светились» на экранах телевизоров, а жили уединенно, строго. Анечка очень любила театр. Они ездили в Большой и Малый, в Сатиру, во МХАТ. Это было их почти единственным публичным развлечением. Больше всего супруги любили дачу и племянника Ванечку, которого, за неимением своих детей, считали сыном, баловали, как все родственники, и после смерти его родителей полностью опекали. Полгода тому назад Петра Ивановича и его жену убили. Иван приехал в Москву, чтобы вступить в права наследования.

К тому моменту, как Иван увидел свой дом, он успел основательно проголодаться. Очень долго въезжали во двор, почти ощупью подъехали к подъезду – столько машин. Въезд во двор был перегорожен – вот новость – шлагбаумом. Ивану пришлось выйти из машины и долго объяснять охраннику, что он тут живет, а пропуска у него нет, потому что его долго не было в стране. Наконец, Иван расплатился с Аркадием (ну и цены тут у вас!) и подошел к багажнику. Дамочка с заднего сидения открыла дверь и пересела на его место. Иван попрощался и, не оглядываясь, пошел в подъезд.

– Мужлан, – услышал он приговор, брошенный ему в спину. Почему-то сразу стало весело, Иван оглянулся и подмигнул отъезжающей «Волге», а в лифте засмеялся.

Квартира была убрана, пахло борщом, котлетами с гречневой кашей, на вешалке в прихожей висел его плащ, как будто и не было этих длинных месяцев разлуки с домом. Телефон зазвонил ровно в ту минуту, когда он зашел в комнату:

– Ваня, ты приехал? – смешнее вопроса придумать было нельзя. Конечно же, приехал, иначе кто бы взял трубку.

– Приехал, приехал.

– Еда в холодильнике и на плите. Пожалуйста, поешь.

– Лидка, привет, я тебе подарков привез кучу и лекарство Марии Геннадьевне.

– Вот спасибо! Когда увидимся?

– Завтра я не могу, целый день расписан по минутам, а…

– А послезавтра у тебя прием в посольстве, а послепослезавтра – раут в Кремле, знаем.

– Нет, завтра не могу, а послезавтра жду тебя часам к двум. Буду дарить подарки и интересоваться твоей жизнью.

– О-хо-хо, чего ей интересоваться, беспросветная моя личная жизнь, как собачья песня. Ладно, договорились.

Лидка была дочерью маминой, как теперь бы сказали, «кутюрье». Мама никогда не покупала платья в магазине, всегда заказывала у одной, проверенной, портнихи, которая шила для нее с удовольствием, благо фигура у мамы была отменная. Как-то портниха привела с собой, извиняясь, – не с кем оставить – дочку.

– Ванечка, будь кавалером, – сказала мама девятилетнему Ивану.

Иван насупился. Во-первых, он уже не маленький, чтобы при девочке, при девчонке, его называли Ванечкой. Он – Иван, это все знают. А во-вторых, ему было некогда, он обещал деду выучить двадцать английских слов, а выучил всего семь. Но делать было нечего.

– Пошли уж, – сказал Иван девчонке. – Меня зовут Лидка.

– Ты что, не знаешь, как надо представляться? – удивился Иван. – Надо говорить не «меня зовут Лидка», а «меня зовут Лидкой».

– Фу, какие глупости, а я знаю, как тебя зовут – Ванечкой.

– Вот уж это самые настоящие глупости, потому что меня зовут Иваном. Запомнила?

– Чего тут не запомнить? У меня дядя тоже Иван. Пока длилась примерка, Иван показывал новой подружке свои сокровища: глобус, привезенный дедом из Англии, на котором все надписи были на английском языке, подзорную трубу, компас, двухцветные карандаши, макет брига «Товарищ». Наконец, пришла довольная мама и освободила Ивана от, прямо скажем, приятной обязанности. Лидка смотрела Ивану в рот, ловила каждое его слово и была благодарным собеседником, потому что молчала.

В следующий раз они встретились, наверное, года через два, на новогодней елке в Кремле. Мама подарила Марии Геннадьевне билет на елку для дочери. Ивана привела тетя очень рано, только начали запускать первых зрителей. Она долго объясняла Ивану, где будет ждать его после представления, подробно спрашивала у милиционера, во сколько закончится елка, и наконец отпустила его руку. Иван неторопливо и солидно, как папа, прошел в ворота Кутафьей башни, дошел до Дворца съездов и предъявил билет на контроле.

– Мальчик, ты с какой группой? – спросила его веселая молодая билетерша.

– Я один.

– Ну, если ты один, иди за мной.

И она повела Ивана к дальнему прилавку длинного гардероба.

– Ты запомни, пожалуйста, где будешь раздеваться. Здесь тебе будет нужно получить пальто.

– Спасибо, – сказал Иван, – я бывал здесь уже неоднократно.

– Ух ты, – удивилась девушка, – да ты совсем взрослый, ну ладно.

Лидка была в воздушном, летящем длинном платье розового цвета, в таких же туфельках, с розовым бантом в русых волосах. Иван сначала ее не узнал, но она сама подошла к нему. Она, видимо, пришла сразу после него, и ее к гардеробу провожала пожилая неприветливая женщина. Она что-то быстро прокричала Лидке прямо в ухо и ушла. Лидка сняла шубку, сапожки и осталась в своем розовом платье. Иван уставился на нее, у него даже глаза заболели: столько розового цвета он никогда не видел. В этот момент она и подошла к нему.

Нельзя сказать, что они дружили, но интересовались жизнью друг друга и в некоторой степени приятельствовали. Лида неудачно сходила замуж и теперь жила с мамой в двухкомнатной квартире где-то на Юго-Западной. О личной жизни на такой жилплощади можно было забыть, поэтому, когда Иван уезжал надолго, он оставлял квартиру на Лидино попечение, плату за это не брал, но, когда приезжал, квартира была в полном порядке: холодильник был забит готовой едой и полуфабрикатами Лидкиного изготовления, постель застелена чистым бельем. В общем, о том, что в его отсутствии здесь кто-то жил, ничто не напоминало. Это устраивало обоих. Когда-то давно, Иван уже и не помнил, когда, Лидия вдруг начала его обхаживать, но он, поняв цель ее экзерсисов, очень быстро и необидно ее отшил. Больше она к нему в близкие подруги не лезла, видимо, давнего урока хватило.

Иван заглянул во все комнаты, прошел на кухню. В холодильнике – да, точно, борщ. На плите сковорода с теплыми еще котлетами, в кастрюле, укутанной кухонным полотенцем, гречневая каша, тоже еще теплая. Это он съест, конечно, но сегодня есть еще несколько неотложных дел, придется мотаться по городу, вернется он, наверное, поздно, хотелось бы позаботиться о легком ужине. Есть на ночь борщ или котлеты он решительно не мог. В холодильнике был стаканчик сметаны, изрядный кусок сыра, два вида колбасы, яйца. Это не годилось. Нужны были йогурты, нежирная ветчина, зерновой хлеб и обезжиренное молоко.

Иван сварил себе кофе, намазал маслом кусок бородинского хлеба, положил сверху ломтик сыра, поел. Немного посидел за столом, потом вымыл посуду, принял душ, переоделся (свежая сорочка, отглаженный костюм, строгий галстук) и пошел пешком в МИД. Идти было недалеко, приятная прогулка освежила, воспоминания наплывали, сменяя друг друга, как волны на море.