Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

• Название: Если бы Конфуций был блондинкой
• Автор: Александр Бутенко
• Жанр: Эротика

Книга недорогая, содержит картинки, деструктивных демонов сознания не будит, можно легко доверить даже пенсионерам, депутатам и беременным без риска истерических реакций, рекомендована ангелами в человеческом обличье.

---

Можно было бухать, но хмель приходил туго, словно через вату. Мы пили сладкую, липковатую вишнёвую настойку просто как компот.

Можно было курить траву – в атмосфере травокурного Киева это ложилось кумарным фоном более гармонично.

Ещё варили дичку – время было жаркое, прямо в городском парке вызрела конопля.

Собрали урожай, купили молока. Залили зеленые кусты конопли. Варили, помешивая.

Жарко. Зной летний, небо побелело. На кухне варится конопля. В комнате я и мой добрый друг Максимилиано записываем новый альбом нашей группы в комнатных условиях (впоследствии альбом станет нашим самым любимым и безбашенным).

Периодически бросаем гитару и бежим на кухню, следим, чтобы молоко не убежало.

Молоко выкипает и становится сперва нежно зелёным, потом цвета камуфляжа, наконец, почти тёмно-серым.

Выпиваешь душную зелёную жижу.

Много пить нельзя – она коварная, действовать начинает не сразу, только через несколько часов. Причем если ошибся дозняком, выпил много, чтобы уж нагребло так нагребло, может нагрести так, что не очнёшься.

Какое-то дурное веселье – в стране есть странные люди, которые следят, так сказать, за оборотом наркотиков, что-то там запрещают. А совершенно рядом можно пойти в городской парк, нарвать там легально конопли и показать любому наркоконтролю две навесные дули.

Одни делают вид, что работают и бдят, другие никакого вида не делают.

Помнится, заходим к Монаху, у него там под батареей пакеты с травой стоят.

Это в малахольной России траву кораблями потребляют. Увидят спичечный коробок, и с москальским экзальтированным акцентом – «Вау! Много травы!». А в Украине – бабах, трава пакетами, тяжёлыми, как кирпичи.

На заводе одному мужичку принесли чертёж – выточить на станке металлическую пробку для закладывания травы в бульбулятор. Мужик оказался прошаренным, смекнул что за штука – «э-э, шалуны!…». Подмигнул. Но пробку на фрезерном станке выточил и лишних вопросов не задал. Чем еще на оборудовании радиозавода заниматься. Не радио же выпускать.

Ну так вот – эту пробку в бутылку, травы туда как на полк солдат, зажигалка, конопляный дым с запахом горящей степи.

Пых! Трава злая, рвёт глотку. Выдыхаешь синеватый дым, подержав в груди, в форточку.

Трава берёт в свой кумарный плен.

«Монах, покурить есть?»

«Слепые шо ли, конечно есть!»

Потом заходит Влад, с тем же вопросом. Влад – капитан СБУ, отважный воин, берегущий страну от таких, как мы, и таких, как он сам.

Тоже забивает мокрый бульбулятор.

«Влад, а сколько ты дашь нам лет вот за этот пакет?» – спрашиваем мы его в процессе.

Влад выдыхает. – «Лет семь», – говорит. Тянется за добавкой.

Еще заходил Андрей.

Андрей работает санитаром на Скорой Помощи. Он сатанист. Очень вежливый. Любит загонять что-то декадентское.

В тот день принёс с работы какие-то колёса. Сказал, что забористые.

Я их скушал.

Не знаю, то ли это наложилось на мои антидепрессанты, то ли нет, но в ту ночь меня ломало.

Это ощущение, что хочется выскочить из тела. Любое положение вызывает боль и невероятную ломоту суставов.

Наверное, в аду так – непрерывная боль. Словно я рождаюсь из тела Лилит, и никак она не может мной разродиться. Словно мышцы её дьявольского влагалища выталкивают меня в какой-то другой мир, а я упираюсь.

Ощущение, что мир на меня осерчал. Отныне в мире нет для моего тела и души места.

Лёжа, стоя, сидя – нет спасения. Я проклят.

Я открыл окно. Свесился с подоконника. Подо мной четырнадцать этажей. Лестница с неба. Скоростной спуск.

Американские горки с билетом в один конец.

Я, с ломающимся телом и очень ясными мозгами, стоял у открытого окна и очень трезво раскладывал на чаши весов плюсы и минусы прыжка вниз.

Минусов было много. Плюс был один, но очень значимый – боль прекратится.

Я так и не принял решения. Заснул у открытого окна стоя, как лошадь на боевом посту.

Очнулся утром, когда над Харьковским массивом ползла розовая утренняя свежесть и звуки метлы были приглушёнными.

Я дошёл до пруда. Выкупался. Как зомби, пришел обратно. Ломка продолжалась, но затихала.

Появились какие-то иные мысли, кроме суицидальных.

Это были единственные серьёзные мысли о суициде в моей жизни.

Я собирался ехать в Крым, на металлёвый фестиваль под Евпаторией – кто знает, тот знает, кто не знает – тот отдыхает.

Ехала также большая делегация киевских металлёвых упырей.

Туда я сумел взять билеты до Евпатории в один плацкартный вагон с ними.

Обратно билетов не было.

«Только СВ остался». Я спросил, почём он. Тётенька ответила. Я решил было, что ослышался, потому что в России за такие цены не то что СВ, а плацкартным из Москвы до Тулы не доедешь, как в Украине из Киева в Крым. Тётенька несколько раздражённо повторила сумму, которая мне (я тогда много зарабатывал) показалась анекдотично низкой. Купил обратно билет на поезд с остальными упырями, да только они плацкартой, а я королём в мягком.

Господи, храни Укрзалiзницю!

А-ла-ла-ла-ла! Галдёж и ничего святого. Зондер-бригада волосатых металлёвых упырей припёрлась на вокзал.

Лёва потащил меня за компанию на базар, покупать колбасу. Как-то не представлял он себе поездку в поезде без колбасы.

Купил. Как пират сунул себе в зубы.

Лёва колоритный – мама армянка, папа еврей, сам шкет, метр с кепкой, но борода как у моджахеда. Говорливый, как и все армяне – ужас.

Зато за барабанной установкой он тоже гоняет вихри.

Завалились в вагон, зазвенели бутылки. С разных вагонов пошли стекаться ещё кореша.

На верхних полках оказались незнакомые хлопцы. «Хлопцы, вы на фестиваль?» – спросили мы их. Те испуганно кивнули. «О-о-о, давай с нами!». Несколько смутило, что они какие-то странные – попсоватого вида, ну да ладно, каких только не бывает.

Только далеко потом мы сообразили, что они ехали на Казантип, а не к нам, оттого и попсовые. Мы их реально перестремали.

Народ бухал. На перроне Днепропетровска купили беляшей – странно было оказаться транзитом на перроне города, где я родился, но не был там лет пятнадцать.

Я разговорился с Гошей. Гоша – с моджахедской, как и у Лёвы, бородой. Олдовый хер, фишку рубит.

Был он по нулям – отправил деньги сам себе почтовым переводом на Евпаторийский почтамт, на «до востребования», так как знал, что если повезёт их с собой, то пропьёт. Я его угощал.

Гоша обратил моё внимание на то, что первые буквы названий альбомов Morbid Angel в хронологическом порядке идут точно по буквам алфавита. Я начал вспоминать – Altar of Madness, Blessed are the Sick, Covenant… – чёрт, и правда по алфавиту! Почему-то меня тогда это впечатлило и поразило.

Приехали. Вышли на перрон. Попсовые соседи с верхних полок быстро от нас слиняли, от греха подальше.

У нас на компанию была одолженная альпинистами палатка. Она была ужасна. Невероятно тяжёлая и неудобная.

Часть народа поехала её ставить – возни с ней много.

Я составил компанию Гоше добрести до почтамта, получить его собственный денежный перевод.

Евпатория. Игрушечные трамваи. Вытоптанные кусты в окурках.

Бесформенные бабы, надувные круги, тенистые аллеи.

Купили бутылку ликёра. Присели, выпили. Купили ещё. Потом ещё, кажется.

Я добрёл до моря. Сел на дощатый пирс, свесил ноги.

Под лодками плескалась морская вода. Я чувствовал себя невероятно одиноким.

Рядом молчал Гоша – обаятельный, но совершенно непутёвый человек.

Приехали на «Солнышко». Тоже, блин, охерительное название для места, где проходит металлёвый фестиваль.

Это коса между морем и лиманом Сасык. Удивительное место. Я его очень люблю.

В одну сторону бурные волны, в другую с йодистой вонью камыши, бордовая илистая вода.

Там ко мне подбежала Жукова. Озорная такая, прикольная. Та искренняя радость, с которой она заприметила меня, как-то впервые за долгое время растопила чуть-чуть мне сердце.

Тут же балагур Михайлов. Я ему предложил очередную бутылку ликёра, что держал в руке. В меня она уже не лезла, в Михайлова на жаре не полезла тоже, мы решили её зарыть, чтобы потом раскопать, представляя себя пиратами.

Зарыли.

Так она там и лежит до сих дней. Уж больно надёжно мы её зарыли, так, что забыли место. Так что будете под Евпаторией и захочется вам выпить – поищите клад.

Я сердцем бывшего алкоголика прямо чувствую, как она там сейчас остывает в ночной прохладе, а днём раскаляется в немилосердном крымском солнце.

Нашел своих. Те поставили палатку. Экое страхолюдище!

Она альпинистская, для каменистых мест, холодных, но уж никак не для крымского пляжа.

В разные стороны идут колья, на них бечёвки – все пьяные обрыганы, что идут до моря, об них спотыкаются, сплющивают очередную стенку, валясь, как тюки с мукой.