Станислав Венгловский - Занимательная медицина. Средние века

• Название: Занимательная медицина. Средние века
• Автор: Станислав Венгловский
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906860-70-5

В книге повествуется о медицине эпохи Средневековья. Перед глазами читателей медицинская наука предстанет в несколько непривычном своем обличии. Те, которые предпочтут обратиться сразу к определенным главам, – без малейшего промедления окажутся в центре интересных, значительных эпизодов в становлении медицинской науки. Из этих эпизодов, по нашему убеждению, как раз и соткана вся драматическая история медицинского врачевания.

Предлагаемая книга может оказаться полезной для многих людей: и для тех из них, которые посвятили медицине всю свою предыдущую жизнь и знают о ней почти все, и для тех, кто изо всех сил старается как можно подальше держаться от любого врачебного кабинета.

---

Другим замечательным наставником Андреаса в Париже был итальянский врач Видиус, у себя на родине известный как Гвидо Гвиди.

Был там еще и очень знаменитый для того времени человек, которого современники величали «настоящим Галеном», очевидно за то, что он занимался не только медициной, но и чтимой весьма философией, математикой, астрономией, – все это было также в духе античности, правда, в большей степени характерном и для эпохи Возрождения. Что же касается его медицинских приоритетов, то он считался самым маститым специалистом во всей Европе, был лейб-медиком французской королевы Екатерины Медичи. Настоящее имя этого человека было – Жак Франсуа Фернель. Кстати, считается, что это ему по праву принадлежит пальма первенства во введении в науку самих терминов «физиология» и «патология».

Обнаружился среди парижских учителей Везалия и его давний знакомец еще по Лувенскому университету, тогда – преподаватель древнегреческого языка, а теперь – анатомии и хирургии. Им оказался некто Иоганн Гюнтер, родом швейцарец, а по месту своего рождения происходящий из бельгийского города Андерлехта. С ним молодой студент из другого старинного города все той же Бельгии, а именно – Брюсселя, сблизился, пожалуй, – на всю уже жизнь.

В Париже, как никогда прежде, Андреас довольно четко уяснил себе, что настоящее изучение анатомии совершенно немыслимо без неустанного препарирования человеческих трупов. Об этом, кстати, он мог вычитать и у самого Галена, чье славное имя постоянно было начертано тогда на стенах почти что каждого европейского университета, вмещавшего в себе подготовку более или менее подлинных медиков, то есть, – обладавшего стоящим медицинским факультетом.

«Кто хочет созерцать создание природы, тот не должен доверять сочинениям по анатомии, но должен полагаться на свои глаза», – заявлял авторитетно античный Гален, добавляя, что «книги тех, которые называют себя анатомами, изобилуют тысячами ошибок».

Что ж, величайший ум античности, пожалуй, даже не подозревал, что вскоре наступят такие именно времена, когда слова его обратятся против него самого же.

* * *

Все это так, но где и как было получить студенту потребный материал, когда даже университетские профессора в Париже располагали им в таком мизерном количестве, что почти каждое вскрытие трупа считалось исключительно редким и чрезвычайно важным событием, о котором говорилось затем на протяжении чуть ли не целого года!

А молодому исследователю во что бы то ни стало – хотелось своими руками проверить строение того или иного органа, проследить направление каждой связки, любой мышцы. Хотелось своими глазами увидеть тонкие, едва различимые порою нити, давно уже, с легкой руки древних греков, получившие название такое странное «нервы»… Хотелось угадать их истинное предназначение, да и вообще узнать о них что-нибудь новое…

И юный Андреас решился на нечто такое, о чем он прежде, в стенах своего Педагогического колледжа, или же в тихой домашней библиотеке, даже не мог и подумать. Он отважился на откровенное воровство трупов с того самого, глухого и запущенного участка городского кладбища, где хоронили только что казненных парижских, городских преступников…

Конечно, все это совершалось под покровом непроницаемой, глубокой ночной темноты. Он пренебрегал возможной огромной опасностью. Его могли поймать с поличным и жестоко наказать за такие зловредные проступки. Тем более – в Париже он был иностранным студентом… Ведь даже само прикосновение ножом к человеческому трупу считалось в то время кощунством, и за одно нарушение только этого правила очень легко можно было оказаться перед судом инквизиции.

Ведь за окнами струился всего лишь XVI век!

* * *

Зато, возвратясь на родину, чувствуя себя в достаточной степени поднаторевшим в изучении анатомии, Андреас, тем не менее, продолжает ее и в дальнейшем настойчиво изучать.

Теперь у него появляется весьма энергичный и исключительно дельный сотрудник – будущий врач, а нынешний студент Гамли Фризей.

Если ночные вылазки на заброшенные парижские кладбища Андреас совершал, по большей части, – действительно в одиночку, то у себя на родине, в Брюсселе, выполнение подобных задач уже значительно облегчалось. Пока один из друзей карабкался в темноте по скользкому толстому бревну, рискуя ежечасно свалиться вниз, всполошить своим падением – грохотом ночную сонную стражу, а затем – со всех ног улепетывать прочь, отбиваясь всеми доступными ему средствами, – то теперь партнер подстраховывал его внизу, подкармливая чутких, но уже до жути знакомых им псов.

Эта подстраховка здорово помогала и тогда, когда добравшийся, наконец, до смрадного трупа смельчак нащупывал там потребную левую или правую кисть руки. Он отсекал ее таким непослушным в пальцах его топором, или же пилою, как уж там требовалось, рискуя всякий час быть услышанным опьяненными вином или даже крепкою водкою стражниками.

Но бог воровства, обыкновенно, миловал его и его напарника.

Брюссельским кладбищенским стражникам большей частью даже не приходило в голову, что Кто-то из горожан способен был позариться на совсем небольшую, скудную частицу смердящего, зловонного трупа. Впрочем, и при свете яркого солнца, по утрам, стражники не очень-то всматривались в то, что им надлежало стеречь в продолжение всей жутковатой промозглой ночи. Они никак не догадывались о возможных ночных пропажах. Для них сейчас было важно одно: высохший труп, как подлежащая охране единица учета, по-прежнему болтается на своем законном месте вкупе с раскисшей у него на шее петлей. Они отвечали лишь за количество хранимого имущества, но вовсе не за его качество.

В результате всех этих смелых и даже дерзких поступков, после того, как молодые люди оправлялись от кошмарных ночных переживаний, после того, как ворованная добыча очищалась ими от многочисленных связок, с корнем разорванных мышц, а затем, когда эти кости удавалось тайно вываривать, – друзья приступали к монтажу всего человеческого скелета.

Бог весть, сколько времени продолжались эти старания их во имя науки, однако они непременно должны были увенчаться несомненным успехом. Монтируемый их руками скелет становился все более и более зримым, полным, вполне осязаемым костяком человеческого подобия.

И вот он, наконец, представал перед глазами пораженных его необычным видом теперешних, новых его владельцев.

В большинстве случаев – это было какое-то стройное, соразмерное творение природы, скрупулезно сотканное из останков различных человеческих существ. Быть может, даже выражавших при жизни непримиримую враждебность друг к другу…

Теперь же все они, нынешние мертвецы, успокаивались навеки: кто в достойном его прежней жизни, взаправду великолепном мраморном гробу, кто в каменном семейном склепе, а кто и в рыхлой, замусоренной донельзя почве, на самом что ни на есть заброшенном уголке какого-то забубенного городского кладбища…

Везалий мысленно, но каждый раз молился за души неизвестных ему своих современников и радовался, что ему удалось настолько здорово подобрать все эти находки одна к другой, что даже получившийся на самом деле скелет, показался ему каким-то чересчур бравым, вроде бы даже одушевленным существом. Матово – гладкий череп этого странного создания излучал вполне самодовольную улыбку, которая постоянно рождалась в глубинах его темных надбровных впадин, где когда-то вращались, наверняка же, большие и выразительные глаза.

Эта загадочная улыбка неудержимо стекала куда-то вниз, стократно усиливалась на здоровых и крепких зубах, сохранивших свою первозданную белизну, несмотря ни на какие невзгоды, терзавшие при жизни их незадачливого владельца. Изящные кисти рук, вообще – то нанизанные на веревки, строго филигранные косточки фаланг, принадлежавшие разным людям, а теперь вот сотканные в новом своем единстве, – свидетельствовали о великом замысле Творца, из праха, из ничего, сотворившего некогда мыслящее, веселящееся и страдающее существо…

Разгадка великой тайны требовала от человека крайнего напряжения всех его умственных сил.

Что же, на пути к предстоящей смелой разгадке был сделан довольно важный шаг. Это было одно из пока еще маленьких, но уже закономерных их достижений.

И залогом предстоящих, куда более значимых побед.

Пока же следовало распространять по городу лживые слухи, будто этот скелет, посмотреть на который сходилось необозримое количество всех желающих, в готовом виде был привезен непосредственно из веселящегося вечно Парижа, где их там изготавливают в любой мастерской.

Так было гораздо безопасней. Потому что агенты инквизиции никогда не дремали.

* * *

Между тем у самого Везалия не заладились дела и в местном, Лувенском, университете. Ему хотелось как можно больше работать. Он жаждал все новых и новых открытий.