Юрий Артемов - Русская революция в Австралии и «сети шпионажа»

• Название: Русская революция в Австралии и «сети шпионажа»
• Автор: Юрий Артемов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906910-36-3

Это рассказ о людях с необычной судьбой – первом советском консуле в Австралии Петре Симонове и резиденте советской разведки полковнике Владимире Петрове. В их жизни тесно переплелись бунтарство, шпионаж, дипломатия, большие надежды и не меньшие разочарования.

---

И вот он уже не скромный служащий, каким был в России, не разыскиваемый властями беглец, а революционер, агитатор и пропагандист. В Союзе русских рабочих стал третьим по значению человеком. В общем, сделал головокружительную карьеру.

Не всем это пришлось по вкусу. К возвышению Симонова враждебно отнеслись эмигранты, осуждавшие большевиков и социалистов, считавшие, что Ф. А. Сергеев и его соратники узурпировали руководство в эмигрантской ассоциации. Ревниво следили за деятельностью Симонова и многие члены СРР. Мол, в России ничем себя не зарекомендовал, революционный послужной список – никакой, а туда же, в начальники метит. Симонова обвиняли в честолюбии, стремлении к власти.

Он и в самом деле был человеком властным и амбициозным. Возможно, ему недоставало умения ладить с людьми, договариваться, находить компромиссы. Нет данных, позволяющих говорить о том, что в Австралии Симонов обзавелся многими друзьями из числа соотечественников. Скорее, их было немного. Нормальные отношения сложились с Сергеевым, иначе он не стал бы «продвигать» Симонова. По словам самого Петра Фомича (в 1921 году он отмечал это в письме в Исполком Коминтерна (ИККИ), с товарищем Артемом они сходились почти во всем[32]. В противном случае, уезжая из Австралии, тот вряд ли оставил бы его секретарем Союза и главным редактором эмигрантской газеты, то есть, по сути своим наследником. Симонов ладил с Зузенко, во всяком случае, тесно с ним взаимодействовал, как уже отмечалось, находил общий язык с А. Э. Калниным[33], который на пятом континенте фигурировал под именем Ивана (Джона) Кука.

Однако недоброжелателей среди политэмигрантов у него было значительно больше. Возможно, по этой причине он чаще общался с австралийскими товарищами по борьбе. Перси Брукфилд и Майкл Консидайн были его главной надеждой и опорой.

К сожалению, не сохранилось документальных свидетельств о личной жизни Симонова. Из анкет известно, что он был женат. Жена, очевидно, была австралийкой или англичанкой, во всяком случае, в то время, когда Симонов оставил пятый континент, она уже пребывала в Великобритании. На анкетный вопрос о близких родственниках Симонов ответил так: «Только жена, в настоящее время находится в Англии»[34].

Он пошел по стопам своего наставника Ф. А. Сергеева, и когда отбыл в Советскую Россию, расстался со своей «половиной». Почему так произошло, неизвестно. Предположим, женщине не улыбалось провести остаток жизни на чужбине. Возможно, семейный разрыв у Симонова был не столь болезненным, как у товарища Артема. Детьми не обзавелся, равно как и недвижимостью. Не факт, что это имело для него значения. Впрочем, все это догадки…

Против Абазы

Февральскую революцию большинство эмигрантов встретили с воодушевлением. Засобирались домой. В основном, это были те, кому не удалось добиться успеха в Австралии, сделать карьеру. Теперь они питали надежды на то, что после перемен в России там их ждет лучшее будущее. Стремились на родину и «политические», которые во главу угла ставили не материальный достаток и семейное благополучие, а идейные соображения.

Средства на репатриацию выделило Временное правительство, и организацией отъезда занялся Абаза, которого оставили в должности, как, впрочем, и других российских дипломатов – за рубежом и в Петрограде. Не всем политэмигрантам это пришлось по вкусу, ожидалось, что демократическую Россию в Австралии будет представлять не царский чиновник, а человек новых, прогрессивных взглядов. 16 марта из Дарвина в МИД России ушла телеграмма от некоего Родионова, назвавшегося членом Русской ассоциации. Он просил назначить консула в Австралии, который «помог бы нам уехать» (“enable us to leave”)[35]. Но вскоре выяснилось, что всеми вопросами по-прежнему ведает Абаза. Впрочем, получив указание из российского посольства в Лондоне, он с усердием занялся организацией репатриации. Началась регистрация на пароходные рейсы, расписанные до ноября.

Ф. А. Сергеев уехал одним из первых, оставив «на хозяйстве» Зузенко и Симонова. Зузенко занимался подготовкой и проведением акций «прямого действия» (выступления в защиту прав рабочих, против войны), а Симонов, став секретарем Союза, редактировал газету и руководил «Комитетом по отправке». Он собирался отбыть на родину с «последним ноябрьским пароходом». В отчете о своей деятельности, который был им представлен в НКИД 21 ноября 1921 года (позже на его основе он написал и опубликовал в журнале «Международная жизнь» статью «Три с половиной года советского дипломатического представительства»), об этом было сказано следующим образом: «В начале революции, когда политические выезжали из Австралии в Россию, по общему настоянию я был оставлен до последнего ноябрьского парохода, так как я был главным секретарем Всеавстралийского Союза русских рабочих и редактором нашей единственной русской газеты»[36].

Отправка эмигрантов предполагала взаимодействие с Абазой, а отношения с ним складывались совсем не гладко. По мере обострения ситуации в России генконсул все более враждебно относился к революционно настроенным эмигрантам и не скрывал своего неприятия большевизма, грозившего разрушением российского государства, его внешней политики и дипломатии.

Что касается Симонова, то он «с первых же известий о мартовской революции называл в своих лекциях и статьях правительство Львова-Керенского шайкой узурпаторов и предсказывал переход всей власти советам»[37]. Подобный радикализм не находил понимания у Абазы и у значительной части эмиграции, которую Симонов считал реакционной: «Не было там недостатка в царских агентах-провокаторах и высшей пробы черносотенцах, включая преданных царистов, объединившихся вокруг царского генерального консула Абазы»[38]. Но он не мог не признать, что в оппозиции к большевикам и вообще революционерам экстремистского толка находились не только реакционеры и ретрограды, но и обыкновенные обыватели, которых пугали далеко идущие планы ниспровергателей основ. Симонов признавал, что в своей массе члены СРР поддержали Временное правительство[39].

Обстановка в русской диаспоре в Австралии в то время напоминала обстановку в самой России. Это был своего рода слепок в миниатюре. Большинство выступало за демократические перемены, осуждало большевиков и прочих «максималистов», взявших курс на насильственное свержение Временного правительства. Однако «максималисты», представлявшие меньшинство, были лучше организованы, отличались боевым духом и готовностью биться «до последнего патрона».

Октябрьский переворот усилил брожение в умах. В эмигрантской организации разгорелась ожесточенная борьба. «Бурные собрания, иногда вплоть до кулачной расправы, происходили по целым дням и даже по целым ночам»[40]. Симонов и его последователи, солидарные с большевиками, послали поздравительную телеграмму в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, пожелав ему полной победы. Они в очередной раз переименовали Союз, который теперь стал называться «Союз русских рабочих-коммунистов» (СРР-К).

Симонов развернул борьбу с Абазой за влияние в русской колонии. В октябре 1917 года он направил ему в Мельбурн экземпляр газеты СРР-К «Рабочая жизнь» вместе с телеграммой, в которой требовал признать себя полномочным представителем колонии. Это не могло быть истолковано иначе, как желание стать консулом в Брисбене. Абазе как бы давался шанс проникнуться передовыми идеями и встать на сторону революционно настроенных эмигрантов. Симонов не сомневался в негативной реакции генконсула, и тот действительно воспринял подобное предложение как неслыханную дерзость. Ответил утонченно и ядовито-вежливо, как и подобало вышколенному дипломату и аристократу.

«На Ваш запрос „требуется ли официальное признание Вас как представителя колонии“, считаю своим долгом довести до Вашего сведения следующее: так как Вы являетесь представителем Брисбенской колонии и Ваши функции будут распространяться в делах колонии, только на данный район, то я просил бы Вас выяснить этот вопрос с командированным мной для ведения консульских дел в Брисбене Я. С. Абрамовичем-Томасом, в ведение которого входит вышеозначенный Брисбенский район». Абаза не преминул выразить надежду, что Симонов будет оказывать Абрамовичу-Томасу «посильную помощь как старожил и человек, имеющий близкое общение и знание Брисбенской колонии»[41].

Мы не располагаем сведениями о личности этого протеже Абазы. Судя по документам, его звали Яковом. Возможно, он был эмигрантом, выходцем из России, а вторая часть фамилии (Томас) появилась уже после его переезда в Австралию.

Трудно удивляться тому, что Симонов отнесся неприязненно к ставленнику Абазы, а тот платил ему той же монетой и настраивал против него генерального консула. Абаза укреплялся во мнении, что секретарь СРР-К – опасный человек, не заслуживающий доверия. В результате были сорваны планы Симонова по отъезду из Австралии. Он писал, имея в виду Абазу: «Этот господин уведомил меня перед самым отходом последнего парохода, что люди с моими взглядами России не нужны и поэтому он лишает меня права на проезд»[42].