Юрий Саваровский - Птицы на моей даче (сборник)

• Название: Птицы на моей даче (сборник)
• Автор: Юрий Саваровский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-98604-488-0

«…Каких только птиц я не встречал на своей подмосковной даче и в ближайших от неё окрестности во все времена года, кроме зимы. Зимой я на даче не бываю. Как и многие горожане, открываю дачный сезон где-то в середине или конце апреля, когда полностью исчезает снег и приходит тепло. Дача моя всего-то в ста километрах от Москвы и в тридцати километрах от Сергиева Посада, в деревне Фёдоровское, на берегу речки Кунья. Речка плёвая, стремительно бегущая вниз по пологой равнине к реке Дубна…»

---

– Знаю, жду. Да вот и они.

К машине подъехала бричка, из которой вынесли на кошме больного казаха и уложили его вдоль кузова. Рядом с больным разместилась средних лет казашка, которая, по-своему лопоча, прикладывала к его лбу мокрый платок. Больной то закрывал, то открывал глаза и тихонько стонал. Валерка жалостливо смотрел на больного, который, как он прикинул, был постарше его. Уже стало темнеть, когда, наконец, двинулись в путь, но только выехали за город, как полил проливной дождь. Сидящие в кузове стали укрывать от дождя головы и плечи, кто платками, кто клеёнками. Лежачего казаха накрыли брезентом, а бригадирша напялила на голову кастрюлю, которая звенела от бьющих в неё дождевых капель. Валерки вовсе нечем было укрыться, и он натянул свой короткий пиджачок со спины на голову. Дождь не унимался, вскоре все промокли до нитки. Дорога раскисла и машина забуксовала. Вытолкнуть её из грязи не удалось, машина намертво застряла. Шофёр, матерясь, закрылся в кабине и завалился спать под мелодичные стуки дождя.

Женщина казашка то укрывала брезентом голову больного сына, то открывала её, чтобы не задохнулся. Тот лежал посиневший, как утопленник и по его лицу стекали капли дождя. Валерка решил, что от дождя можно спрятаться под машиной и полез под неё, отыскав между колёс небольшое пространство. Там было хотя и тесно, головы не поднять, но ещё сухо. Валерка свернулся калачиком, прикрывая пиджаком то голову, то спину, усиленно дышал в поднесённые ко рту ладони, пытаясь согреться, но вскоре его пробил такой холод, что ему стало невмоготу, и он вместе с грязью выполз из-под машины. Дождь хлестал ещё сильнее, Валерка не знал, как же ему быть и снова полез под машину. От мокроты и холода его лихорадило. Мысленно он проклинал себя за то, что решился ехать в этой колымаге, что не предусмотрел взять в дорогу хотя бы клеёнку и одеться теплее, но, как говорится, все сильны задним умом. Валерка на минуту закрыл глаза и представил, что он у себя дома спит в тёплой кровати, обнявшись с братиком.

От этого представления стало ещё тоскливее и холоднее. Валеркино терпение лопнуло, он вылез из-под кузова и стал стучать по дверце кабины.

– Дядька, открой! Пусти погреться! Околею же!

Но, как бы сильно не стучал Валерка, шофёр не отзывался. В кузове поднялся шум, раздались сердитые голоса. Поднялась бригадирша и стала стучать по крыше кабины.

– А ну, открой, Игнатий! Пусти мальчишку! Не то сама тебя вытащу! – кричала она решительно и властно. Шофёр, матерясь, вылез из кабины. Бригадирша распорядилась посадить в кабину больного казаха и Валерку. Сидя в сухой кабине, Валерка вскорости заснул. К утру перестал дождь, выглянуло солнце, заметно потеплело. Валерка спал беспробудно, без сновидений. Его разбудил, толкнув в бок, обозлённый шофёр.

– Вылезь, подкидыш! Приедем на место, за всё с тебя взыщу. А сейчас бери лопату и откапывай колёса, если хочешь ехать. Общими усилиями машину вытащили из глубокой колеи и поехали. К полудню добрались до места.

Совхоз имени «Чапаева» был, как сейчас говорят, социально образующим двух близлежащих поселений, в которых жили русские, казахи, немцы, украинцы и чеченцы.

Жили дружно, но каждый двор можно было с первого взгляда отличить, кто в нём живёт.

Так, самыми немногочисленные, но ухоженными, были добротные дома и палисадники у довоенных немцев. К парадному входу, если так можно выразиться, ведут дорожки, посыпанные песком или кирпичной крошкой, охватываемые по бокам цветниками. Двор по периметру огорожен крашеным штакетником или аккуратно подстриженными густо сплетёнными кустами. Во дворе тоже всё чисто и аккуратно, всё на своих местах, и подворье с живностью, и хозяйский инвентарь.

Хохлацкие дворы на вид тоже ухоженные, дома в побелке, заборы не покосившиеся, цветочные клумбы и низкие яблоньки, но вот во дворе порядка мало. Поросята, индюшки, куры копаются в куче навоза, по огороду разбросан инвентарь, у калитки стоит развалившаяся телега и тому подобное.

На дворах русских и того хуже. Описывать их, я полагаю, не надо, каждый знает, каков он, хоть раз побывавший в наших деревнях.

У казахов так совсем нет двора, лишь саманные дома на плешине с худосочной травой, с разбросанной вокруг дома соломой, конскими и коровьими испражнениями. Забора или ограды нет вообще, похоже, в казахском менталитете преобладает степная открытость.

Чеченцы же, сосланные сюда после войны, своих отличительных дворов не имели, а селились в наскоро построенных домах барачного типа. Свыкались в степной местности, что без гор и мечетей.

В своих наблюдениях Валерка также отметил, что его сверстники и мальчишки помладше тоже отличаются по национальному обличию. Немецкие мальчишки в коротких штанишках с лямками, в белых рубашках с короткими рукавами, с открытой головой, русские и украинцы в привычной для Валерки одежде, может только у некоторых украинцев встречаются рубашки с вышивкой. Чеченцы, как правило, в широких шароварах, заправленных в сапоги, длинных рубахах без воротничка, подпоясаны узким ремешком, на голове высокая папаха. Казахи в стеганых халатах до колен, в сапогах или чувяках, на головах тюбетейки или тёплые малахаи, которые они не снимают и летом. И всё-таки эти различия ни как не сказывались на общение мальчишек, учились все в одной школе, сидели за одними партами, играли в одни игры и редко ссорились по пустякам.

Обедневший и осиротевший за годы войны совхоз, стал после войны отстраиваться и богатеть. На полях появилась техника, выросло поголовье скота и птицы, заработала пилорама и небольшой кирпичный завод, строился новый двухэтажный клуб, расширялась свиноферма. Валерка сразу же понял, что без работы не останется. В правлении совхоза ему предложили несколько мест работы. Недолго подумав, он согласился пойти работать на пилораму или на кирпичный завод, где платили деньгами.

По его разумению, сначала нужно подзаработать деньжат, а потом податься на сельские работы, например, на заготовку сена, закладку силоса или на сбор созревающих овощей.

Там платят натуральными продуктами. Для ночлега Валерку определили в летнюю пристройку, где располагались заезжие строители. На пилораме, которая работала с раннего утра до позднего вечера, Валерки очень понравилось. Он впервые увидел, как толстые брёвна, содрогаясь под зубцами эскалатора, насильно продвигаются ими к размеренно двигающимся по вертикали пилам, и те распиливают их на четыре или пять, в зависимости от толщены бревна, доски. Валерка дышит смоляным запахом и опилочной пылью, едва успевая убирать из-под пилорамы опилки и горбыли. За рабочую смену так плотно забивается Валеркин нос, что он не успевает отсмаркиваться, а после смены с трудом отмывает шею и голову от липкой древесной пыли. Долго на пилораме Валерки не пришлось поработать, вскоре она сломалась, и Валерку направили на кирпичный завод. Там было не пыльно, но душно от тёплого запаха глины-сырца, сформованной на разрезных плитах в кирпич, которые на вагончиках доставляли по рельсам к печам для обжига. Гружёные вагончики толкать было не под силу одному Валерки, и он делал это в паре с местным пареньком, неразговорчивым и застенчивым.

Вот только во время перерыва на обед, тот старательно перебирал пуговки на гармошке.

Мужики, хлебая щи, слушали его незамысловатые мелодии.

На кирпичах Валерка также долго не задержался. Его забрала бригадирша на полевые работы. Пришла пора сенокоса и заготовки силоса. Косить Валерка не умел, много раз пробовал, но ничего не получалось. Коса не слушалась его рук. Зато к вилам и граблям Валерка быстро приспособился, разряжая скошенную траву для просушки и, уже высохшую подгребал к намеченному стогу. Довелось Валерки поработать и на закладке силоса в силосные ямы, и на ручной веялке на току, и на стройке коровника, и ещё на нескольких работах. За летний сезон он стал, разнорабочим на подхвате, на что Валерка не обижался, наоборот, был благодарен судьбе за то, что она дала ему приложить руки к такому разнообразию работ. Про себя Валерка шутил, что он, как Фигаро, то здесь, то там.

Уже к концу Валеркиных каникул, его позвала в контору бригадирша и сказала, что он поедет на маслодавильню в соседний совхоз, и представила его казаху, с которым он поедет.

– Пойдём ко мне, переночуем, а рано утром поедем. – сказал казах, взял в конторе накладные, и они направились к его дому. По дороге спросил у Валерки, как звать и откуда пожаловал, сам же отрекомендовал себя Алиханом. Валерка, боясь забыть трудное для него имя казаха, вдалбливал их в своём уме всю дорогу. Дом казаха, вернее саманная мазанка стоял на самой окраине посёлка в шаге от просёлочной дороги, ведущей в степь. Перед домом паслась распряженная лошадь и с опущенными оглоблями стояла телега, гружённая туго набитыми мешками.

Казах подошёл к телеге и поправил те мешки, что, как ему казалось, могли сползти на землю, и после этого повёл Валерку в дом. Прошли переднюю, еле освещённую дневным светом небольшого оконца, перед комнатной дверью хозяин разулся и заставил Валерку сделать тоже самое. Валерка смущённо замялся, увидев, что хозяин, скинув сапоги, остался в тёплых войлочных носках, а у него лишь портянки не первой свежести, сняв которые он остаётся босым. Внимательная хозяйка дома молча подала Валерки войлочные чувяки. Вошли в широкую, квадратную комнату с низким потолком и глиняным полом, покрытым толстым домотканым ковром от стенки до стенки. В комнате три окна, поэтому в ней светло. Валерка внимательно огляделся. Ему показалось странным, что в комнате почти нет мебели, ни шкафов, ни стульев, лишь у стенки стояла высокая кровать, покрытая лоскутным одеялом, в изголовье которой возвышалась пирамида подушек, и в самом центре комнаты, главенствовал круглый стол на низеньких ножках. С потолка над столом свешивалась электрическая лампочка.