Владимир Самсонов - Рассказики

• Название: Рассказики
• Автор: Владимир Самсонов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-98604-429-3

Вызвать чей-либо интерес к представленному литературному труду вступительным словом надежды мало. Исхожу из собственного читательского опыта. Время от времени приходится слышать примерно следующее: «Володь, а ты читал новую книгу Сидорова? Ну, Сидорова Ивана Петровича?» Приняв на грудь мое вполне ожидаемое «нет», вопрошающий поудобнее располагается в креслах своего «я» с тем, чтобы без утайки поделиться мнением о прочитанном – и делится, делится и делится, как говорится, по полной программе. Вскоре становится ясно, что зернышко к зернышку собиравшийся в новой книге Сидорова бисер мечется не перед тем, кто способен его оценить. Тем не менее знакомый – добрая душа! – проводит под сказанным черту: «Прочитай, прочитай. Мне кажется, тебе должно понравиться».

Чаще всего знакомство с очередным Сидоровым заканчивается усталостью и желания орать с балкона «шапки долой» нет никакого. Каждый оказывался в таком положении и знает, о чем речь. Мой читатель, предупреждаю честно, рискует в очередной раз и рискует сильно. Однако, если по прочтении книги у него возникнет желание дружески пожать ее автору руку или, паче чаяния, пожалеть его, то в первом случае он получит удовлетворение, а во втором может быть уверенным, что будет понят на все сто.

---

– Ну, что тут хорошего?

Александра Ивановна стоит, уперев руки в боки, и взирает на происходящее вокруг.

– Все ждут тебя.

Укол зонтиком не достигает цели. Во всяком случае, полководец наш только снисходительно улыбается, демонстрируя выдержку, не доступную молокососам.

– Краску в шкафчик поставил?

– Как было приказано.

– Слева поставил, перед коричневой сумкой?

– Кажется, да.

– Кажется! Вечно вам все кажется! Что нынче за дети пошли, Господи Ты Боже мой! Мы вот такими не были, мы своих родителей уважали, между прочим, помогали им. Это ведь тебе не хухры-мухры, не шутки какие-нибудь. Привык, что за тебя все Наталья делает. Знаю я все. Хватит улыбаться! А раньше я делала, да. Ты такой же, как отец! Того тоже ничего нельзя было заставить делать, а о тебе и говорить не хочу, только время терять. Открой-ка дверцу, я посмотрю. Слышишь, что говорю!

– Закрой глаза.

– Глаза?

– Я тебе фокус покажу.

– Ну, все, хватит дурачиться!

Федя торжественно, как если бы поднимал занавес в театре, открывает правую дверцу шкафа и замирает в ожидании оваций.

– Так, а банка где, где банка? Что-то я ее не вижу.

– В этом и весь фокус, старушка, понимаешь?

– У тебя что, кроме горошка, в голове ничего не осталось?

– Видишь ли…

– Что, сынок, я должна увидеть?!

– Дело в том, мамуль, что банка стоит слева.

– Слева?!

Александра Ивановна смотрит на сына как на воскресшего Лазаря. Можно подумать, что она не на шутку встревожена его душевным здоровьем.

– Ты вроде хотела этого.

– С чего ты взял!

– Ты еще спросила…

– Зачем спорить, когда не знаешь, что я хотела!

– Хорошо, я поставлю справа, так и быть, – смиряется Федя и тянется к банке.

– Уберу сама, не трогай! Все самой приходится делать!

– Добрый день, – вежливо и жизнерадостно выпаливает Федя.

– Что?! – пугается Александра Ивановна, но, проследив за взглядом сына, понимает, что приветствие адресовано не ей, а престарелой тетке на соседнем балконе. Тетка не хуже китайского болванчика кивает вверх-вниз головой, изображая приветствие, и явно ждет ответа.

– Здорово, Светлана Анатольевна, здорово, коль не шутишь. Говорю, самой вот все приходится делать.

– Что?

– Ни на кого надеяться нельзя, говорю. Всего своим, говорю, горбом надо добиваться. Поняла? Слышишь или не слышишь? Или тебе популярно объяснить?

– Что?

– Объяснительную написать? Давай напишу.

– Да ладно тебе, Ивановна, врать-то! – орет вдруг на весь двор Светлана Анатольевна. – И не краснеет, глядите-ка на нее! Я над ней угораю! Да мне бы, Танюх, такого красавца – скажи ты ей на милость! – разве ж я ходила в этой жизни с пальцем в жопе?! Скажи ей! Неужто я бы так жила!

Танюха, другая соседка, свешивается из окна этажом выше и улыбается какой-то толстушке, которая, из-за того что ее квартира находится в доме напротив, совершенно изнывает от недостатка информации и отвратительного обзора.

– Так что ж ты не рожала-то?

– Так Бог-то – он ведь не всем дает! Меня, за жизнь-то мою такую, пожалел, наверно. И правильно сделал. Шейка бедра-то вон до сих пор болит не знаю как, сама знаешь. На унитаз – и то с палкой. Вот так, милые мои. – Следует вздох, способный разжалобить любой суд присяжных. – Жизнь у меня така-а-ая, что ну ее в качель!

Голова Светланы Анатольевны теперь качается из стороны в сторону.

– Зато у тебя мужиков куча, – парирует Александра Ивановна и, не удержавшись, добавляет: – Была.

Она смотрит на Федю и закатывает глаза, как бы показывая, что все еще только начинается и лучше набраться терпения.

– То-то, Ивановна, и оно, что куча. Вот тут, Ивановна, ты в самую точку попала, – грохочет Светлана Анатольевна и ржет так, что в окнах появляются головы еще трех соседок. У одной из них в руках нож и четверть луковицы. Тыльной стороной ладони незнакомка вытирает слезы.

– Любой из них за тебя бы, наверное, жизнь отдал. Везет же некоторым! А все потому, что ты у нас первая красавица подъезда. И самая молодая.

– Иванна, да я на восьмое марта ни от одного из них цветов не видела. Ни разу! Вот она где жизнь-то! Да и то сказать, они от меня тоже мало хорошего видели, чего греха таить! На Новый год оливье – и марш к телевизору, только бы не приставал. Ну, какой-нибудь фик-фок на голове соорудишь, чтобы ненаглядный порадовался. Вот и вся моя жизнь.

– Не жалеешь ты себя, Светлана Анатольевна, не жалеешь.

– Так вот стараешься, стараешься для них, как можешь, а у них то ведь одно только на уме. Сама знаешь.

– Опять она мне портит ребенка! – взывает к общественности Александра Ивановна и, оборачиваясь к Феде, тихо добавляет: – Врет, как сивый мерин.

– Что?! – явно недослышит Светлана Анатольевна. Головы всех присутствующих поворачиваются в сторону Феди. – Какой такой ребенок?! Это ты про дядечку, который рядом с тобой стоит? Я угораю. Федька, ты понял?! Это ведь она тебя так приложила!

– Ей можно, тетя Свет, – улыбается Федя.

– Ну, другого ответа я и не ждала, подхалим несчастный! Вот все они такие, когда им надо! И ты туда же! Мой последний, бывало, когда в одном месте зачешется: «Светик, зайчик, ты бы отдохнула. Давай помою, давай постираю». Мама дорогая! Соловьем заливается, а глазки как у кота Васьки, обоссаться можно. Ну, твой-то, – говорит она, обращаясь к Александре Ивановне, – не из таких, сразу видно. Интеллигенция! Днем с огнем таких не найдешь – ищи-свищи!

– А я такого же хочу! – мурлыкает одна из участниц собрания.

– Да ты, Валентина Николаевна, на него посмотри и на себя. Сравнила! Хорошо еще Колька твой не слышит, а то быстро бы тебе язык куда надо засунул.

– Он только это и может.

– Федька, крепче держи оборону. Знаю я их! Девчонки отымеют тебя по полной программе, стоит только отвернуться, а потом под венец потащут. Ты не смотри, что им под семьдесят, под восемьдесят – те еще проказницы!

Если взрыв бомбы производит много шума, то сейчас происходит все наоборот – наступает зловещая тишина. Все смотрят на бомжа, который сидит на скамейке перед подъездом и читает газету, видимо подобранную тут же. Кажется, он полностью ушел в чтение и не замечает никого вокруг. Но у проказниц на этот счет нет никаких иллюзий.

– Кто это тут нас старыми курицами назвал? – взвивается, заслышав звуки труб перед грядущей битвой, Светлана Анатольевна. – Молодой-хороший, это я ведь к вам обращаюсь.

– Мерзавец назвал нас клячами! – с полоборота начинает бить копытом Танюха. Улыбка ее не сулит читателю на лавочке ничего хорошего. – Наглость высшей марки! Я сейчас на него суп вылью – как раз горячий! Подлец!

– Да он тут часто шляется! – подает голос плачущая домохозяйка, тыча одной рукой ножом в небо, а другой крепко сжимая половинку луковицы. – Он в бойлерной ночевать повадился, так что ждите – скоро воду отключат.

К хору присоединяются все остальные, и Феде, чтобы насладиться сценой вполне, приходится то и дело смотреть во все стороны.

– Безобразие!

– Нет, девчонки, чувствую, это никогда не кончится! Я вечером уже боюсь на улицу выйти, вот до чего дело дошло!

– Понаехали!

– А когда ты днем-то выходила?

– Хам!

– Расселся, как у себя дома! Тьфу, противно смотреть!

– Я, честно говоря, о нем лучше думала. А еще очки носит!

– Раскудахтались! Нормальный мужик. Не пьяный, не дебоширит – и ладно, – вставляет свои пять копеек совсем древняя старуха, стоящая на балконе четвертого этажа, прямо над Александрой Ивановной и Федей.

– Татьяна Николаевна, вы, наверно, вчера чаю перепили. Этот гад назвал нас мокрыми курицами, вы что, не слышали?!

Неожиданно для всех бомж кладет дочитанную газету на скамейку, встает и сладко потягивается. Вновь наступает тишина, которую вскоре нарушает сам виновник народных волнений.

– Кого же это я тут обозвал? – спрашивает он миролюбиво.

– Нас, нас! Ему этого мало, люди добрые! Все мужу скажу – он тебе покажет кузькину мать!

– Да он и так с ней на короткой ноге, оставьте вы его в покое, – с мольбой в голосе обращается к собравшимся Татьяна Николаевна. – Человек и зимой и летом на улице живет!

Она крестится и утирает слезу.

– Сам виноват! – констатирует пострадавшая от лука домохозяйка. – Небось троих детей на жену бросил.

– Да с чего вы взяли! – встает на защиту бомжа Федя и запинается: из подъезда выходит Александра Ивановна. Она подходит к бомжу и дает ему в руки что-то, завернутое в пищевую фольгу. Когда она успела!

– Спасибо, Александра Ивановна, спасибо, милая, – бормочет бомж в полной тишине и прижимает к груди сверток. Он ее знает, вот так новость!

– Ой, девки, фильм начался! – вдруг сокрушенно пищит Танюха. – Все! Всех люблю, целую. Пошла!

Поднимается паника. Бомж тут же всеми забыт, а большинство ораторов, не дождавшись аплодисментов и занавеса, в считанные секунды покидает место действия.

– Коль, не обращай на них внимания: дохнут от скуки, вот и развлекаются. Они бабы, в принципе, неплохие, – утешает Александра Ивановна бомжа. – У нас же дурдом на колесиках, сам знаешь.