Лаура Кинсейл - Звезда и тень

• Название: Звезда и тень
• Автор: Лаура Кинсейл
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994

---

— Гокуакума. Вот имя меча, если он существует. Высший Демон. Кто-то из посещающих христианскую школу рассказывал, что есть ангел, который стал дьяволом. Он и есть — дух этого меча.

— Если он существует.

— Лезвие длиной два шаку и пять суй. Рядом с рукояткой выгравирован демон — его называют Тенгу — низкие лапы, крылья, огромный клюв. На конце изгиба — углубление. На острие нет надписи, но есть знаки: Гоку, аку, ма. Во всей истории нет оружейника с таким именем или символами.

Сэмьюэл узнал описание, приведенное в Мейбутсучо — каталоге великих японских мечей. Но там не было ни имени мастера, ни истории владения.

— Он утерян?

— Нет, не утерян. Он… может появиться.

В свете лампы лицо Дожена было ни молодым, ни старым. Как всегда. Только его волосы были теперь коротко подстрижены. Все менялось вокруг. Дожен оставался прежним.

— Без ножен лезвие опасно. Можно отрубить себе палец, если быть неосторожным. Можно убить кого-нибудь.

Можно убить себя. Но с рукоятью, с ножнами — лезвие укрощено. А дух лезвия — это дух человека. Гокуакума — прекрасная и странная вещь. Она стара, как мир. Первая запись сделана семьсот лет назад: меч с золотой рукоятью. Он был в руках Минамото Йоритомо, когда тот очистил столицу от клана Тайра, уничтожил подростка-императора. Но одной власти мало — Гокуакума хочет больше. Йоритомо приказал уничтожить брата и всех тех, кто мешал ему. После его смерти семья жены Йоритомо — Ход-жо — стала владелицей меча, и демон захватил их всех. Они убили наследника Йоритомо, вырезали все потомство до последней ветви. И стали править. Но опасность еще не проявила себя. Проявила власть.

Какой-то самурай решил завладеть мечом, украл острие, отделив его от рукояти, вложил в ножны подделку. Этому ронину — его имя вычеркнуто из истории — вначале способствовала удача. Он заставил других ронинов следовать за ним, подчинил своей воле семью Ходжо. Он приставил к лезвию новую рукоять, чтобы использовать меч. Но однажды в бою лезвие выпало из рукояти, ронин не рассчитал движение, упал с коня прямо на лезвие, воткнувшееся в землю и прошедшее сквозь его грудь, — Дожен сделал паузу. Сэмьюэл в упор смотрел на него. — Гокуакума требует единства: только настоящее лезвие не выпадет из золотой рукояти. Ашикага Такауджи воссоединил острие и золотую рукоять, напал на Ходжо и заставил их вскрыть себе животы. Шестьдесят лет длились войны. Внук Такауджи стал хозяином Гокуакума. Он был мудр, решил рассоединить лезвие и рукоять. Он поместил рукоять в Золотом Павильоне, где искусной работой смогли бы восхищаться гости, а лезвие поручил заботам монахов в горах Ига. И наступил мир — золотой век Ашикага. Но Гокуакума хочет быть единым. Такова его суть. И меч призывает и тех, кто силен, но и тех, кто слаб. Брат настоятеля Йошимасье сжег монастырь, чтобы завладеть лезвием, потом выкрал рукоять. Соединил их. Снова началась война. В течение веков меч переходил от хозяина к хозяину, и были войны и хаос. Нобукача стал его владельцем, покорил центральную Японию, но был убит одним властолюбивым человеком. Генерал Хидейоши, обладая Гокуакумой, объявил войну Китаю и Корее. Его преемник Йедацу уничтожил всех остальных наследников из семьи Хидейоши. Он знал историю меча, решив вновь рассоединить его на части. Он обратился к императору, и тот вручил лезвие одной семье, чей долг был теперь — прятать и охранять его в течение двухсот семидесяти трех лет. Гокуакума разделен на части.

— У меня рукоять Гокуакумы, — сказал Сэмьюэл. Он понял это даже без объяснений.

— У тебя рукоять, — Дожен склонил голову и плечи, — а у меня лезвие.

На губах Сэмьюэла появилась странная усмешка.

— У тебя?!

— Я берегу его уже двадцать один год. Я прячу его. У него нет рукояти. Когда я уйду из жизни, то долг хранить его перейдет к тебе.

Сэмьюэл неотрывно смотрел на него.

— Для этого тебя готовили, — просто сказал Дожен. Бабочка села на руку Сэмьюэла. Тишина… тишина… Он был поражен.

— Традиции — как ручей, бегут от сердца к сердцу. Долг передан мне семьей. Когда я был ребенком, меня тренировали так, как тебя. Я научил тебя даже большему. Когда мир, мы начеку. Но наступает время, когда Гокуакума станет смертоносным. Обладание им приведет к злобе духа. Его ищут, потому что хотят власти. Во время восстания самураев мне дали лезвие Гокуакума — я должен был спрятать его и затаиться. Япония тогда строго охраняла свои границы — покинуть страну без разрешения было самоубийством. Я подписал контракт как наемный рабочий для плантаций Гонолулу и должен был покинуть родину. Мы уже были на корабле, когда правительство пало. Мятежники решили усилить контроль за границей. Корабль задержали. Наши паспорта и визы должны были уничтожить, американцы настаивали на выполнении контракта, — Дожен неожиданно улыбнулся, прервав свой рассказ, в котором не было ни интонационных подъемов, ни спадов. — Американцам глубоко наплевать на императоров и демонические мечи. Они заплатили деньги за корабль и за рабочих. Поэтому мы отплыли из бухты Йокохама, не зажигая огней, ночью.

Сэмьюэл, не шевелясь, смотрел на человека, который наставлял его добрых три четверти жизни.

Он почувствовал, что у него из-под ног уходит земля.

— Ради меча? Все, чему ты меня учил… Это все — ради меча?

— Среди людей моего клана, — сказал Дожен, — тот, кто делает то, что делал я, называется кацура. Я же — как дерево кацура, посаженное на луне, отрезанное от тех, кто послал меня. Здесь я должен кинуть семя, взрастить, чтобы ростки были даже тогда, когда меня не будет. Я выбрал тебя. И есть еще Шоджи — мальчик, который убирает у меня.

Это поразило Сэмьюэла. Дожен начал искать ему преемника, а он, Сэмьюэл, даже не догадывался об этом, видел в ребенке только слугу.

После паузы Дожен сказал:

— Недавно я узнал, что рукоять была послана английской королеве. Так сделана попытка удалить эфес от тех, кто стремится ввергнуть Японию в войну ради собственных амбиций, — он встретился взглядом с глазами Сэмьюэла. — Судьба, как оказывается, не предает.

Сэмьюэл вздохнул, встал и пошел к плите, чтобы нагреть еще саке. В обычных занятиях он искал успокоения. Равновесия. И не хотелось больше ни о чем думать.

— Прости, — сказал Сэмьюэл строгим тоном, стараясь не выдать своих чувств, — я глуп, Дожен-сан. Я не японец, я не верю в демонов.

— Разве?

— Нет.

— Значит, тебя охраняют ангелы. Ангелы заставляют тебя искать возможности стать сильным, неуязвимым, быстрым.

Сэмьюэл опустил глаза. Наполнил карафе. Дожен продолжал:

— От кого же ты пытаешься спастись, Сэмуа-сан, если не веришь в демонов?

Он не ответил. Он подумал… Боже! Эта мысль была унизительна..

Хочу слишком много. Так говорил Дожен. Предупреждал его. И не один раз. А он не слушал.

Не хотел слушать. Слышать. Только стремился достичь предела силы и духа с помощью Дожена — его дружбы и труда.

— Было время, когда я сомневался в Гокуакуме, — сказал Дожен, — я думал, что провожу свою жизнь в изгнании, а во имя чего? Потому что кто-то пошутил, быть может, и выгравировал слово «демон» на клинке великолепной сабли. Проживи я всю жизнь в Японии, я мог бы и не узнать об этом, но здесь все по-иному. — Он потянулся к вину, что налил Сэмыоэл.

— Здесь, на западе, обо всем спрашивают. И от этого никуда не уйдешь, Сэмуа-сан. Ты можешь думать до тех пор, пока твой мозг не превратится в пряжу, и не найти ответа. В конце концов, безразлично, находится ли реальный демон в сабле. История говорит, что нация поднимется по команде Гокуакумы. Люди знают историю, и за эту власть они готовы убивать. Я знаю, что это правда, потому что я видел, как умерла моя семья за то, чтобы лезвие было отделено от рукояти, что делало его целым. — Он отпивал медленными глотками. — Может быть, суть демонов в том, что они спят в сознании людей, пока лезвие меча не сверкнет светом, который их разбудит. Сэмьюэл хмуро глядел на свои руки.

— Они разделили меч на части.

— Ты знаешь морскую звезду, что разрушает устричные рифы? В далекие времена, когда рыбак выловил одну, он разрубил ее на две части и бросил обратно. — Дожен опустил вино на пол. — И в глубине рифа, невидимые никем половинки превратились в две звезды.

Сэмьюэл встал, его тело напряглось.

— И что же? Вот почему ты учишь меня всему? Все время — мой бог! — долгие годы! — он сжал руки, с силой раскрыл кулаки. — Скажи, почему ты никогда мне ничего не говорил?

Тонкое, как карандаш, угрожающее лезвие появилось в руке Дожена. Сэмьюэл сделал легкое и быстрое движение: его тело предугадало направление удара прежде, чем разум; бо шурукин вонзился с треском в деревянную стену.

— Когда форма и силы стрелы безупречны, ее движение будет точным. — Взгляд Дожена был ровным, немигающим. Думай не думая, имей верную цель и иди. — Он поднял вино двумя руками и кивнул. — Это то, что я сделал. Ты моя стрела. Я должен идти.