Эдуард Ластовецкий - Психокинетика

• Название: Психокинетика
• Автор: Эдуард Ластовецкий
• Жанр: Поэзия

«Книге повезло родиться и жить на стыке эпох и столетий. Она слышала призывы к светлому будущему в коммунизме, гортань бессердечной анархии и мольбы о справедливости закона Божьего. И несмотря на всё это, продолжает верить в себя. Ничего другого у неё нет, не было и не будет».

---

Труднее – забыть лицо.

Костыли на шпильке

В осеннем парке шорох листьев –

Неувядающего тлена…

Бессильны выбраться ботинки

Из златоогненного плена.

А у скамьи, под старым дубом,

Скелет погибших кораблей –

Воткнувшись в корень ржавым зубом,

Один из старых костылей.

Второй поодаль чуть отброшен,

И разрыхлённая листва,

Обозначая след едва,

Воображенья угол крошит.

Она мечтала о туфлях –

Чтоб шага совершая взмах

Изящным каблуком высоким,

Могла, витая в облаках,

Чужою быть для недалёких…

Но то мечта… А с пробужденьем

Все за́мки таяли в пыли –

Ортопедическая обувь

И у кровати костыли…

Три года как похмельный случай

Ей отказал владеть собой.

Пришлось взрослеть и стать другой –

Подруги реже приходили,

И тот, что был её лицом

На тёмном лике светлой ночи,

Забыл, как будто между прочим,

О поцелуях за крыльцом…

Лишь мама… Разделила горе

И боль тернового венца.

Таков святой удел слепца,

Что все мы превозносим вскоре –

Увы, родитель до конца

Спешит вослед своим сердцам,

Беспечно мчащим на просторе.

Ходить! Всему наперекор,

Она же маме обещала…

И вальс на свадьбе станет малым,

Что искупит её позор…

Три года парк манил весной…

Сомкнув искусанные губы,

Через огня осенний зной

И хляби, скользкие зимой,

Туда, где летом ей одной

Цикады грянут в меди трубы.

И вот однажды камень плоти

Поддался молоту усилий.

Истаял лик среди полотен –

Надежды в действо обратились.

Я вижу – медленно шагает

Та, что себя превосходила.

Листву ботинком разгребая,

Черпает материнства силу.

Ведь у Природы нет бессмыслиц,

И всякий, средь её полей,

Оставил в будущем и прошлом

Хотя бы пару костылей…

Городская акварель

Лицо вокзала городского

Средь суеты незримо с нами.

За шумом топота людского

Лицо вокзала – под ногами.

Морщины на краях перрона

Шероховатой серой кожи.

Над дужкой рельса – грим вагона

И пылью плачет. Редко всё же…

Лицо умеет улыбаться

Под маской городских оков.

Когда же дождь зовёт купаться –

Морщинит брови козырьков.

Бывает, смотрим вниз, под ноги,

И на асфальте стынут слёзы.

Когда расходятся дороги –

Вокзалу снятся наши грёзы.

Стопталась осенняя глина

Солнце алое всходит над лесом,

Пыль дорожная тускло искрится.

В лёд гряды вмёрзли зёрна пшеницы.

По нему, торопясь, скачет птица.

Осень, словно хромая забава,

Средоточно шагает по глине,

Обнимая морщинистой дланью

Слой листвы, увядающий ныне.

В тишине и безлюдном покое

Осень машет усталой рукою.

И послушные холода губы

Буйство красок сменяют тоскою.

Солнце всходит и наледь исслабится,

Птичьих лап нетерпению внемля.

Зёрен несколько, те, что останутся,

До весны будут втоптаны в землю.

Lineage2.exe

Ветер ложится грудью

На широкое дикое поле.

Путаясь в копьях сутью,

Смерти рваный подол неволит.

Ратный подвиг утих к закату,

На сегодня обильная жатва.

Чьё-то стремя, касаясь булата,

Хаотичным сигналит стаккато.

Копий кости, мечи и стрелы

Дыбом встали в нагрудьях и шлемах.

Ворон скачет от тела к телу,

Жизни яростной нюхая сцену.

Кровью политы, злаки полоты,

Слиплись стебли багрово-тошным.

Перстень с пальца сверкает золотом,

Древний род отверждая прошлым.

Недалече в шатрах пир похмельный –

Лязг мечей, тяжкий запах вина.

Летописцы в прокопченных кельях

В лицах свитков прядут имена.

Штрих…

Руками дрожащими, с локтем в колено,

Пытаюсь я вырезать Вас из полена.

И скрип инструмента, поправ древесину,

Рождает прекрасную сердцу скотину.

Alex

Истончаются облака,

За закатом приходит рассвет.

Ты оглянешься издалека –

Меня за спиною нет.

Стоишь в бескрайнем поле.

Отсюда твоя дорога.

В котомке – женская доля

И милость Господа Бога.

Взгляд кроткий, спокойный, твёрдый.

Как Солнца лучи над равниной.

Ступни ног немного истёрты,

А ветер ласкает спину.

Тебе нужно сказать очень много,

Донести Любви плащаницу.

Огибает Луну дорога,

И за краем сверкают зарницы.

Ты оглянешься – нет меня рядом.

Не стесняйся, ступай в рассвет.

Улыбнись прошлому взглядом –

Я жду там, где тебя ещё нет.

Песочные часы

Белый песок в двух колбах,

Горсть безмолвной, безликой пустыни…

Сеется кучкою долгой

Мера людской святыни…

За тонким стеклом бесплотным

Величие гордых барханов,

Тянется цепь неохотно

За горизонт каравана…

Светило багрово-красное

Тонет беззвучно в песке.

Ветру лицо прекрасное

Царапает гвоздь в доске…

В глазах сухих и послушных

Колодцы – зрачки пустыни.

Смотрят пристально и равнодушно,

Как спасает глоток святыни…

Наши надежды

Тысячи писем личных

По миру идут временами.

Со штемпелем круглым столичным

И городов именами.

Конверт из плотной бумаги,

Треугольник в окопной глине –

Наших надежд флаги

Во сплетении Судеб линий.

Колыбель тихо качается,

Перьев смятых комок под кроватью.

И сургуч над свечою плавится,

Кляксы слёз замыкая печатью.

Крупным почерком:

«Здравствуй, мама!»

Отправитель – ИУ-13.

Через год закончится драма…

«…Мне сегодня целых семнадцать».

«…Милый, снова тебе написала.

Ничего до сих пор не забыто.

Гордо, слепо любовь кромсала.

И теперь я с разбитым корытом…»

«…Звезда моя, яркая, тёплая…

Взглядом с фото греешь мне Душу.

Твоих снов дыхание лёгкое

Мрак сомнений мгновенно рушит…»

Сколько их бродит по свету,

В ящик брошенных кем-то, когда-то…

Из зимы нас приведших к лету

Или ждущих своих адресатов…

Пожелтеют конверты со временем,

И размокнут в стене записки.

Возрастёт человек новым племенем,

Прошлых войн искрошив обелиски.

Неизменным одно останется –

Двое песню сердец услышат,

И когда он с нею расстанется,

То она ему просто напишет.

Круги своя

Вновь рыцарь в пламенном плюмаже

Кромсает лезвием гранит.

Царапин сеть на Душу ляжет,

Пока Любви ключи хранит.

Ты хочешь угадать, что будет?

Настойчив рыцарь и упорен.

Скалу незримую разрубит

И в Путь уйдёт – тот, что неторен…

А та, что раньше так надменно

На сталь меча его взирала,

О нём заплачет, несомненно.

Почувствовав, что отвергала…

Таков удел жестоких мнений –

Гордыня омрачает Разум.

Его опутывают тени

Ошибок наших. Раз за разом…

Закат

Пыль оседает на окнах,

День исчерпался до донца.

Снимаю оковы штор плотных –

В комнату входит Солнце.

Заливает безумным златом

Стены, полы, пороги…

Возрождает душою богатым,

Не страшащимся вечной дороги.

Всего полтора часа счастья…

Я как в храме незримо великом.

Сейчас ничто мне любое ненастье –

Сам Господь касается бликом…

Взглядом карим изломанной брови

Взглядом карим изломанной брови

Плавит Разум в Душе Печать.

И напишется рунами крови

Имя той, что клянётся молчать.

Та, что в прошлом – одна из многих,

Вознесётся до бездны миров

И, отвергнувши стадо безногих,

Не познает Любви даров.

Меж соцветий Вселенной поля

Станет чьим-то прекрасным небом –

Так исполнится Разума воля,

Обернувшись вином и хлебом.

Взглядом карим изломанной брови

Ставит Разум Клеймо на грудь

Тем, кто пламя лампады крови

Серебришком посмел обернуть.

Поздняя осень

Рыхлый снег на деревьях осенних –

Ноты белые первой строки.

По ветвям расползается тенью

Неотрывно творящей руки.

Пустотою природа томится,

Словно лист пред пером белизной.

Смысла нового ждёт и боится,

Засыпая, остаться одной.

Тонким слоем любовью накроет

Грешный мир поседевший Творец.

И опять партитуру закроет,

Дописать устрашаясь конец…

Прошлое стучится в дверь…

Я шагаю домой по лужам,

Зажимая ключи в кармане.

Никому я сегодня не нужен

Светлячком в окне мирозданья.

На ладони металл отпечатался,

Сразу выкину мусор, поднявшись.

Нежно-ласковый зверь запрятался

И заснул, сам с собою обнявшись.

Позвонить, чтоб открыли, – некому,

Чай горячий дали в прихожей.

Я уставший, и мрачен поэтому,

На бездомного пса похожий…

Таких тысячи в портрете города –

На лице проказа ненужности.

Словно ветка в охапке хвороста,

Создаю в метро прочим трудности…

Лужи в ботинках – холодные.

Я шагаю упрямо в подъезд.