Аманда Проуз - День красных маков

• Название: День красных маков
• Автор: Аманда Проуз
• Жанр: Зарубежное современное

Мартин покидает Англию, чтобы заработать на безмятежную жизнь со своей обожаемой Поппи Дэй, но пропадает без вести. Крошка Поппи до последнего надеется на лучшее, но однажды до нее доходит жуткий слух – Мартина похитили и его жизнь в любой миг может оборваться. Тогда она решается на безумный, отчаянный поступок. Облачившись в восточное одеяние, Поппи отправляется в далекий, загадочный Афганистан, выдав себя за известную журналистку. В одночасье повзрослевшая Поппи оказывается без какой-либо защиты в самом сердце недружелюбной страны, среди гор и кишлаков, в компании отчаянного журналиста Майлза Варрассо и одного из местных головорезов. Теперь ей остается лишь уповать на благосклонность судьбы, чтобы не только найти Мартина, но и вернуться домой живой.

---

– Всё хорошо, милая? – клиентка поняла, что мысли Поппи витают где-то далеко.

– Да, миссис Ньютон, – промычала она, зажав во рту четыре шпильки. Пожилая леди кивнула, поправляя пышный бюст. Ей не хотелось идти играть в бинго с кривой укладкой.

Третий вариант – Мартин в самом деле пропал без вести. Что это значит – пропал без вести? В проклятой пустыне, чёрт бы её побрал! Куда он мог запропаститься? Поппи знала, как паршиво он ориентировался на местности – было дело, и не раз, а целых два, когда они отправлялись к востоку, а приезжали в Брент-Кросс. Вечно кружил окольными путями, вместо того чтоб свериться с картой или позвонить приятелю-таксисту. А в песках кто угодно потеряется, не только Мартин. Если он вывалился из внедорожника, его приятели не могли не заметить и не вернуться за ним. Разве только… разве только… У Поппи затряслись колени, она похолодела, шпильки выпали изо рта. Третий вариант нарисовался ей во всей красе. Дыхание сбилось, и всё тело покрылось испариной. Что если Мартин не пропал без вести, а попал в плен? В голове вспыхнул образ Мартина в «летней униформе» – так её называла Поппи. В школе им разрешали в летний семестр вместо джемпера и юбки носить короткое льняное платьице. Поппи обходилась без этой роскоши – летом мама советовала ей закатать рукава и ходить без носков… но всё-таки светлый камуфляж Мартина ассоциировался у неё с этим летним платьицем. Поппи ясно видела его в каске с дурацким ремнём на подбородке и чем-то таким, похожим на микрофон. Его лицо было более загорелым, чем обычно. Мартин кричал: «Сюда! Джонси! Я здесь!», изо всех сил стараясь быть услышанным. Его глаза расширились. Она видела даже белые круги вокруг его зрачков. Он казался испуганным. Был ли он испуган? Он тяжело выдохнул, словно переводя дух – глубоко, резко, гортанно, как спортсмен, получивший удар в живот; из него буквально выбили дыхание. Потом всё потемнело и стихло. Картинка исчезла, осталась только чернота. Поппи всё поняла. Она знала – Мартин в плену, она это видела, вне зависимости от того, хотелось ли ей это видеть. Видение продлилось не больше пяти секунд, но она не сомневалась – так всё и произошло. Она чувствовала.

Оцепеневшая Поппи вышла из салона, не зная, как теперь быть, кому и что сказать. Вряд ли даже «Нэшионал географик» примет её слова всерьёз. Как она объяснит своё видение? Над ней только посмеются. Белая полоса вдоль дороги отделяла машины от быстро мчавшихся велосипедистов в обтягивающих лосинах. Шагнув на проезжую часть, Поппи застыла. Не слыша криков недовольных водителей, требовавших убраться с дороги, она стояла у разметки, забыв обо всем: о клиенте, шампуне, незаконченной работе – и тут внезапно в приёмной зазвонил телефон. Поппи услышала звонок даже сквозь шум машин. Ответила Кристина – как обычно, делано радостным голосом. У неё была раздражающая манера в конце предложения поднимать интонацию на целую октаву вверх и сильно напирать на звук «С». Людям непосвящённым она казалась солнечным человеком, всегда счастливой и любезной особой, но этот образ не имел ничего общего с действительностью. На самом деле она была нудной и гнусной. Надо было видеть Кристину, когда она считала дневную выручку, зажав в зубах сигарету, грязный дым которой клубился к волосам, придавая им оттенок жёлтого. Её лицо кривилось, когда она говорила с сигаретой во рту, лишь слегка приоткрывая рот, чтобы выдавить слова; зубы у неё были кривые и коричневые от никотина. У Кристины не было детей, к великой радости Поппи, – мать из этой женщины вышла бы вроде той, что была у самой Поппи, а это уж о чём-нибудь да говорит. Кристина часто говорила ей: «Ты мне вместо дочки, раз у меня её нет», и Поппи думала – слава Богу, что нет. Разница между Кристиной и Шерил была только в одном – первая строила козни, вторая сеяла распри. Если выбирать из них двоих, вышла бы ничья. Обе получили бы ноль баллов. Как Люксембург и Латвия на Евровидении. Но у Поппи была причина работать здесь, поэтому она терпела. Салон располагался на первом этаже дома, где она жила, поэтому путь до работы был недолгий. Через две улицы теперь поселилась бабушка, а ещё через дорогу находилась автомастерская, в которой работал Мартин, пока не решил сменить профессию. Весь её мир можно было обойти за пять минут – разве не чудо? Но, как говорится, лучшие планы людей и мышей часто идут вкривь и вкось. Кристина роняла пепел на журнал записей. Ей уже перевалило за шестьдесят, но она по-прежнему одевалась так, как если бы природа подарила ей вечно юное тело; она была из тех женщин, которые, пожалуй, могли бы показаться симпатичными, будь у них чуть больше доброты, чуть меньше макияжа, чуть больше стиля, чуть меньше жадности и намного больше овощей и фруктов в рационе – лучше органических. У неё было одно выражение лица для клиентов, другое – для персонала, и множество СОВЕРШЕННО других выражений лица и голоса, если она говорила с мужчиной – любым мужчиной. Будь ему шестнадцать или восемьдесят шесть, для Кристины он был жертвой. Поппи видела, как большие и сильные строители с Ист-Энда, приходя в парикмахерскую за жёнами, при виде Кристины ёжились от страха, как малыши. От неё пахло грязным телом; как бы она ни мылась и ни поливала себя духами, избавиться от этого аромата было невозможно. Так пахнет от людей в конце трудового дня, если они тяжело работали в тёплой одежде. Приторная туалетная вода, которой Кристина пыталась заглушить вонь, не помогала и лишь добавляла крепости в этот коктейль.

– Салон красоты «Ножницы», с вами говорит его владелица Кристина. Чем могу быть полезна?

Каждый раз, слыша эту фразу, Поппи ёжилась. Неизменно ёжилась, хотя должна была давно уже привыкнуть. Кристина отвечала на звонки до десяти раз в день. Работая в «Ножницах» шесть лет, в среднем триста тринадцать дней в году, Поппи могла отпраздновать юбилей в восемнадцать тысяч съёживаний.

– Поппиэтотебя! – взревела Кристина, и этот рёв перекрыл шум машин. Стало ясно – на другом конце провода не клиент. Поппи побрела обратно в салон. Нежный голос её начальницы слышала вся улица и, должно быть, добрая половина соседней. Женщина, которую обслуживала Поппи, углубилась в журнал, из её причёски торчали шпильки. Вряд ли она заметила отсутствие парикмахера; должно быть, задремала, ссутулившись. Или умерла. Кристина, сунув Поппи трубку, указала накрашенным ногтем на клиентку: «Поживее!» Поппи не обратила на начальницу внимания. Порой так было лучше для них обеих. Ещё не слыша голоса в трубке, Поппи уже знала – это сержант Гисби.

Повисла тишина. Словно оба в молчаливом танце скользили вокруг главного вопроса, всячески стараясь его обойти.

– Как вы там, Поппи?

– Я…

Она не находила слов, чтобы ответить на простой вопрос сержанта. Как она здесь? Поппи читала со скоростью четырнадцатилетней, когда ей было всего шесть, и словарный запас у неё был потрясающий – так гласил отчёт об учебной успеваемости. Но сейчас у неё не было слов. Она не знала, как описать свои чувства.

– …хорошо.

– Замечательно. Рад, что вы держитесь. Боюсь, пока никаких новостей, но я хотел бы зайти к вам после работы. Вам удобно?

Удобно? Не то чтобы у неё были другие планы, а если бы и были – разве могли они значить хотя бы половину того, о чём он мог ей рассказать? Скажем, о том, жив её муж или мё… мё… или нет.

– Отлично, Роб. Я буду дома после шести.

– Роб? – оживилась Кристина. – После шести? А что, интересно, сказал бы Март о джентльменах, навещающих тебя после шести, пока он бог знает где сражается за страну?

Всю эту речь она выпалила на одном дыхании. Она часто говорила, не переводя дух, словно время было ограничено счётчиком. Поппи посмотрела ей прямо в глаза.

– Что сказал бы Март? Хмм… думаю, он сказал бы – слава богу, что моя Поппи не такая, как Кристина, и не лезет в первые попавшиеся брюки, стоит мужу отвернуться.

– Ну, Поппи, детка, я же просто шучу! – Она постучала острыми когтями по тоненькой девичьей руке, по-девчачьи захихикав. Поппи с каменным лицом по-прежнему смотрела ей в глаза.

– Я тоже.

Кристина предпочла проглотить эту ложь. Обе были рады, что разговор закончился.

Это был очень долгий день. Поппи сидела на диване в темноте. Тихий сумрак позволял ей сосредоточиться на своих мыслях. Она вновь прокрутила в голове пятисекундное видение, постаралась посмотреть по сторонам, как можно больше услышать, как можно больше почувствовать. Больше ничего она не могла сделать, но ей хватало и этого. Не особенно нуждаясь в общении, она всё же порой испытывала потребность поговорить – на этот случай существовала Дженна. Девочки дружили с начальной школы, были похожи даже их лица и голоса. Подруга заменяла Поппи семью – да что уж там, Дженна и была для неё семьёй. Она всегда была рядом, когда дела у Поппи шли плохо, помогала ей, как могут помочь дети. Дженна была рядом и теперь, не потому что Поппи была настолько беспомощна, что нуждалась в постоянной заботе и внимании. Нет, Дженна Поппи не опекала, а лишь заботилась о ней, понимая, с чем подруге приходится сталкиваться день за днём. А Поппи, в свою очередь, хотелось пообщаться с кем-нибудь, у кого совсем другой жизненный опыт. Например, у кого есть мама – ха! Или папа – Поппи всегда мечтала поговорить со своим папой. Учитывая, что они никогда не виделись, он мог бы прочитать ей интересную речь при вступлении в должность отца. Биологическим отцом Поппи был так называемый Безнадёжный. Много лет она считала, что Безнадёжные – представители какой-нибудь дурацкой секты вроде Свидетелей-Как-Его-Там или Братии-Чёрт-Знает-Кого, которые вечно шатаются по главной улице, увешанные шарфами и детьми, слишком большими, чтобы возить их в колясках. Поппи было очень интересно, в чём же особенности его религии. Например, у евреев есть Шабат, а мормоны не празднуют Рождество, да мало ли кто что придумал. Поппи полагала, что религия отца запрещает любое общение с дочерьми, может быть, только внебрачными, может быть, дело в другом, но только вот она никогда его не видела, не получала от него никаких известий и за всю жизнь не удостоилась ни одной поздравительной открытки. Когда Поппи спрашивала о нём у матери, та говорила: «Твой отец? Ты его, хоть усрись, не узнаешь, да и я тоже». Очень мило. Поппи нравилось думать, что он – таинственная личность, сектант. Она даже выучила гимн «Вперёд, солдаты-христиане», чтобы, если когда-нибудь отправится к отцу жить, не показаться ему совсем необразованной. Перед сном она представляла себе, как это случится. Он, конечно, живёт в большом храме; она зайдёт туда, а отец спросит: «Ты ходишь в церковь, Поппи?», и она ответит: «Только в Рождество и на Праздник урожая, но зато я знаю отличный гимн», а потом воздаст эту мелодичную хвалу небесам, и готово! Вот она и полноправный член секты шарфоносцев. Отец с гордостью обнимет Поппи и скажет: «Я люблю свою дочь, хоть она и незаконная и знает только один гимн»… как-то так. Одно из самых ранних воспоминаний Поппи – Джеки Синклер в порыве злости вопит на детской площадке: «…потому что у тебя нет папы!» Она плевалась ненавистью, и эти грязные слова заразили Поппи страшной болезнью. Джеки винила в этом Поппи, будто она сделала что-то нехорошее, куда-то подевала бесценного члена семьи. Тогда Поппи во весь голос закричала: «У меня есть папа, Джеки Синклер, просто мы не можем видеться! Ему не позволяет религия! Он – Безнадёжный!»