Татьяна Короткова - От первого лица. «Звездные» истории: о времени и о себе

• Название: От первого лица. «Звездные» истории: о времени и о себе
• Автор: Татьяна Короткова
• Жанр: Биографии и Мемуары

В этом сборнике биографических очерков журналист Татьяна Короткова поместила «звездные» истории от первого лица, записанные ею в разные годы для «толстых» журналов. Впервые люди, которых миллионы зрителей ежедневно видят на своих телеэкранах, говорят так откровенно, вспоминают детство, юность, первую любовь…

---

Что такое «популярность», я понял после второго фильма – «А пароходы гудят и уходят»: иду по Калининскому проспекту, а на меня все оглядываются, будто что-то украл. Вечером оказался в незнакомой пьющей компании, зазвали в окно:

– Эй, «матросик»! Зайди, выпей, уважь поклонников – день рождения!

Так что в свое первое «звездное» утро проснулся «с бодуна».

«Усатый нянь» стал моим пятнадцатым по счету фильмом. Кастинг – огромный, проваливали пробы все претенденты. Это потом я узнал, что детки получили от режиссера ценное указание: «стоять на ушах». Мне было предложено войти в «клетку» – в комнату, где засели в засаде и ждали очередную «жертву» «отборные» трехлетние «бармалеи». Зашел. Увидел. Победил. Галдеж быстро прекратился. Дети – они ведь что любят? Игру. Вот я и начал с театральных этюдов, уровень первого курса. Несколько минут немоты, и в дверь просовывается озадаченное лицо режиссера Грамматикова:

– Что это вы тут делаете?!

– А мы, Владимир Алексеевич, рыб изображаем, работа на рефлексы…

Вообще, нелегко с детишками пришлось. На пробе мы проигрывали сцену: нянь одевает детей на прогулку. Ну как их, головастиков, одевают?! Откуда мне знать, своих-то еще не было и в проекте. Пока им руки-ноги куда-то там засуну, они мне усы оборвут! Всю съемочную группу замучили – каждые пять минут новый дубль. Пришлось пообещать усы тому, кто лучше всех будет себя вести. Дети стали шелковыми, усы в конце смены получил достойнейший. Потом я кое-как отрастил собственную жидкую растительность над губой.

«Обманных» приемов на тех съемках мы много придумали. Как заставить ребенка сыграть сцену? Для каждого отдельного случая – свой трюк, высвобождающий чистую эмоцию. К примеру, если мальчишка сидит в шкафу, и при открытии дверцы нужно, чтобы он засмеялся, следует открывать дверцу, зацепив ее за веревочку, только делать это как можно медленнее, чтобы в мальчишке скопилось нужное нетерпение… Ба – дверца открыта, ребенок смеется, камера работает.

С первых же кадров стало понятно, что сценарий – побоку, детям на него просто-напросто начхать. Тем более что они и читать-то не умели. Много позже, помню, решил я ставить в своем театре Луны «Мэри Поппинс» с участием детей из студии «Маленькая Луна». Прихожу на читку, застольный период, все как обычно.

– Ну, давайте по ролям.

А звезда наша – пятилетняя Сонька, говорит:

– Дядь Сереж, мы читать не умеем!

Пришлось сначала с ними азбуку осваивать…

Так что с детьми про сценарий надо сразу забыть. Дети воспринимают только сказку, вот и плетешь-городишь вокруг да около, выплываешь только на сообразительности. Сейчас много «методик» появилось, а в то время съемки Грамматикова оказались новшеством в советском кино. Приходилось играть на полу-импровизации, фактически без текста, когда каждый ребенок творит что-то свое, то заснет на ходу, то из кадра выйдет:

– Куда ты!?

– Писать хочу.

И стоишь – как вратарь на воротах.

Работалось весело, команда собралась юморная. В сцене, где мой герой «бузит» перед народным контролем, на стенде наклеили плакаты: «Бой котам!», «Не пейте сырой воды!», «Смерть мухам!» и так далее – без шуток фильм просто не состоялся бы.

И вдруг в финале меня срочно призвали в настоящие солдаты, голову обрили, в гимнастерку одели! Недоснятый фильм мог лечь на полку, запал перегорел бы и пиши – пропало… Выручил дед Татьяны: маршал Василевский лично позвонил кому-то, и меня из армейской казармы моментально вернули на съемочную площадку.

Фильм принес сумасшедшую популярность, сравнимую разве что с известностью «Шурика» – Александра Демьяненко. Плакатами с моим изображением были оклеены все улицы Москвы, триумфальное шествие картины состоялось во всех кинотеатрах страны… Но образ дал столько же, сколько и отнял: много хороших ролей ушло к другим актерам, а мне на всю оставшуюся жизнь досталось амплуа разбитных «Вась» в пролетарских кепках…

Когда «Усатый нянь» вышел в прокат – начался ужас. Домой я приходил с толпами – сотни две – детей и их родителей. Окружали меня как фрица под Сталинградом. Конечно, из-за безмерной народной любви я испытывал не только неудобства: лет пятнадцать на «волне» того успеха выступал с концертами на творческих встречах. А уж что такое «творческая встреча с артистом» в те незабвенные времена – это надо знать…

«Усатый нянь» оказался в пятерке самых кассовых советских фильмов. Нас с Натальей Варлей, исполнительницей главной роли в «Кавказской пленнице», даже награждали каким-то специальным дипломом за участие в фильмах, собравших миллион зрителей в первый месяц проката. Сейчас у этих двух картин число зрителей приближается к двумстам миллионам. Если советское здравоохранение и просвещение всей страны фактически содержалось за счет киноиндустрии, то половину бюджета точно обеспечила продажа «Усатого няня» и «Кавказской пленницы».

Приезжаем в какой-нибудь крупный город с творческим вечером – в городе останавливаются заводы, красная дорожка, «Волга» от Горкома партии, пионеры в небо выпускают голубей, стихи читают приветственные, банкеты, персональные экскурсии, любая прихоть… Даже, бывало, автомобиль вместе со мной на руках носили. Полные стадионы собирал. В кинотеатры очереди километровые стояли. Голливуд плачет в сторонке от зависти… Дело ведь не в гонорарах – мы были идолами, кумирами, небожителями… И при этом оставались людьми, каждый со своей слабостью…

Потом пошли «Будильники»: «Прекрасно, если вам с утра воскликнуть хочется «Ура!»… Мы с Ириной Муравьевой делали мини-мюзиклы на тему сказок. И была в передаче особая рубрика – «мультлото», дети присылали письма с заявками, а ведущие наугад вынимали по письму и заявки исполняли. Мне на телевидение приходили мешки с письмами. Случались и казусы – вынимаем из груды письмо, а в нем такая заявка: «Покажите артиста Сергея Проханова с голыми женщинами!».

Я попал под «обстрел». У славы всегда есть «темная» оборотная сторона.

Появились тысячи поклонниц, девушки писали признания в любви, где только можно: на стенах подъезда, на асфальте, на стекле машины. Доходило до грубых сцен, случались и угрозы. Честно говоря, не знаю, как Таня это выдерживала. Но выдерживала, вида, что ревнует, не подавала. Закалка-то у нее дедовская, военная. Несколько раз доходило до того, что мне становилось за жену страшно…

У Тани плохо со зрением с молодости. Это сейчас все линзы носят, и не поймешь, что человек чуть подслеповат. А в то советское время, когда мы «женихались», люди носили обычные советские очки. Таня их, как многие молодые женщины, не любила. И вот однажды идем мы по Комсомольской площади, я засмотрелся на витрину, отстал немного. Поворачиваюсь, чтобы ей что-то понравившееся показать, и вижу странную картину: моя Татьяна подходит к какому-то молодому человеку, спокойно обнимает его, берет за руку, прислоняется к его плечу. Я остолбенел. Стою, как пружина, наблюдаю буквально в двух шагах от них. А они – ноль внимания на меня! Думаю, откуда этот мужчина?! Жена-то, вроде, моя! Что за отношения между ними? Что за наглые и беспардонные проявления чувств?! В общем, стою, понимаю, что я крайний и лишний при такой-то нежности моей жены к другому… Оказалось, она просто перепутала меня с прохожим. Тоже засмотрелась на витрину и – цап! И только через какое-то время поняла ошибку. Взглянула на него – мол, я с тобой разговариваю! Присмотрелась – а рядом чужой парень стоит. Тоже, бедняга, ничего не понял, аж побледнел, мало ли что ему в эти минуты подумалось! Ему еще повезло, что я не резкий гуманный человек.

Первые годы мы с Таней очень хорошо жили. Она училась в МГИМО, я заканчивал Щепкинское. Бегали на спектакли, на вечеринки к друзьям, ей нравилась моя компания, она очень увлеклась театром и кино. Помогала мне роли разучивать: я иду по своему тексту, а она мне реплики за всех персонажей выдает. Со слуха у меня всегда запоминать лучше получалось…

Сниматься приходилось много, не меньше четырех картин в год да плюс эпизоды. Снимался, не отказываясь практически ни от чего. Как-то за пятнадцать дней в несколько кругов снялся сразу в четырех картинах: Прага – Минск – Феодосия – Москва, только по ассистентке понимал – какой фильм. Но так было нужно. Работа есть работа. Мой типаж «обаяха-рубаха-парень» оказался на советском экране чрезвычайно востребованным.

Я понимал, что актер без съемок ничего не стоит и «выныривал» на съемочные площадки в театре точно так же, как до этого – в театральном училище. Кого-то уламывал, кого-то рублем подкупал, чтобы «прикрыли». В конце концов, «марку держать» нужно было и в глазах Таниной родни. Я делал подарки, был добытчиком. А времечко-то какое стояло! Всеобщий дефицит. Так что частенько случалось в отдельных «консервных» местах показывать себя перед какой-нибудь тетушкой-«завскладом» и обаятельным, и народным, и остроумным. Я «расцветал» как по команде, шутил, пел и балагурил. А за это получал ящик мандарин… Не только я… И Хазанов, и Леонов – всем приходилось с Олимпа спускаться за товарами народного потребления: заведующие магазинами и складами о ту пору были птицами высокого полета. Все – из-под полы, из ветеранских загашников. В общем, это были вынужденные малоприятные вещи. Но из песни слов не выкинешь…