Александр Петрушкин - Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов

• Название: Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов
• Автор: Александр Петрушкин
• Жанр: Поэзия

В книгу «Кожа» вошли стихотворения уральского поэта и литературтрегера Александр Петрушкина, написанные в период с 2000 по 2017 год.

---

«Январь. Снег, тающий изустно …»

Январь. Снег, тающий изустно —
посмотришь влево или вправо —
уйди, бес – здесь в теплушке, грустно —
метла, словесная подстава.

И держит нас в себе отрава,
и голос, вытянутый в эхо
рубца – и тот, который справа,
когда мы слева.

Подчеркнут снегом подоконник —
и ты под ним стоишь курсивом,
когда трещит под словом тело
или душа невыносима.
(2004)

«Такой, блин, Мандельштам, родные дуры…»

Такой, блин, Мандельштам, родные дуры,
дрянные пули, тараканьи виски,
коньяк межбочковой и дойчен-курвы,
крапленая квартира и ириски.

Такая неистория, такая,
ты не поймешь ни черточки, ни брови —
не отрицай меня, когда у края
меня никто, и ты, не остановит.

Такой сегодня снег, твоя-моя кривая,
татарский мальчик, россказни Казани,
касательная речи или лая,
и балалайки с домрой на казане.

Такая встреча без купюр и смысла,
как дождь без кожи и царапин с дрожью —
чирикнет облако, когда вода провисла,
и Мандельштам летит по бездорожью.
(2004)

«Вот, и аукнулось то, что неписано было …»

Вот, и аукнулось то, что неписано было —
иероглифы и погремушки устроят пургу на столе —
зазвенела тень, в Dos погружаясь, по бабски провыла
и присела со смертью, растить мое слово, в золе.

Ни фига же себе – такая феня-морока
перекликать гальку с песком и Оленьку с Зиной —
ничего о пороке, ничего, кроме порока —
переводим отсюда порох на пряники с глиной.

Повезло-развезло, что аукать свое бездорожье,
двуязычье срамное родных ЧилябИнских козлов,
что покрыться гусиным пером и дырной рогожей,
только сколько бы не был с з/к
– все равно говоришь про любовь

Вот, и жизнь не прошла, потому что неписано было —
проскользил по стекляшке споловиненный гвоздик нержавый,
вот, и жизнь погружает нас в Doс, тот который навила —
я стою без любви, у стены, у великой державы
(2004)

«В моем бездарном камланье потомка мордвы и манси…»

В моем бездарном камланье потомка мордвы и манси
отыщется много разных, забытых с рожденья вещей.
Так не начнется январь. В полуподземном приходе
стою, как слог осознавший, что он от зачатья ничей:
в этой густой полумгле – расщелин крысиные морды
нам отворяют воздух, чтобы учились дышать —
руки его слепы, вежды черны или стерты,
и забываешь, пробив скорлупу, как твою звали мать.
Но этот тихий ангел епископальных психушек
нас не найдет во тьме – и только наполнит ее:
попробуем сосчитать, сколько под кожей кукушек,
сколько прощеных женщин в нашей лимфе плывет.
И прогибаясь в хорде, станешь причиной дрожи,
скользящей по постной иглы бронзовым позвонкам:
услышим ли этот крик разорванной небом кожи?
узнаем ли спуск под воды по дверным косякам?
Только не говори, не открывай глагола,
не отверзай пространство или зыбкое время,
чтобы хватило на зобку неутоленного плача,
чтобы нас укрывала, прощаясь с бесстыдством, темень.
Так и прядаю нити из незамерзших топей
Скрипа и торфа – эта телега всегда – на дюйм от тебя – пуста.
Выучим мертвый язык, чтоб говорить вместо мертвых
И узревать, как вскипают от холода наши уста.
И не оспорь меня как фруктовую жертву:
смотри, как в тебя втекает с порезанных пальцев нить
соков уже не моих и не твоих – то есть младенцев третьих.
Стикс покидает тело, чтоб тело не осквернить.
В осколке моей темноты ищет ладошка буквы,
потраченные в сокасанье воздуха и языка —
пусть тебя не встревожит запах горячей клюквы,
в которую бабочкой смотрит из лимба слепой косарь.
(2004)

«Недосчитанный город – с этой секунды уже только град…»

Недосчитанный город – с этой секунды уже только град
пролетающий – ангелу, падшему в топи – отверстое горло.
Начинается чтение тел, оставляющих души —
это то, что движение пальцев твоих в мое воскресение втерло.
Это дата моя и чужая растянута в средневековье
от костров к телескопу, с троеперстья к скудеющей сводне.
От такой ли родни ты укрыться хотел в нелюдимой пустыне?
Или так роженица взлетает из рук к распаленной любовником сходне?
Если ты понимаешь, что я говорю – значит, даты не помнишь:
не родишься ангелом – значит, китайцем семьсотым
это тонкая дрожь пробегает сквозные надбровные вены, как обжиг.
Надвигается тьма из рассвета птенцом желторотым.
Там приколоты к твердой воде тату из морфия и героина.
Не оспоришь себя, если ставишь на зарытые в торфе тропы:
это только размазана между пальцев и свита в безвременье глина,
это колет водица соленым колодцам полые стопы.
Поднимаешь глаза, чтоб увидеть нас в зрачке бога, как снег,
по тоннелям бредущий его неуклюжей походки —
это полая радость из зарукавных холодных огрех,
это свет от вечери, продетой сквозь сходку нити с иголкой.
Отвердевшая прядь безруких божков из до-верья,
где кидает нас маятник стремных времен в лабиринт пустоцвета,
открываешь ли двери в себя или только преддверье —
но всегда, просыпаясь, вдыхаешь осколок от света.
(2004)

Поплавский

Смертно жизнь посмотрит в тело,
Излетая вертикально:
Непрописанный на белом —
Проживает на вокзальном —

Али в воздухе, али в горном —
Небом тонком – коридоре
Стерты сроками предлоги —
Героин горит на воре.

Ни фига себе разлука! —
Вот те дата, фот те фатер-
Land – сгрызут ее, как булку —
Только тело выйдет матом.

Смертно жизнь залита в гвозди —
Это в смысле неотвратно
Вдох заходит к связкам в гости,
Чтобы истекать обратно.

Ненарочно, как расплата,
приподнимет вера корку —
мы приходим вверх из ада,
чтобы вниз построить горку.

Иглы-четки, блин-поэты
Расползаются под снегом.
Был Поплавский, да весь вышел
Поплавком над грязным смехом.

Ничего себе молчанье
И для голоса обертка,
И Каренина-блядь-Аня…
Нянька-мамка, где же водка?

Выпьем все. Из колыбели
Всяко дело выйдет в матку,
И гондоны тьму посеют,
Чтобы тройкой мчаться в Сатку.
(2005)

«Жалуется на холод Овидий и иже с ним и …»

Жалуется на холод Овидий и иже с ним и —
Зрение здесь ни о чем не подскажет, а молвишь и дату вынешь
В эту Румынию, то есть потерянное колено Иерихона.
Смотришь в упор и распустилась вена.

И не родится дочка приплюснутого Мордехая —
Вскоре завоют суки и приближенье стаи будет растянуто в рельсы —
Скорбные, как колеса. Сверстанным в память лицам
Не сможешь задать вопроса.

И никого не жаль. И нет ни Афин, ни Греций
Как речевой оборот встретившись с Телемахом в Одессе
Овидий жалуется на холод – который живет в его Лизе и рвется последний слог
К придуманной им отчизне.
(2005)

Бессмертие

Выбывая из пая причудливых метаморфоз —
Что, Овидий, все спишь на карпатских небесных краях? —
На ладонях – все слово, которое вынести нес,
На чернилах же – ночь, что свои надкусила края:
Если спать – то и видеть продавленный телом мороз,
Чтоб впечатать Гомера в заносчивый ритм снигиря.

И – пройдя половину иль треть мне приложенных лет —
Неприлежно зубрить эту азбуку мертвых племен —
Опускаться не ниже, а выше – туда, где надломленный свет —
Вьет гнездовье себе – из пристрельных на имя – времен,
Выбирая небритой щекой пошрамнее кастет
Или нашему сраму, Овидий, подобный урон.

Что, Овидий, все спишь – не свои – отпуская – слога
Под водою небесной? Как рыба – глотаешь словарь?
Опускается ночь ниже нас – не по мере туга —
Как дорогу сдержав – на плечо приспускается тварь
И связует – раскольные днем от людей – берега,
И в охоту смотреть, уподобившись камню – как встарь

Ты смотрел. Вот, и я – отбываю в страну – без вещей —
С Энеидой в подмышке, с ненужным другим языком —
С папиросой в зубах – состоя из просторных щелей —
Сокращая пути – как в лавины обрушенный ком.
Если спросится: кто? – отвечай – по наитью – ничей —
До конца – до избытка изнанки – извергнутым ртом.

Что, Овидий, не рано ли видим нам – в сумраке – лес
Из – скороченых в тени – людей или призраков их? —
Если спрошено – значит отвечено – значит отвес
Отклонился на сторону речи – как птичий чирик —
Значит, зрит из бумаги – на нас поделенный порез —
Как ни странно – в разрыве своем – съединивший двоих.

Нас с тобою, Овидий, пристрочит к реке назывной мошкара —
Это дальняя Припять – за длинным туманом приходит сюда.
Что не спится, скорее, причина – нежели ноль. До утра —
Говорит себя «нет» – за личиною скрывшей нас «да» —
И себя о (т) пускает из неба, как смер (ч/ш) и гора —
Или ода звучит – как собой, захлебнувшись, вода.

То не утро зарится на твой занавешенный дом —
То плутоново царство – к речей виноватым соскам —
То все девять кругов притекают во фразы гуртом,
Как вина расстоянья – отчего то подвластного нам.
А щенячий восторг все летит из бумажных сторон —
Обжигая обратную ересь остывшим губам.

Что, Овидий, похлебка густа?.. – в смысле: изгнана речь —
Вместе с нашей одеждой, что свалена мертво в углу,
Отбывая оттуда, откуда бы надо истечь —
По-младенчески – с утренней жаждой – в отцово «агу» —
Переправить нельзя – от того, и приходится лечь
В свой – насмешливый – полуязык, из которого спешно реку.
(2006)

«половина света половина тьмы…»