Сборник - Тайна смерти Горького: документы, факты, версии

• Название: Тайна смерти Горького: документы, факты, версии
• Автор: Сборник
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-099077-1

До сих пор не найден ответ на вопрос: как умер Горький? Была ли это естественная смерть от пневмонии, как это зафиксировали в официальных документах, или писателю «помогли» умереть? Приверженцы обеих версий разделились на два лагеря. Документы по истории 1930-х годов, появившиеся в печати за последние годы, не способствовали установлению истины, но множили легенды и мифы о смерти Горького.

Начало десятилетия оказалось для писателя поистине роковым. Вынужденный из-за перенесенного туберкулеза проводить зимы в Сорренто Горький плохо переносил изнурительные переезды обратно в Москву. Усугублялись семейные неурядицы. Тяжело сказалась на здоровье трагическая смерть сына. В окружении чуждых ему людей Горькому было почти физически неуютно. Все это подтачивало силы.

Собранные в книге документы и свидетельства, подготовленные специалистами-филологами, позволяют взглянуть на смерть писателя с разных сторон, глазами людей, окружавших его в последние недели и дни жизни. Этот беспристрастный подход позволит читателю сделать собственный вывод о том, как ушел из жизни Максим Горький.

---

Дело, однако, было не в чувствах, которые с его стороны уже угасли, а с ее – вряд ли существовали. Речь шла о той части архива, которую Горький, окончательно уезжая из Сорренто, оставил на хранение Будберг. После смерти М. Пешкова и убийства Кирова писатель потребовал вернуть чемодан. Будберг приехала в апреле 1936 года, когда писатель был еще здоров и жил в Тессели. Об этом свидетельствует Черткова, находившаяся постоянно при писателе. Рукописей Будберг не вернула, поэтому при свидании разразилась ссора. Она сразу же отправилась в Москву и вновь приехала лишь к умирающему Горькому. Сидя рядом с ним в черной одежде, она, несомненно, знала, что он умирает, и добивалась от него завещания в свою пользу – на гонорары от зарубежных изданий.

А что же Сталин? Вождю явно было нужно что-то узнать у писателя. 10 июня в 2 часа ночи он вновь приехал в Горки. Горький спал. И хотя Левин предложил разбудить больного, Будберг воспротивилась. Ее поддержали профессора Ланг и Кончаловский. Сталину было сказано, что писателя нельзя беспокоить. 12 июня, когда Горький, оправившись после кризиса, чувствовал себя довольно хорошо, Сталин и Ко приехали в третий раз. Будберг ушла из комнаты, но подслушивала у дверей. Она вспоминает, что Горький «сперва заговорил о работе Шторма по истории крестьянства, а потом перешел к положению французского крестьянина» [168]. Посетители вышли через восемь минут: разговор не состоялся. Горький был «застегнут на все пуговицы», просил О. Д. Черткову записывать даже его предсмертный бред. В эти дни он почти не спал, держась в сознании гигантским усилием воли.

Чего добивался от него Сталин? Сведений о заговоре против него, который готовила оппозиция? Тех бумаг, которые хранила Будберг? Говоря о рукописях, за которыми шла охота, И. М. Гронский обмолвился в 1963 году: «… мы их и сейчас не имеем – он уклонялся от разговора. Мы пытались выяснить, но до сих пор не знаем, куда они ушли и у кого находятся. Если бы мы знали, мы бы их купили» [169]. Горький действительно уклонялся от разговора об архиве, не давал никаких распоряжений и не оставлял завещания. 15 июня Кошенкова испугал анонимный звонок: «Вы что сидите на Никитской. Помогайте!» И перед тем как положить трубку, незнакомец еще добавил: «Сволочи!» [170] В эти дни врачи окончательно потеряли нить болезни. События разворачивались стремительно. 16 июня Кошенкова озадачил звонок из Кремля: «Телефон Горького? – Да. – Что, достигаете желанного, подлецы?» Испуганный комендант позвонил в Горки. В 12 часов ночи к аппарату подошла Н. А. Пешкова: «Передайте всем, у нас хорошо» [171]. А утром 17 июня у Горького хлынула горлом кровь.

В официальном медицинском заключении о смерти А. М. Горького говорится о гриппе, который осложнился впоследствии катаром верхних дыхательных путей и тяжелой инфекцией, о чем свидетельствовали «повторные исследования крови». Смерть наступила «при явлениях паралича сердца и дыхания» [172]. Загадку смерти писателя помогли разгадать два любопытных документа, вклеенных Л. Г. Левиным в «Историю болезни Пешкова Алексея Максимовича», заведенную в Кремлевской поликлинике под № 631. Первый из них помечен 8 июня, т. е. написан в тот день, когда Горького чудом вернули к жизни. Это обращение заведующего консульским отделом СССР во Франции П. И. Бирюкова начальнику Лечсанупра Кремля И. И. Ходоровскому с предложением использовать для лечения больного «сыворотку против гриппа», разработанную в Париже врачом Онг-Гвае-Свяном. Он писал: «Врач этот работает в госпитале Бруссе и аттестуется людьми, которым мы доверяем, с самой хорошей стороны, как человек, симпатизирующий Советскому Союзу. Поскольку дело это срочное и мы сами разобраться здесь в качествах предлагаемой сыворотки и возможности ее использовать – не в состоянии, направляю Вам 9 ампул предложенного нам лекарства на Ваше усмотрение» . К письму была приложена записка Онг-Гвае-Свяна на французском языке с объяснением способа употребления сыворотки.

Из воспоминаний Кошенкова мы знаем, что множество врачей обращались с предложением помочь умирающему писателю, но всем им отказывали. Не странно ли, что методу лечения гриппа (а диагноз, поставленный Левиным с самого начала болезни, был именно «грипп, осложненный бронхопневмонией») никому не ведомого, а возможно, и несуществующего голландского гражданина китайца Онг-Гвае-Свяна была дана зеленая улица?

Сыворотку доставили в СССР и, по-видимому, ввели Горькому. Иначе зачем было Левину вклеивать эти документы в историю болезни писателя? Не после этой ли инъекции в клиническом диагнозе появилась запись «Инфаркт легких (?)»? Не с этим ли связан странный телефонный звонок из Кремлевки, который так озадачил Кошенкова 16 июня: «Что, достигаете желанного, подлецы?» В историю болезни вклеен еще один документ, датированный 26 июня 1936 года, т. е. через восемь дней после смерти Горького. Это служебная записка за подписью заведующей кремлевской лабораторией Боровской, направленная начальнику Лечсанупра Кремля Ходоровскому. В ней говорится: «Полученная из Парижа сыворотка от больных, выздоровевших после гриппа, в количестве 9 ампул, была проверена на стерильность и безвредность. Из одной ампулы был сделан контрольный посев на различные питательные среды, которые остались стерильны. Для проверки на безвредность 10 к. были вспрыснуты подкожно морской свинке, которая осталась здорова» [173]. Зачем понадобилось делать проверку французской сыворотки после смерти писателя? Не потому ли, что 25 июня Левин приобщил к истории болезни письмо Бирюкова, записки Онг-Гвае-Свяна и служебную записку Боровской, сделав помету: «К истории болезни тов. М. Горького. Л. Левин. 1936. 25/VI». Не зря Горький так тепло отозвался о нем в предсмертных записях: «Замечат<ельно> симпатичен др. Левин» [174]. Ведь благодаря ему раскрылась тайна «умерщвления» писателя.

В записях Кошенкова постоянно фигурируют фамилии 17 врачей, которые лечили Горького. Среди них «кремлевский доктор» Л. Г. Левин, Г. Ф. Ланг, А. Д. Сперанский, Н. Е. Лебедев, М. П. Кончаловский, М. Ю. Белостоцкий и др. После 8 июня у постели больного появился Д. Д. Плетнев. Они представляли две разных медицинских школы: традиционную и новаторскую. К последней принадлежали сотрудники Института экспериментальной медицины (ВИЭМ), возглавляемого Л. Н. Федоровым. Противоречивые разговоры по дороге из Горок и в доме на Никитской, которые записывал комендант, свидетельствуют, что единства мнений у врачей не было. Они делились на тех, кто верил, что можно спасти пациента, и тех, кто постоянно твердил, что он обречен. Начиная с 14 июня врачи окончательно запутались в своих оценках, создавалось впечатление, что лечат вслепую. С 13 июня, когда состояние больного снова ухудшилось, консилиум (Л. Левин, Д. Плетнев, М. Кончаловский и Г. Ланг) созывался ежедневно. И хотя все эти доктора, как доказала авторитетная комиссия экспертов в 1984 года, абсолютно неповинны в смерти Горького, зловещая тень убийства была брошена на «врачей-отравителей» не только на процессе 1938 года. Даже Крючков после смерти писателя признался: «…если бы не лечили, а оставили в покое, может быть, и выздоровел бы» [175].

Итак, это была тщательно разработанная имитация естественной смерти («смерть от болезни»), которую не раз применял «фармацевт» Ягода и его сообщники в 1930-х годах. В секретной лаборатории ОГПУ-НКВД хранились не только яды, но и вакцины разных болезней, в том числе детских, которые могли вызывать у взрослых «естественную» смерть. Тайна смерти Горького оставалась до конца ХХ века непроясненной, пока не появились новые документальные материалы из архивов Президента РФ и ФСБ. Ставшие известными сведения о деятельности оппозиции и антисталинских заговорах заставили по-новому взглянуть на последние годы жизни Горького. Комиссия по реабилитации незаконно репрессированных много лет спустя документально установила невиновность врачей, лечивших его, но не реабилитировала Ягоду и его помощников. Можно сказать, что возбудителем болезни писателя, по-видимому, была вакцина из лаборатории ОГПУ-НКВД. Не слишком опасная для молодых здоровых людей и даже детей, она была смертельна для изношенного старческого организма, разрушенного туберкулезным процессом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока», рассмотренному Военной коллегией Верховного суда СССР 2—13 марта 1938 г. М.: Международная семья, 1997. С. 24. Далее ссылки на это издание даются в тексте книги: Судебный отчет и страница. Первое издание «Судебного отчета по делу антисоветского “право-троцкистского блока”» оперативно, в том же 1938 году, выпустило Юридическое издательство НКЮ СССР. Ход процесса широко освещался в советской печати, стенограмму печатала «Правда», а также другие газеты.