Нильс Кристи - Охранники концентрационных лагерей. Норвежские охранники «Сербских лагерей» в Северной Норвегии в 1942-1943 гг. Социологическое исследование

• Название: Охранники концентрационных лагерей. Норвежские охранники «Сербских лагерей» в Северной Норвегии в 1942-1943 гг. Социологическое исследование
• Автор: Нильс Кристи
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906910-10-3

В 1942 году нацисты отправили около 4,5 тысяч югославских заключенных в концентрационные лагеря в Северной Норвегии. Когда война закончилась, в живых оставалась лишь одна треть. Некоторые ужасы концентрационных лагерей стали общеизвестны. Обнаружились непостижимые вещи. Геноцид. Массовые уничтожение людей. Нацистские монстры. И не только нацистские. Охранниками в этих лагерях служили и норвежцы. Многим из них были после войны осуждены за жестокое обращение и убийство заключенных.

Как это оказалось возможным? Может быть, эти люди были психически ненормальными, монстрами? Или это результат действия ненормальных социальных систем и отношений? Нильс Кристи подробно разбирает это в своей магистерской диссертации, вышедшей в виде книги в 1952 году. Сегодня, спустя еще более полувека, ответ на эти вопросы предстает в еще более мрачных тонах.

Явления в духе Холокоста многими считаются закономерными результатами развития нашей цивилизации.

---

«У многих агрессия против гестаповцев находит свое выражение в снах, когда заключенный во сне мстит им. Интересно отметить, что причиной мести заключенного – если оказывалось возможным найти определенную причину, – чаще всего было какое-то маленькое издевательство и никогда не чрезвычайное переживание. Автор записей… с удивлением обнаружил, что наиболее шокирующий опыт не попал в сны. Он спрашивал многих заключенных, не снился ли им транспорт, и не оказалось ни одного, кому это приснилось. Отдельные гестаповцы, совершившие незначительные прегрешения, вызывали гораздо более глубокую и сильную агрессию, чем те из них, кто проявил особую жестокость» (5, с. 433).

Причина такой различной реакции на трагичные и обычные события заключается, по мнению Беттельгейма, в следующем: События, которые могли бы вписаться в нормальный опыт заключенных, то есть в их прежний жизненный опыт, вызывали обычную, вполне нормальную реакцию. На эти события они реагировали так же, как бы сделали это в своей жизни на свободе. Когда же событие полностью выходило за рамки их прежнего жизненного опыта, то есть было не только более оскорбительным, а чем-то совершенно новым и немыслимым, то заключенные реагировали по-иному.

Нам нет необходимости размышлять о том, правильно ли Беттельгейм объясняет причину различной реакции. Для нас важно само указание на различия в реакции, а верно ли его объяснение, не имеет значения. Следует отметить, что, согласно Беттельгейму, после длительного пребывания в концлагере разница в реакции исчезала.

Инфантильность

Долговременное пребывание в концентрационном лагере вызывало, очевидно, у очень многих заключенных регрессию к более инфантильному поведению. Здесь Бруно Беттельгейм использует тот же самый принцип для объяснения, как и выше – с заключенными обходились как с детьми, и поэтому они возвращались к инфантильной реакции. Однако и здесь важно изложить само наблюдение:

«Уже указывалось на то, что даже во время транспорта заключенных мучали так же, как жестокий и деспотичный отец мог бы мучить беспомощного ребенка. Следует также добавить, что заключенных подвергали унижению с помощью методов, характерных для ситуаций с детьми. Зачастую им ничего больше не оставалось, как наделать в штаны. В лагере процесс испражнения и мочеиспускания строго регулировался. Этот процесс был одним из важнейших событий и довольно подробно дискутировался. Если кому-то из заключенных надо было в туалет в течение дня, они должны были спрашивать разрешения охранника. Создавалось впечатление, что обучение правилам туалетной гигиены повторяется еще раз. Видимо, охранники забавлялись и упивались своей властью давать или не давать разрешение на посещение уборной… Заключенные жили, как дети, в моментальном настоящем. Они как бы не ощущали хода времени и не были в состоянии планировать свое будущее. Они не могли отказаться от моментального удовлетворения потребностей, чтобы получить более сильное удовлетворение позднее. Они были не в состоянии устанавливать продолжительные отношения. Дружба возникала так же быстро, как и исчезала. Подобно подросткам, заключенные дрались друг с другом, говорили, что больше не хотят видеть друг друга или разговаривать друг с другом, а через минуту вновь были закадычными друзьями. Они хвастались, рассказывали истории о своих достижениях в прежней жизни, о том, как им удалось обмануть начальников или охранников, или как они прогуливали работу. Подобно детям, они нисколько не стыдились, когда оказывалось, что они соврали о своих подвигах» (5, с. 445–446).

Бруно Беттельгейм пишет также, в чем он видит связь между этим пунктом и различной реакцией на «пустяки, обыденность и трагедии»:

«… Создается впечатление, что когда заключенного ругали, били и изводили «как ребенка», а он, подобно ребенку, не был в состоянии защищаться, то данная ситуация способствовала пробуждению у него образцов поведения и психологических механизмов, характерных для ребенка. Подобно ребенку, он был не в состоянии связать обращение, которому подвергался, с гестапо в целом и ненавидел отдельных гестаповцев. Он кричал «уж я ему покажу», хотя сам прекрасно знал, что это невозможно. Он не мог выработать объективной оценки, которая позволила бы ему рассматривать свои страдания как незначительные по сравнению с другими переживаниями» (5).

В статье «Some aspect of concentration camp psychology» («Некоторые аспекты психологии заключенных концлагеря») Пол Фридман отмечает, что инфантильная зависимость оставалась характерной чертой заключенных в течение долгого времени после их освобождения (15, 604). Лисе Бёрсум также затрагивает эту тему:

«Все это действовало на нас подобным образом. Все люди, весь шум и крик, передергивания плечами и отрывистые движения. Когда мы вышли из бани, то почувствовали себя как бы голыми и беззащитными. Я не знаю, было ли это ощущение у остальных, но я чувствовала себя неуверенно, как будто снова стала школьницей, глупой, некрасивой и несчастной. Все надо мной смеялись и издевались, а я попадалась на удочку. Как будто вся уверенность, которой я добилась в течение всей жизни, вдруг исчезла, и я осталась стоять ненакрашенной и раздетой. Одежду у меня отобрали, надели униформу с нашитым номером. Куда-то пропали мои знания немецкого языка, и я не могла связать и двух слов. Когда меня спрашивали, я не могла дать ясный ответ. Возможно, то была реакция на содержание в битком набитой камере. У меня будто крыша поехала, и я побила все рекорды, теряя самые важные вещи – зубную щетку, мыло, мочалку и полотенце. Впрочем, другие тоже на это жаловались» (9, с. 86–87).

Следующий пассаж из статьи Бруно Беттельгейма подтверждает предположение о том, что подобная регрессия не была единичным случаем, а поразила многих. Вот что он пишет:

«Автор выдвигает мнение о том, – частично основанное на самонаблюдении, частично на беседах с некоторыми другими узниками, осознавшими, что с ними происходит, – что подобная регрессия не могла бы произойти, если бы она не поразила всех узников. Заключенные не посвящали друг друга в свои грёзы и мечтания или семейные дела, просто одни заключенные утверждались как группа, противостоящая другой группе – людей, протестовавших против отклонения от нормального поведения взрослого человека. Тех, кто не хотел впадать в инфантильную зависимость от охранников, обвиняли в том, что они есть угроза общей безопасности. Это обвинение не было беспочвенным, ибо за непослушание отдельных членов гестапо наказывало обычно всю группу. Поэтому регрессия к инфантильному поведению была неизбежна и более вероятна, чем другие типы поведения, навязываемые заключенным жизненными условиями лагеря» (5, с. 444).

Психоаналитик Эдит Якобсон утверждает то же самое:

«Внезапно и совершенно неожиданно человек воспринимает самого себя всеми покинутым, он чувствует себя маленьким беспомощным ребенком, который цепляется за остатки своего Я, чтобы бежать от угрожающих примитивных реакций. Неизбежно происходит частичная или более обширная регрессия к ранней инфантильной стадии развития. Генитальная организация рушится, и у всех заключенных в первые дни содержания в тюрьме происходит прорыв анального или особенно орального импульсов… Унизительное обращение, тот факт, что у тебя отобрали все твои личные вещи, особенно очки, усиливает ощущение страха и ускоряет регрессивные процессы… В первый день заключения некоторые женщины беспрестанно плакали по своим матерям, другие взывали к своим покинутым детям, зачастую явно не осознавая трансформацию собственного инфантильного желания получить защиту…» (18, с. 345).

Как считает Якобсон, охранники способствовали обострению такого развития:

«Об этой женщине-капитане были наслышаны во всех тюрьмах, она прослыла маньячкой и садисткой с дурацким стремлением все время разговаривать. Она отличалась двойственным отношением к заключенным. Своим тираническим поведением она доводила их до отчаяния, и в то же время относилась к ним как к «детям, забота о которых на нее возложена». Она постоянно заступалась за них, как будто думала, что они подвергаются несправедливому обращению со стороны других. Ее отношение к заключенным напоминало отношение матери-тирана, стремившейся доминировать над детьми, и эта черта за долгие годы работы стала характерной чертой ее личности» (18, с. 352). (Смотри также комментарий к статье Э. Якобсон).

Некоторая регрессия к инфантильности наблюдалась, по-видимому, даже у заключенных, живущих в относительно благополучных материальных условиях. Так, Одд Нансен, находившийся в 1942 г. в лагере в Северной Норвегии в сравнительно хороших материальных условиях, писал в своем дневнике следующее:

«… Некоторые недовольны порученной им работой: они смотрят на тех, у кого работа легче, и их охватывает зависть. Иного не дано. Почему у него это есть, а у меня нет? Они совсем как малые дети. Даже те, которым уже за шестьдесят. Кто-то недоволен своей койкой – у других койки лучше, а к тому же, у других одеяла и простыни лучше.