Владимир Кунин - Дорога к звездам

• Название: Дорога к звездам
• Автор: Владимир Кунин
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016896-9

«Кошачьи детективы», «кошачьи романы ужасов», «кошачьи триллеры»... А вот как насчет «кошачьего авантюрного романа»? Перед вами — увлекательные приключения питерского кота Мартына, философа и умника, гедониста и казановы. Приключения опасные — исмешные, весьма озорные — и захватывающие дух. Криминальные истории, в которые поневоле втягивается Мартын, всегда запутанны и таинственны. Найти в этих клубках нить истины и вправду способен только кот! Потому что — не кошки ли испокон веку любили играть с клубками?

---

Все остальное произошло помимо моего сознания — в сотые доли секунды, выпрыгивая из-под опускавшейся на меня лопаты, я взлетел на гору каких-то ящиков, оттуда молниеносно сиганул еще выше — на крышу мрачной двухэтажной пристройки, а уже на крыще, в условиях относительной безопасности, я вновь обрел способность четко осознавать происходящее и видеть все вокруг.

Без ложной скромности должен признаться, что мне — автору всего этого «хипеша» и «халоймеса», как сказал бы Шура Плоткин, — вид сверху очень и очень понравился! «Картина маслом!» — добавил бы Шура, увидев...

...визжащего и катающегося по земле Пилипенко с разбитой головой и прокушенной ноздрей...

...разбегающуюся во все стороны разномастную Собачню...

...стремглав улепетывающего Котенка...

...и толпящихся вокруг Пилипенко растерянных Людей.

Вот только Бродяги не было видно нигде. Но за него я не очень волновался. Бродяга — Кот самостоятельный, стопроцентно уличный, а это очень неплохая закваска! Ему рассчитывать действительно не на кого, он сам о себе позаботится...

Пока я тщеславно любовался на творение лап и мозгов своих, я и не заметил, как из слухового чердачного окна — с одной стороны и по горе ящиков — с другой стороны на крышу влезли двое в замызганных серых халатах и стали меня окружать. Причем у одного в руках был точно такой же сачок, как и у Пилипенко!..

Запах от них шел — слов не подобрать! Меня буквально затрясло от ужаса!.. Я не знаю, как я это понял — но это был запах СМЕРТИ. Так пахли Убийцы. Мои Убийцы...

Я быстро огляделся по сторонам — положение практически безвыходное. Внизу — Люди, Васька с лопатой, уже запертые ворота, высокий каменный забор...

Забор... Забор!!! Ах, как он далеко стоит от крыши!.. Ох, не допрыгнуть мне!.. Ох, не допрыгнуть... А может, попробовать?.. Господи! Дай мне силы... И если останусь жив, клянусь тебе...

— Он, кажись, на забор целится, — сказал один Убийца другому. — Перекрой ему там кислород.

— Да куды он денется? — ухмыльнулся второй Убийца. — До забора ему в жисть не допрыгнуть...

А тут еще все Люди, стоявшие внизу вокруг Пилипенко, этот болван Васька, да и сам сволочь Пилипенко стали орать на весь двор: «Хватайте его!.. Заходите сбоку! Не упустите! Прекрасный экземпляр!!!»

И тут я вдруг решил — или я погибну сейчас, или докажу им всем, что я действительно ПРЕКРАСНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР! Я-то знаю себе истинную цену! Кто Вы — и кто Я?! Разве нас можно сравнивать? Вы же себе только кажетесь, а Я настоящий... Вы, в массе своей, очень мелковаты и неприглядны. За крайне редким исключением. В то время как Я...

Ну кто из Вас смог бы в одну ночь трахнуть четырех Кошек, да еще и не по одному разу?! Кто из Вас смог бы начистить рыло немецкой овчарке, превосходящей Вас в росте и весе раз в десять?! Кто из Вас может прыгнуть вверх вшестеро выше самого себя?.. Да я сквозь стены вижу! Я сотни тысяч запахов чувствую! Я в темноте — как рыба в воде!!! Я сто раз на день умываюсь и привожу себя в порядок, а Вас, грязнуль паршивых, не заставить ноги вымыть на ночь!..

Я Шуру Плоткина, когда он запил после развода с женой и чуть совсем не деградировал, к жизни вернул! Я его Человеком сделал! Сочинять заставил!.. Вы его статьи и рассказы читаете — ахаете, руками всплескиваете, засранцы, а потом, только потому, что он вроде меня — непородистый, то есть «нерусский», — «Жидом» или «Евреем» называете. А он в тысячу раз умнее Вас всех, которые сейчас стоят там внизу, валяются на земле и лазают за мной по крышам! Бляди Вы все! Вы еще не знаете, что такое ПРЕКРАСНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР! Смотрите, болваны!..

И я ПРЫГНУЛ!

Я никогда в жизни не прыгай так далеко! На какое-то мгновение мне почудилось, будто я парю в воздухе, будто бы какая-то таинственная и неведомая сила несет меня в пространстве и мягко опускает сверху на высокий институтский забор...

Но я реалист. Я не очень-то верю во всякие там мистические сверхъестественные явления. Поэтому я лишний раз утвердился в уважении к самому себе и к собственной теории — все силы мы черпаем в ЛЮБВИ и НЕНАВИСТИ.

Я ненавижу Предателей и Провокаторов, Пилипенко и Ваську, этих Убийц в серых гнусных халатах, пахнущих смертью...

Я люблю Своего Шуру Плоткина, Свой Дом, разных Кошек, приятелей Котов и хорошую жратву!.. Вот почему я смог прыгнуть так далеко, как не прыгал, наверное, еще ни один Кот в мире!

Даже мои враги там, внизу, ахнули!..

Верх институтского забора был широким и плоским. Через равные промежутки в него были забетонированы метровые железные штыри, торчащие в серое петербургское небо, а между штырями в три ряда была натянута ржавая колючая проволока. Судя по этим признакам, я подозреваю, что институт занимался не только мирной физиологией.

Я подлез под нижний ряд колючей проволоки и даже нахально присел на задние лапы — вроде бы я отсюда никуда уходить не собираюсь. Меня только кончик хвоста выдавал. Он нервно и непроизвольно метался из стороны в сторону, и я ничего не мог с ним поделать.

На мое счастье, из какого-то переулка на нашу улицу вывернул громадный грузовик с длиннющим синим очень высоким фургоном и, набирая скорость, помчался мимо ворот института.

Прыжок с забора на проносившийся мимо меня брезентовый фургон был уже просто детским лепетом и ни в какое сравнение с предыдущим рекордным прыжком идти не мог.

Как говорится, за этот прыжок я и не ждал аплодисментов. Это был крайне средненький, рядовой прыжочек, доступный любому мало-мальски уважающему себя Коту.

Но мог ли я представить себе, что этот, прямо скажем, немудрящий прыжок на очень долгое-долгое время будет моим последним прыжком на этой Земле?..

Мог ли я, прыгая с забора на огромный дальнорейсовый грузовик, вообразить, что, быть может, навсегда расстаюсь со Своим Шурой Плоткиным, с Нашим Домом, с этим мрачноватым, обезображенным хлипкими разноцветными ларьками, но таким прекрасным городом, в котором я родился и вырос, в котором почувствовал себя Бойцом и Личностью и без которого никогда не мыслил своего и Шуриного существования...

* * *

Помню, в последнюю секунду, когда все осознали, что ПРЕКРАСНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР уезжает в неизвестном направлении на громадном фургоне дальнорейсового грузовика, этот кретин-Васька не нашел ничего лучшего, как поднять обломок кирпича и метнуть его в мою сторону.

Кирпич перелетел через фургон. На противоположной стороне улицы раздался звон разбитого стекла, и я еще успел увидеть, как осыпается витрина какого-то магазина, как срабатывает магазинная охранная сигнализация — тревожные короткие и очень мощные звонки с одновременным миганием желтых ламп на фасаде. Уже издалека я услышал резкие милицейские свистки, живо представил себе, что должно произойти дальше, и подумал: «Так тебе и надо, дубина!..»

В отличие от маленького металлического фургончика на пилипенковском «Москвиче» эта громадина была сотворена из крепкого синего брезента, укрепленного на каркасе. К борту площадки брезент был пришит здоровенными стежками из тонкого стального троса. Эти стежки шли не только по низу фургона, но и по его торцовым стенкам.

Свесив голову вниз, я увидел, что по вертикальному шву тросик затянут не очень сильно и там нет такого плотного прилегания одной стороны брезента к другой.

И я стал спускаться вниз по отвесной стенке фургона, отчаянно цепляясь когтями всех четырех лап. После того, что я только что пережил и совершил, — сорваться под колеса мчащегося грузовика было бы просто глупо!

Без какого бы то ни было бесшабашного героизма и безоглядной решительности, достаточно осторожно и расчетливо, с той необходимой долей естественной боязни, которая зачастую сохраняет нам жизнь, я все-таки добрался до «моего стежка», просунул туда голову и передние лапы и через секунду был уже внутри фургона.

Здесь было тепло и сухо. От передней стенки фургона до задней было по меньшей мере метров пятнадцать, а в ширину — метра три. Хотя тут я могу и ошибиться. В измерении расстояний я, честно говоря, не силен. Все мои познания в этой области ограничены нашей с Шурой квартирой. У нас я точно знаю, сколько метров в одной комнате, сколько метров в другой. Шура об этом говорил при мне много раз — я и запомнил.

Ну а высота фургона совершенно точно соответствовала высоте потолков нашей квартиры — два метра пятьдесят сантиметров. Это я уже знал досконально. Три года тому назад, когда Шура был в состоянии еще что-то купить, он приобрел книжные стеллажи у одной семьи, уезжавшей в Израиль. И когда Шура перевез эти стеллажи к нам, выяснилось, что они в высоту два метра семьдесят пять сантиметров. А у нас потолок всего — два пятьдесят!

Целую неделю Шура сам укорачивал эти стеллажи под наш размер и под нескончаемые матюги и перманентные восклицания:

— Свободы им, видишь ли, мало!.. На «землю предков» потянуло! Да у вас все предки из Жмеринки! Ну как же можно было так ничего не понять в собственной стране, где прожита вся жизнь? Поразительно! Да у нас «свободы» сейчас — хоть жопой ешь! Что хочешь — то и говоришь, что хочешь — то и пишешь!.. В кого хочешь — в того и стреляешь!!! Нет в мире сейчас более свободного государства, чем наше... Ни законов, ни обязательств, ни уголовного кодекса, ни хрена! Живи и радуйся!.. Какого черта уезжать? Здесь ты можешь стать «новым русским», «новым евреем», «новым узбеком» или «новым чеченцем», что, в сущности, одно и то же, и поехать отдыхать на Канарские острова... А уезжать совсем — полнейший идиотизм!..