Екатерина Мельникова - Аморальное поведение. Когда есть те, на кого можно положиться

• Название: Аморальное поведение. Когда есть те, на кого можно положиться
• Автор: Екатерина Мельникова
• Жанр: Русское современное

Степу и Глеба разделяет всего одна стена, но как будто сотни километров. Переживая гибель любимой девушки, Глеб закрылся в себе, но Степа готов пойти на все, чтобы сделать его счастливым, показать, что мир все еще полон ярких красок, и вернуть радость в свою семью. Что придется пережить отцу с сыном, прежде чем понять, что жизнь – одно мгновение, и близкие люди должны любить друг друга независимо от обстоятельств?

---

Одним прыжком приземляюсь на свой стул за первую парту среднего ряда и принимаюсь копаться в сумке, но сперва жму руку Ярославу Пашутину. Или просто Паштету.

– Что за урок? – спрашиваю, все еще пытаясь откапать в сумке смысл жизни.

– Сейчас будем знакомиться, а вторым уроком чтение. – Уныло отвечает Ярик. Худший день в жизни сегодня не только у меня. – Ты чего не был на «линейке» первого числа? И не отвечал на мои сообщения все выходные? Мы хотели собраться на Точке.

– Интернет тупил. Отец сказал, не пойдет на «линейку», ему ведь наконец-то дали работу мечты, ну и с каким чертом тогда мне там было тусить? Еще я не смог из хаты выйти, потому что отец нечаянно забрал все ключи, когда пошел шляться. – Слово-яд «нечаянно» выходит идеально, потому что за ним стоит нечто настолько фальшивое, настолько ненадежное, сгнившее, как деревянные дощечки пола, что его можно стереть с рисунка, если бы оно было нарисовано самым простым карандашом с самым легким нажатием на бумагу.

– Так ты взаперти просидел? Несколько дней? И что делал?

– Играл.

– Во что?

– На пианино. Что интересного было на «линейке»?

– Абсолютно ничего, какой-то олень из четвертого класса наряжался в Буратино и бегал по площадке с бумажным ключиком, всех спрашивая, на черта надо учиться. Я думал, приедет твой дедушка, как всегда.

– Деда в Питере задержали в суде на пару дней. – Собственный ответ заливает мою душу сыростью, потому что я начинаю воображать, как круто прошли бы выходные, если б не этот неутешительный факт.

Ярик вкратце пересказывает, как прошла игра на Точке, и как затем прошел дома вечер с его родителями-медиками: его папа-педиатр спалил цыплячьи крылышки, а мама-фельдшер стала орать на Ярика, потому что подумала, что это он их спалил. Папа признал свою вину, и маме пришлось продублировать истерику по отношению к другому обвиняемому. Затем друг рассказывает, что к нам наведались новые учителя. То, что у нас новая классная руководительница, мне известно, но чтобы и по музыке пришла другая училка, это для меня уже сюрприз в пороховой коробочке.

– И как она?

– Молодая, стройная и хорошенькая. – Хитро подмигнув, шепчет Ярик, будто бы это он ее такой слепил. Ничего себе! – У нее во-о-от такие сиськи!

– Не показывай на себе, Паштет. А новая «классная» из чего?

– Из страшного сна, – непринужденность Ярослава перерастает во что-то такое, от чего я хочу спрятаться на дне Японского моря. – Во время «линейки» я хотел проткнуть свое сердце Буратининым носом.

– Старая? Злая? Летает на метле и носит шляпу-колпак? Убивает прикосновением? Замораживает взглядом? Ест детей до десяти лет? – угадываю я, но Паштет интригует молчанием, сопровождаемым плотно сжатыми губами. Какой бы фантазией на космическом уровне я ни обладал этим утром, никогда бы в жизни не предугадал такой резкий сюжетный поворот.

– Дружище, это мужик.

– Гонишь?! – оглядываю весь класс, развернувшись в полкорпуса. Ситуация: «Зацени приметы по достоинству». – Нас будет вести мужик?

Люди положительно гудят. Только сейчас замечаю ауру нелепой возни, которая витает вокруг каждой девчонки, кроме Принцессы Лали. Вот дрянь, этот новый учитель еще и красивый.

Эй, эй! – хочется закричать в небесную высь. – Вообще-то у нас уже имеется один учитель-мужчина, красивый, лет тридцати максимум, который преподает физкультуру (нет, не преподает, а прорявкивает), и одного такого потрясения бедным детям достаточно, не все ж такие отвязные, как я, но чтоб двое! Справлюсь ли я? Какая катастрофа.

Прежде чем увидеть препода вживую, мне необходимо понять некоторые особенности его личности, чтоб подготовиться морально – это все равно, что со всех сторон изучить предмет рисования и разгадать его скрытую суть прежде, чем начать выносить образ на бумагу, поэтому я расспрашиваю Ярика подробнее, но не успевает он ответить, как все наши курицы делают глубокий синхронный вдох, полный обожания, поправляя на себе одежду и волосы. Секунда – и я смотрю на супермена в очках, который вошел в наш класс танцевальски, и перед нами оказалось нечто в лучах юпитеров. Стройность его, заключенная в девяти метрах роста, полна тихой мощности, для учителя младших классов эти полуприкрытые в истоме веки и большие губы из серии «специально для теток» – абсолютный нестандарт. По-хорошему, ему бы прямо сейчас в студию к студентам-художникам сверкать там своею неповторимостью.

– Не вставайте, мы ведь уже поздоровались, девочки, не надо. – Так говорит, будто в классе одни девочки только и учатся. Затем этот сукин сын обнажает свои идеальные зубы (ну звезда, не иначе), я оглядываюсь, лишь бы от этого блеска зрения не лишиться, и замечаю, что возбужденные девчонки отклеились от стульев, когда же ленивые пацаны скучно растеклись по своим скучным столам, приступив ожидать конца скучных уроков. Учитель неторопливо садится за письменный стол напротив меня, кладя перед собой журнал, так неторопливо, словно чтобы девчонки успели насладиться его движением. Я и не подозреваю, как у меня зигзагом кривится рот. Сперва обращаю внимание на томный низковатый голос, – он как будто питается всеобщей девичьей симпатией в свой адрес вместо завтрака. Может, мне остудить его воспаленную гордость, чтоб она не валила из него, как дрожжевое тесто из-под крышки?

– О, вижу новое лицо за первой партой. – Говорит он.

– Я с первого класса тут сижу. – Вздыхаю я. – Каждый день прихожу сюда и думаю, зачем я это делаю? Неужели ради романтики предложных падежей?

Новый учитель чуть опускает подбородок и рассматривает меня сквозь очки, не совсем уверенный, что разговаривает с девятилетним ребенком. Я тоже изучаю его темно-каштановые коротенькие волосы, большие очки в черной оправе, и его глаза – нынче огромные и хлещущие зеленым, они просто невозможные, как у колдуна. А он аккуратный! Даже чересчур. Строгий, но надеюсь, не грубый, как физрук. Рубашка выглажена на миллион раз. Я тону в судорожном девчачьем дыхании. Все девчонки одинаковы на предмет податливости на интересную внешность. Эти дурочки вечно влюбляются, и пить не дай. Они поправляют на себе прически даже при виде тридцатилетнего физрука с лесной зарослью на лице, но новый учитель-колдун не похож на землянина-физрука. Он потусторонний, об этом даже легкий бриз на рубашке говорит.

– Кипятков?

У меня подпрыгивают кишки. В другие дни ты о них и не вспоминаешь. Почему собственная фамилия пугает до смерти во время урока?

– Угу. – Чувствую, как моя голова мычит и кивает, а потом сглатываю, поскольку меня напрягает его гипнотический взгляд. – Степа Кипятков. Это я.

– Имя твоего нового учителя – Ковтун Дмитрий Валерьевич. – Ну и тон. Он что, заставляет меня трепетать? Или это попытки доказать, что он тут главный, невидимая рука Бога, которая дергает за веревочки, эдакий кардинал, от которого зависит все? – Представляюсь тебе персонально, потому что все ребята меня знают, а ты нет. – Длинные руки Дмитрия Валерьевича завязываются на груди. Думаю, что и на изнанке этой груди у него что-то завязано в кулек. Голос и взгляд сочат неприязнь самого предупреждающего красного цвета. Он будто замирает над холстом с кистью в руке и, глядя на свободное место, заранее знает, что получится отстойно. И все из-за того, что я не глазел на Буратино из четвертого класса вместе со всеми на унылой «линейке» и не принес учителю цветы. Между прочим, как теперь себе это представлять? Пацан мужику дарит цветы. Пускай это ученик с учителем, все равно весьма тоскливое зрелище, как младенческая возня на обоях. – Почему тебя не было на празднике первого сентября?

– С какого года это – праздник?

Пока одноклассники упражняются в искусстве оглушать смехом, с лица учителя стекают все возможные выражения. Артистичны теперь только глаза, испускающие зеленое изумление. Они сейчас такие яркие, что на них баночку гуаши в один присест израсходовать можно.

– Я не понял.

– Мир велик и до конца не изучен. – Отвечаю на это его «не понял», и вижу, как Дмитрий, сощурившись, принимается оценивать мои умственные координаты, решая, с чем же меня съесть. – Дмитрий Валерьевич, а сколько вам лет? – теперь я стал тем, кто исполнил мечту девчонок узнать возраст их нового принца. Некоторые отрываются от стульев, так отчаянно рвутся к разгадке, но учитель оказывается скуп на личную информацию, у него внутри сотня секретов, завязанных в узел. Кроме того, он до сих пор приходит в себя от моего смелого ответа.

– Может, тебе мой номер паспорта озвучить? Ты откуда такой взялся?

У меня кульков в душе нет, почти все узелки развязаны. Что там по этому поводу рассказывал дедуля? На этот вопрос я отвечаю недвусмысленно, доказав всем, насколько высоки мои знания в области появления на свет людей.