Игорь Соловьев - Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1

• Название: Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1
• Автор: Игорь Соловьев
• Жанр: Русское фэнтези

В начале 22 века произошел космический катаклизм, поменявший законы мироздания, и то, что раньше считалось магией, стало реальностью. За прошедшую с тех пор тысячу лет мир изменился до неузнаваемости. В центре событий – группа юных выпускников магического университета, для которых магический мир – обыденность, как для нас – электричество. Не обыденно для них другое – неожиданно для себя они попали в средоточие долгой и сложной интриги Великих Магов, длящейся не одно столетие.

---

Джонатан Мун, называемый студентами не иначе как Сухарь Мун, был известным брюзгой и педантом, при этом умудрялся лавировать между группировками директора и его заместительницы, Марты Тордониос, которую за глаза называли (папа не велел повторять прозвища, но про себя-то можно) Бычихой – что ж, характер ее соответствовал прозвищу.

По основному же роду деятельности Мун был деканом Аквеуса, и занимал эту должность сколько можно было вспомнить.

Последний из деканов, Эдвард Ди, был деканом Аэрума, и, пожалуй, самым известным и прославленным ученым среди всех преподавателей, не считая, естественно, самого директора. Они были даже несколько похожи, только что Ди (конечно, каждое поколение студентов не могло не проявить чувство юмора, обыгрывая сходство фамилий ученого и ведьмы) был невысок ростом, тщедушен, а его борода, узкая, как клин, достигала только до груди. Впрочем, что-то необычное было и в нем, в том, как он повествовал и о стихии Воздуха, издревле питавшей философов, искателей свободы и приключений, томимых жаждой познания, гонимых бурей по всему миру. Говорят (и это более чем похоже на правду), что и сам директор был некогда учеником именно этого факультета. Ди же вел, кроме полагающейся ему по статусу декана аэромантии, также астрономию и углубленное изучение рунической магии – и делил с Грандмейстером преподавание высшей магии Арканы, специализируясь на очень сложных, но малоизвестных в практическом использовании заклинаниях, нужных для создания других заклинаний – принципиально новых.

Директор и четверо деканов были Верховным Советом Университета и имели огромную власть в этом, можно сказать, небольшом городе – и, пожалуй, наиболее укрепленной крепости Королевства, если не считать Королевского Замка.

Остальные преподаватели сидели поодаль, и даже Тордониос, заместителю директора по вопросам организационной и воспитательной работы, приходилось сидеть далеко не в центре, и было заметно, что ее это злило – причем с каждым годом эта злость явно не ослабевала.

Тордониос вела немагические, но всецело обязательные предметы – теорию равноправия, курсы терпимости и недискриминации, да еще историю меньшинств и подавляемых сообществ. Из рассказов выходило, что их Королевство – едва ли не средоточие всех грехов и несправедливости, что его история (правда, без лишних травмирующих деталей) – причина страданий всех соседей, а истоки этой жестокости – устаревшие, традиционные понятия о морали и месте тех, кто привилегирован от рождения цветом кожи, мужским полом, способностями и состоянием, среди других, подавляемых народов. И потому наш долг – выявлять несправедливость и помогать в ее искоренении. По сути, о том же говорил и папа, хотя куда меньше внимания уделяя собственно несправедливостям – он говорил, скорее, что каяться за прошлое хоть и надо, но брать на себя ошибки предков – уже излишество. Главное – самому быть этичным, развивать в себе и своих детях идеалы гуманизма, и тогда не понадобится борьба с несправедливостью – через два поколения, воспитанных в правильной, принятой сегодня парадигме, считал отец, несправедливость, еще остававшаяся в мире, наконец отомрет как атавизм, как когда-то отмер каннибализм и прочие атрибуты диких людей.

Альбина не могла не признать, что концепция отца была ей куда ближе, казалась вернее и честнее, чем позиция Тордониос – но приходилось следовать официальному курсу, повторяя необходимые слова. Впрочем, своими уроками профессор не ограничивалась – она непрестанно вела бурную кампанию по дискредитации существующей власти Университета, делала все, чтобы ослабить позиции и полномочия Верховного Совета и усилить позиции Арканума и Департамента Просвещения, в частности. Собирала она и коалицию среди преподавателей и особенно – Совета Студентов – там она, что называется, царила безраздельно. Короче говоря, все детство и юность Альбины прошли под сопровождение непрерывной гражданской войны внутри, по сути, родного города, каковым был для нее Университет. Раз за разом Грандмейстер уходил из-под удара, практически не отвечая на удары своей заместительницы всерьез, раз за разом обходил все ловушки и провокации Тордониос, мстя лишь безобидными розыгрышами вроде той сентябрьской истории с тортом. Они, впрочем, доводили Бычиху до белого каления. Что касается папы, то он всячески старался уклониться от участия в «гражданской войне» в стенах замка, что тоже не способствовало улучшению его положения среди коллег – в лагере сторонников директора он слыл пассивным «арканумоидом», как называли сторонников Арканума, Тордониос же нередко срывала на нем злость, считая предателем – ведь он, разделяя ее идеи, уклонялся от участия в борьбе. Папа, впрочем, держался стоически и не подавал виду, что его это задевает, но Альбина все прекрасно видела сама: по усталым морщинкам, по тихим вздохам, по периодам молчаливого уединения. В такие минуты она заботилась о папе больше прежнего, стараясь сделать все, чтобы облегчить тяжесть положения. Вот и теперь, когда он сел в левую половину стола, среди лоялистов директора, Альбина заметила хмурый взгляд Тордониос в его сторону. Что ж, он никогда не выбирал место и подчеркивал это всеми силами.

…От невеселых раздумий Альбину отвлек бой часов.

– Три часа до наступления одна тысяча семнадцатого года от Открытия Магии! – прогремел веселый голос Грандмейстера, – я не думаю, что эта цифра чем-то знаменательна, но нам решительно требуется повод для того, чтобы это празднество было сочтено особенным. Итак, я предлагаю отныне считать, что год уходящий был для нас всех годом Неудавшейся Большой Охоты на Полевок, а наступающий – Великим Годом Почитания Девяти Священных Котов мисс Эверданс, нашего завхоза!

Мисс Хлоя Эверданс была уютненькой старушкой, и, кажется, даже не замечала, что в ее ведении находился огромный замок, а не крохотный домик – к големам она обращалась не иначе как «радость моя» и иногда даже почему-то «внучок», а ее девять котов – девять полосатых гигантов, от обычных дворняг до двух настоящих громадин-баюнов, которых звали Траляля и Труляля, были хоть и своенравными существами, но при том всеобщими любимцами. – Я издал Декрет. Настоящим, – Директор начал зачитывать волшебный пергамент, и вокруг него начали плясать искры – значит, он действительно произносит волшебную формулу! – повелеваю. Отныне и всегда – любое место, включая кресло директора, будучи занято одним из Девяти Небожителей, каковыми настоящим признаются коты (здесь он перечислил имена котов), закрепляются за ними на тот срок, на который те изволят их занимать. Аналогично, любое требование Небожителей касательно еды, поедаемой любым студентом, преподавателем или работником Университета, должно удовлетворяться оным без промедления. Небожитель, соизволивший почивать в классе для занятий, должен почивать столько, сколько сочтет необходимым, и его сон не должен прерываться шагами, громкими звуками, разговорами, скрипами, равно как писком различных устройств. Наконец, при столкновении любой особи человеческого вида с Небожителем на территории Университета и к ним прилегающих первому предписывается совершать поклон, причем отводя назад левую руку и делая ею волнообразное движение, и встречать Небожителя со словами «Приветствуем вас, благороднейший милорд, и да продлит Великий Мурчаль ваши дни, и да умножатся ваши лакомства, и да лоснится ваша шерсть сегодня и во веки!». Засим следует пропустить Небожителя идти своей дорогой. Запрещается также употреблять в адрес Небожителей слова «кис-кис», «брысь», «пшел вон», «кыш», и «наглая тварь». Нарушивший любое из этих правил да будет покаран ударом грома прямо на месте преступления! – и с этими словами он ударил по полу посохом, раскрашенным в красно-белую полосу – по ногам прошла волна энергии. Студенты задыхались от смеха, половина преподавателей (конечно же, лоялисты директора за исключением разве что Кляуница и Муна, синхронно хлопнувшими себя ладонями по лбу) – тоже.

Альбина и сама заулыбалась – в конце концов, шутка была забавной, и последние полгода учебы пройдут не без этого веселого напоминания о празднике. Остается надеяться, что и сам праздник окажется приятным.

Собственно, после сумасбродной речи Грандмейстера был обед, который время от времени прерывался музыкой – самой разной, от классики до модного тре-флю. С самого края левой половины стола сидел профессор Беркли, держа в руке бокал красного вина, к которому он, впрочем, почти не притрагивался.

Стоило закончиться пиру, как по мановению руки Грандмейстера, столы разом исчезли, и зал преобразился в считанные секунды, превратившись в бальный. Альбина даже растерялась от такой внезапной (из года в год повторявшейся, но всегда застигавшей ее врасплох) перемены. Она несколько поспешно отошла поближе к стенам, и вовремя – музыка хлынула со всех сторон, и перед глазами замелькали пары в пестрых и красивых костюмах и платьях – и одной из самых ярких блестела пара Элли и Давида – стремительных, горячих, непередаваемо живых, наслаждающихся друг другом через край, словно впившись душами, отчаянно желая насытиться.