Анатолий Нутрихин - Мальчик из Тобольска. Повесть о детстве Д. И. Менделеева

• Название: Мальчик из Тобольска. Повесть о детстве Д. И. Менделеева
• Автор: Анатолий Нутрихин
• Жанр: Историческая проза

Гимназист Митя Менделеев предстаёт перед читателем в окружении родных, знакомых, учителей, одноклассников, а также ссыльных декабристов. Автор рисует широкую панораму жизни Тобольска начала сороковых годов XIX столетия. Повесть пронизана любовью к Сибири, ее природе и людям. Занимательность сюжету добавляет дружба главного героя с мальчиком из народа, связанным с «лесными разбойниками». Повесть сопровождают неопубликованные ранее архивные документы. Книга адресована юным и взрослым читателям.

---

– Маменька! Отпусти в ночное… – умоляют в два голоса Марию Дмитриевну Паша и Митя.

Мать на мгновение задумывается. По выражению её стареющего, но ещё красивого лица нетрудно догадаться: она колеблется. Конечно, сыновья уверенно держатся в седле. Все-таки беспокойно за них. И не без причины: в шесть лет Митя свалился с лошади – вывихнул руку в плече. Пришлось два месяца водить его в Тобольске к доктору Дьякову на массаж. Всё обошлось, а сколько переживали родители?

– Ну, пожалуйста, – настаивает Митя.

И Мария Дмитриевна соглашается:

– Езжайте, пострелы. Только осторожнее, ради бога. Ты, Пётр, за ними присмотри…

Петька Шишов солидно кивает, мол, не сомневайся, барыня, всё будет хорошо. Ганька подводит к крыльцу двух менделеевских саврасых, протягивает братьям поводья. Мария Дмитриевна торопливо скрывается в доме и выносит сыновьям сумку с наспех собранной едой. Шишов ударяет пятками в кобыльи бока, и лошадь трогается с места. За Петькой следуют остальные. Кавалькада чинно едет за околицу.

Но вот село позади. Юные всадники громко перекликаются. Кони уже рысят, стучат копыта в дорожную твердь. Митя воображает себя лихим гусаром. Ветер упруго дует ему в лицо, треплет волосы. Грудь мальчика вбирает прохладный воздух, насыщенный ароматами трав. Впереди тёмный загадочный простор. Возникает ощущение полёта. В такие минуты влюбляешься в верховую езду на всю жизнь…

Вот и луг. Отава – мягкая молодая трава – устилает его зелёным ковром. Петька и Ганька спешились и ловко стреноживают лошадей. Остальные мальчишки собирают хворост в прибрежных кустах, разжигают костёр. Валежник дымит, подсыхая. Наконец пламя набирает силу. Из мрака тянутся к нему любопытные добрые конские головы. Мальчишки дают лошадям ломти хлеба, и те берут его влажными бархатными губами.

Пора позаботиться и о себе. Ребята закапывают в горячую золу картофелины и через некоторое время выкатывают их прутиками. Почерневшие, слегка обуглившиеся картофелины остужают, чистят и едят с хлебом и солёными огурцами. Наконец животы туги, словно барабаны.

Ганька негромким голосом заводит сказку про водяного и русалку. Поначалу его внимательно слушают, но Ванятка вскоре засыпает, тихонько посвистывая носом. А через десяток минут ровный Ганькин говорок погружает в дрёму и остальных.

– Эдак, ребята, мы сейчас все уснём, – ворчит Петя. – Лучше споём…

И он тут же затягивает частушку, услышанную от взрослых парней:

Где-то рядом выстрел дали,
По реке пошёл туман.
Что головушку повесил,
Наш отважный атаман?
Из лесочка выстрел дали,
Милочка заплакала,
На мою белу рубашку
Кровушка закапала…

Петька знает пропасть бойких песенок и складывает их в одну бесконечную. Митя завидует его цепкой памяти, хотя и сам знает не один десяток частушек.

Голоса разносятся над ночным лугом. Проснулся Ваня. Поёт уже не один Петька, а все. Но азарт постепенно певцов ослабевает. Ночь настраивает на покой, и задор уступает место мечтательности, даже грусти. Ганька заводит песню о казаке, который возвращался издалёка в родные края, мечтая увидеть жену. Приезжает он в село, а казачка ему изменила, «другому сердце отдала». Переживает муж, мальчишкам его жаль.

– Не раскисать! – командует Петька.

Лукаво окинув взглядом ватагу, он предлагает потешиться в загадки. Остальные соглашаются, и Шишов продолжает:

– Братцы, смекайте. Кто сообразит первым, даёт остальным по щелчку. Играть безотказно и без обмана. Слушайте: два стоят, два лежат, пята ходит, шеста водит, седьма поворачивает?

Митя торопливо перебирает в уме возможные ответы и выпаливает:

– Мельница!

– Нет.

– Телега, – неуверенно произносит Паша. Он смущен собственной несообразительностью, все-таки гимназист…

– Туго отгадываете, сударики, – торжествует Петька.

– Ответ нехитрый – дверь!

Проигравшие подставляют лбы, и Шишов бьёт старательно и щадит только Ванятку.

Надоедают и загадки. Мальчики засыпают на охапках сена из смётанных на лугу копен. У гаснущего костра – один Шишов. Время от времени он подбрасывает в огонь сучья, и те вспыхивают, посылая в небо густые жёлтые искры.

Ночь кажется Петьке бесконечной. Наконец он тормошит Митю, и уже новый сторож заботится о костре и табуне. Шишов прижимается к теплому боку Ванятки и засыпает.

Мите зябко. Он кидает и кидает в костер сучья. Над головой небо, усыпанное мерцающими точками звёзд. Где предел вселенной? Астрономы проникли в тайны природы, но и им не всё ведомо… Между тем, мириады небесных светил тают: скоро наступит утро. Да, хороши поездки в ночное!

…Митя вспомнил бы и другие приятности летней жизни в Аремзянском и ещё постоял на крыльце, созерцая благодатную картину деревенского утра, но заморосил дождь. Пришлось податься в сени и оттуда, из глубины дома, наблюдать, как набирают силу косые блестящие струи. Бойко закапало с крыши. От крыльца по тропинке потекла под уклон вода…

Дождило недолго, и небо прояснилось. В ближнем лесу ожил птичий пересвист. Ветер вновь заиграл ветвями кедров, елей, берёз… Ему есть, где разгуляться: тайга окружает село, словно море островок. В лесной глухомани бродят медведи и волки. Ни раз, собирая ягоды и грибы, Митя натыкался на величавых лосей, неспешно удалявшихся в чащу.

Двигайся без лишнего шума и, возможно, увидишь в лесу бурундука, белку-летягу или труженика дятла. Наступишь на сухой сук – обнаружишь себя. И застрекочет бдительная сорока, взбаламутит лесную живность, которая затаится.

У обитателей леса своя жизнь, повадки, у сельчан – свои. Аремзяне – народ спокойный, покладистый. В повседневности держатся дедовских обычаев и навыков. От отцов научились пахать, сеять, жать, косить, порядок в семье блюсти. Живут не хуже, чем в соседних деревнях. Даже лучше: в их селе есть стекольный завод (его и фабрикой называют). В летнюю пору крестьяне с раннего утра до позднего вечера – в лугах, в поле, на огороде. На заводе в страдную пору больше трудятся вольнонаёмные работники. Мастера изготовляют чаши и блюдца, тарелки и вазы, бутылки и рюмки, штофы и стаканы. Всего не перечесть.

Братьям Менделеевым любопытно, как из простой белой глины и кварцевого песка делают чудесные вещи. Паша и Митя часто ходят в гончарную мастерскую и в «гуту». Так называется сарай, где установлена стеклоплавильная печь. Если рабочие устали или у них что-нибудь не ладится, то они прогонят незваных гостей. А в добром настроении – пошутят и на вопросы ответят. Иван Павлович в свободную минуту сам ведёт сыновей к печам, знакомит их с процессом производства.

– Дело у мастеров, на первый взгляд, нехитрое, – говорит он. – Плавь песок, добавляй соду, красители… А нужны годы, чтобы из новичка стеклодув получился. К жаре надо привыкнуть и глазомер отточить. А главное – почувствовать, что стекло – живое. Вот Маршанов чует…

У Сергея Маршанова – крупного сорокалетнего мужика – рубаха меж лопаток потемнела от пота. Влажно блестит лоб, перехваченный ремешком. Стеклодув ловко ставит на горелку тяжёлую посудину. Вскоре в ней клокочет расплавленная масса.

– Берегись! – остерегает Маршанов мальчиков и жестом велит посторониться.

Он берёт железную трубку и, округляя щеки, выдувает прозрачный дышащий шар, придаёт ему форму графина. И какого красивого! Однако Сергей морщится: он недоволен и отдаёт графин помощнику, который кладёт его в ларь для отходов, который уже полон кусков спёкшегося зелёного стекла.

Мальчики берут оплавленные обломки и смотрят сквозь них на солнце. Стекла искрятся, переливаются изумрудными красками. Чудесное зрелище, такое не забывается никогда!

Разбойника поймали

С середины лета что-то изменилось в размеренной жизни села. Причину Митя уяснил себе только из разговоров мужиков, которые те вели по вечерам, сидя на лавочках возле изб. Они толковали о появившихся в округе «лесовиках», об убийстве в соседнем уезде исправника и поджоге волостного управления. «Смута!» – многозначительно вздыхали мужики.

Однажды на дороге, пролегающей через деревню, показалась воинская команда. Впереди ехали верхами четыре офицера в белых фуражках. За ними пылила по дороге пехота. Над колонной колыхалась сеть штыков. У колодца-журавля служивые остановились. Солдаты, сняв ранцы и составив ружья в козлы, черпали воду бадьей и жадно пили.

– Далече ли поспешаете, родимые? – любопытствовали бабы, угощая солдат съестным.

– То батальонному ведомо. У него приказ, а мы – подневольные, – отвечали служивые, заигрывая с крестьянками.

– Отстань, у меня муж есть! – сердилась статная молодка, отводя руки не в меру озорного унтера.

– А я тебя, любезная, не съем, – шутил ухажёр. – У нашего майора бумага имеется, в которой сказано: всякий должен оказывать содействие воинской команде, а супротив ничего не чинить. Царский указ не исполняешь?