Владимир Корешков - Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона

• Название: Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона
• Автор: Владимир Корешков
• Жанр: Прочие приключения

У Яра все идет хорошо: престижный вуз, по окончании которого он станет звездным пилотом, любимая девушка – длинноногая Линда – и лучший друг детства – Алекс, который готов пойти за ним хоть в самое пекло. Но в один момент его жизнь меняется, совершая крутой разворот. На планете Олерон вспыхивает восстание, куда Яр отправляется в составе экспедиционного корпуса, в рядах звездной пехоты, где в горниле жестокой войны он закалился, стал опытным воином. Ему удаётся выжить и узнать страшную тайну.

---

– Яр, сына, мы смотрели прямую трансляцию, все видели, какой ты молодец, поздравляем!

– Мам, пап, мне только что предложили играть за «Берлин айсберен».

– Ну ничего себе, – голос отца срывался от волнения. Он был ярым фанатом хоккея и всю жизнь мечтал, чтобы его сын был профессиональным хоккеистом.

– Ну а ты что решил?

– Пап, ну я пока не знаю, вначале надо сдать экзамены, а там видно будет.

– Очень правильное решение, сына, не торопись, – сказала мама. – Ты выбираешь профессию на долгие годы.

– Да, мам, конечно. Как вам там отдыхается?

– Чудесно, здесь такой климат, такие сказочные растения, море и очень хороший сервис. А это Линда рядом с тобой? Здравствуй, Линда, солнышко.

– Добрый день, фрау Ковалефф, добрый день, гер Ковалефф, – и сделала книксен. В короткой юбке и кроссовках, в исполнении Линды это выглядело одновременно и забавно, и очень сексуально.

– Мам, пап, отдыхайте, прилетите – все расскажете. Люблю вас, а мне пора бежать.

– Все, сына, любим тебя, целуем. Готовься к экзаменам. Линда, детка, проследи за ним.

Опять фирменный, суперсексуальный книксен от Линды.

– Обязательно, можете не сомневаться, фрау Ковалефф, уж я за ним пригляжу, – и аговорщицки мне подмигнула.

– Все, детки, пока. К выпускному балу будем, – связь отключилась.

– Ну что, буду за тобой присматривать, – Линда состроила хитрую рожицу, поцеловала в щеку, затем слегка укусила мочку уха, прошептала:

– Милый, мои предки свалили до понедельника, а ты заслуживаешь награду. К тебе или ко мне? – ее голубые глаза загадочно сверкали, обещая мне райские, неземные наслаждения, сводя меня с ума. Вот оно, счастье. Я крепко прижал к себе ее гибкое тело. Поцеловал. Губы Линды отдавали вкусом клубники. Голова пошла кругом.

– Ну, не здесь, милый, не здесь, – она легко выскользнула из моих объятий.

Глава 8

Последний экзамен сдал на ура, сам от себя не ожидал. На все вопросы декана отвечал быстро, четко, точно, без запинки.

– Молодец, Ковалефф, сдал, у нас в Рейхе стало на одного пилота больше.

Алекс ожидал меня в коридоре.

– Ну как, брат, все? Сдал?

– Сдал, а ты?

– Тоже.

– Отлично. Поздравляю.

– И я тебя, – обнялись.

– Все, друг, отмучились, через три дня получаем аттестат, затем выпускной, а там…

Закончить мысль мне не дала голограмма диктора новостей. Срочное сообщение:

– Дорогие сограждане, сегодня сепаратисты с планеты Олерон совершили самое гнусное преступление в истории человечества, противопоставив себя тем самым всему остальному демократическому сообществу: в 11 часов 5 минут по местному времени тактической ракетой «Поларис» был сбит пассажирский звездолет «Гортензия», принадлежавший компании «Люфтганза» с 230 пассажирами, 20 членами экипажа, стартовавший из космопорта Южный. Все 230 пассажиров и 20 членов команды погибли, но пусть сепаратисты знают, Рейх всей мощью своего экспедиционного корпуса ответит на это подлое злодеяние, от ответственности не уйдет ни один выродок. Мощная, но справедливая карающая рука Рейха настигнет любого, кто думает, что с Рейхом можно разговаривать с позиции силы. Агрессор получит достойный отпор. В Рейхе приспущены флаги, объявляется трехдневный траур по безвинно погибшим в катастрофе, отменяются все увеселительные мероприятия и развлекательные передачи.

– Накрылся наш выпускной, – кто-то сказал.

Дальше шел список погибших. Анна Ковалефф. Герман Ковалеф. Земля ушла из-под ног, я не мог поверить своим глазам. Но ведь этого не может быть, так не бывает. Это какая-то чудовищная ошибка.

– Нет, нет, нет, это неправда, – я все время набирал то маму, то папу, слыша только женский голос:

– Абонент временно недоступен, – в груди рос какой-то комок, подкрадывалось чувство тошноты. Словно через вату слышал, как пытается говорить со мной Алекс.

– Старина, только не молчи, – тряс он меня за плечи. До меня дозвонилась Линда:

– Яр, любимый, как ты? Я не знаю, что сказать, это ужасно.

Больше я ничего не слышал, уплывая куда-то, передо мной стояли улыбающиеся, счастливые родители. Слезы душили, не хватало воздуха.

Глава 9

Церемония прощания была предельно проста: в черную гранитную кладбищенскую стену были замурованы две урны, как мне сказали, с прахом моих родителей, но я-то понимал, что звездолет был сбит повстанцами в стратосфере и вряд ли от пассажиров хоть что-то могло остаться. Так даже легче, я не видел тел своих родителей и для себя решил, что они где-то далеко-далеко, вне зоны доступа. Ксендз зачитал молитву, пытаясь убедить всех присутствующих, что там, где они сейчас, им намного лучше. Рабочие замуровали урны и прикрепили бронзовые таблички. Имена моих родителей на табличках, здесь, на кладбище, смотрелись противоестественно. Линда в черных очках и в черном траурном платье все время жалась ко мне. Слева стоял Алекс со своими родителями, тетей Вандой и дядей Ежи. Дядя Роланд не смог прибыть на церемонию прощания по долгу службы. Рейх не простил такой пощечины и объявил войну сепаратистам. Он лишь выразил соболезнования и сказал, чтобы я не делал глупостей, родителей не вернуть, а жизнь продолжается и жить надо. Поочередно собравшиеся возлагали цветы, подходили ко мне, жали руку, хлопали по плечу, выражали слова скорби и сочувствия, а в моей душе клокотала злоба, я ненавидел Олерон. Всей душой ненавидел сепаратистов. Идя по гравийной дорожке с кладбища, я был поражен невероятной тишиной – ни единого шума, ни одного постороннего звука не доносилось с улицы. Само кладбище охраняло скорбный покой своих вечных постояльцев. Несмотря на то что не было даже намека на дуновение ветра, ярко-зеленые, изумрудные, такие бывают только весной, листья на деревьях и кустах неестественно трепетали, как будто души давно умерших пытались тебе то ли что-то рассказать, то ли о чем-то предупредить, и еще одуряющий аромат цветущей рижской сирени. Выйдя за кладбищенские ворота, я обратился к Алексу:

– Спасибо за то, что пришел, – мы обнялись. – У меня к тебе просьба.

– Все, что скажешь.

– Проводи, пожалуйста, Линду до дома, – Линда вскинула на меня вопросительный взгляд. – Прости, любимая, но мне надо побыть одному. Прошу тебя.

Линда обняла меня за шею своими гибкими прохладными руками:

– Я все понимаю, милый, – нежно поцеловала. – Все будет хорошо. Люблю тебя.

– Я тебя тоже.

До дома я добирался пешком, хоть и весна, но жарко не было, погода была пасмурная. Под стать моему настроению, огромные, тяжелые, похожие на гигантскую сахарную вату облака зависли в небе, никуда не двигаясь, давя на меня своей тяжестью. Войдя в квартиру, меня опять окружила гнетущая тишина. Раздался зуммер голографона, заставив меня вздрогнуть. Звонил Алекс:

– Линду я проводил. Все в порядке.

– Спасибо, старина.

– Что намереваешься делать дальше?

– Я знаю, что буду делать. Завтра с утра иду в военную канцелярию – записываться в звездную пехоту. Хочу лично спросить с этих гадов за мать и за отца, они у меня за все ответят, клянусь, Алекс.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Во сколько ты завтра идешь?

– К восьми утра.

– Я зайду за тобой, пойдем записываться вместе.

– Тебе зачем? Это не твоя война.

– Твои родители для меня были как родные, – и потом, как в детстве, сказал: – Как я тебя одного брошу. Все, пока, не спорь, до завтра.

– До завтра.

Алекс отключился.

Бесцельно потоптавшись по большой пустой квартире, не мог найти себе места. Зашел на кухню, открыл холодильник. На полочке стояла бутылка шнапса. Выдернув ее и разыскав кое-какую снедь, присел за стол, долго смотря, как отпотевает бутылка и по ее блестящим бокам, точно слезы, стекают капли. Я еще никогда не пил крепких напитков, как-то до этого дня не было никакого желания. Наконец, решился. Налив рюмку, целиком опрокинул ее, прислушиваясь к своим ощущениям. Шнапс прошел как вода, только обжег желудок, налил следующую. После второй рюмки разлилось тепло по всему телу. Тут же наступило полное опустошение, навалилась усталость, захотелось спать. Сказалось нервное напряжение последних дней. Не раздеваясь, в одежде завалился на кровать и вырубился до самого утра.

Глава 8 [ВК11]