Ольга Трушкова - По лабиринту памяти. Повести и рассказы

• Название: По лабиринту памяти. Повести и рассказы
• Автор: Ольга Трушкова
• Жанр: Русское современное

Эта книга о людях, которые живут рядом с нами, но мы не всегда их замечаем. Они не лезут по трупам в политику, не разворовывают государственную казну, не участвуют в криминальных разборках. Ключевое произведение продиктовано автору его неугомонной памятью, которая нет-нет да и поведёт её по лабиринту прожитой жизни… По тем далёким незабываемым семидесятым годам… По тропам молодости…

---

– Да он, милок, почитай, года три в рот не берет. Сердце у ево пошаливат. Водкой он вас, обормотов, отвлекат. Сначала намекат, мол, здоровье поправить надоти. Вот ты бегал в магазин? Бегал. Како-то время и прошло. Опосля разлить надоти, слова каки-то сказать, навроде тосту. Ты выпил, пошел языком молоть – пар-то маненько и вышел. А он выпил, аль нет, ты ж не видал. Не в стакан наливашь. Кружку-то люменеву я не запросто так на бочку-то ставлю. А пока ты нас, в белых халатах которы, костеришь, Иван Иваныч свою долю на землю-то и выльет потихонечку. Про жисть твою начнет расспрашивать, про работу, про отца и матерь.

Пока то, да се, бабенка, глядишь, и родит. А ежлиф сложности каки с ёй, я Иван Иванычу знак дам. Тады уж он буяна от нас подальче убират, к Серафимычу ведет. Тот тоже мильцинер, друг Иван Иваныча. Оне вместях воевали. У Иван Иваныча дома жена хворат, как вас туды-то? А Серафимыч одинокий, вся семья под бонбой осталась. Он потому из Курска сюды и приехал, что у ево, окромя Иван Иваныча, никого не осталось.

Оне вас, молодых папаш, так и называют – новорожжанны.

Твоя-то бабенка хоть и тяжёла была, да с Божьей и нашей помочью сама разрешилась. Дык опеть неладно – ты закуражилси. Дайте ему дитё, и всё! Тоже, поди, у Серафимыча очухалси? Вот и тебе баско, и ему не так худо. Все не один был.

Санитарка встала, потрепала Петра по волосам и направилась к дверям.

– Подождите, – подскочил Петр, – как вас зовут?

– Марья Харитоновна я, – ответила добрая старушка.

Всё, дочь назовем Марией, твердо решил Петр. Машей. А когда сын родится, будет Иваном. Второго назовем Серафимом, как Серафим Серафимыча. Только бы Аня согласилась.

Аня согласилась.

Когда через три года Петр привез Аню в тот же роддом, впрочем, другого-то и не было, и ждал появления на свет Ивана, он уже не бегал вокруг здания и не буянил, потому что усмирять его вызвали бы тех, «из 02 которые». Иван Иваныч умер. Не было и Марьи Харитоновны. Молодая санитарка в кокетливо повязанной косыночке сказала, что Марья Харитоновна то ли к дочке уехала, то ли умерла. Уточнять кокетливо повязанная косыночкой наотрез отказалась, потому что делать это она не нанималась, ей за это не плотют и, вообще, она не справочное бюро.

Петр пошел ждать Ивана к Серафимычу. Без чекушки. Просто, чтоб не так одиноко было.

А Иван не родился… Серафим тоже…

Это было второе «ау» того ледяного купания.

Глава 4

Мария перевернула подушку, поохала, пристраивая удобнее свои больные ноги, и сделала ещё одну попытку заснуть. Увы, опять напрасную. Воспользовавшись этим, память снова повела её по своему лабиринту.

***

В начальных классах она была почти изгоем. Разве могли не смеяться одноклассники с подачи Юлии Павловны, их первой учительницы, над Машиными вечно пачкающимися манжетами, её нелепыми тоненькими косичками-хвостиками и постоянными кляксами в тетрадях? Но особым предметом насмешек были теплые шаровары с начёсом, без которых в сибирские морозы просто не обойтись. У многих девочек имелись на этот сезон настоящие шерстяные рейтузы. Красивые! Но это было не всем по карману, да и достать такую роскошь можно было только по большому блату. Карман у Машиных родителей был тощий, а блата так и вовсе не было. Ни большого, ни маленького. От насмешек не спасало даже то, что училась девочка на «отлично».

В тот день их принимали в октябрята. Непривычно притихшие мальчики в начищенных ботинках и отглаженных гимнастерках. Девочки в белых фартуках и с огромными бантами. Все ждали того торжественного момента, когда старшая пионервожатая прикрепит им на грудь звёздочку с портретом маленького Ленина, после чего они пойдут указанной им дорогой в светлое будущее уже не просто мальчиками и девочками, а внуками Великого Вождя.

Маша тоже была в белом фартуке и с огромным бантом. Всё было хорошо. Но хулиган Генка Храмцов, по которому, как говорила Юлия Павловна, давно тюрьма плачет, толкнул девочку. Падая, она задела рукой чернильницу, которая скатилась прямо на белоснежный Машин фартук и сделала его наполовину фиолетовым.

Вот-вот должно начаться торжество, а тут такой кошмар в виде этой нелепой Гордеевой!

Разъяренная Юлия Павловна выдернула перепуганную девочку из-за парты и, со словами «ни богу свечка ни черту кочерга», затолкала её за пыльную ширму, прикрывающую наглядные пособия. Юлия Павловна была одним из лучших педагогов в их городке, всегда на всех торжествах сидела в президиуме, щедро делилась опытом работы с детьми, и Маша не имела права позорить её!

Звездочку прикрепит потом папа. К повседневному черному фартуку. Но о том, что Маша ни богу свечка ни черту кочерга, Юлия Павловна будет напоминать девочке постоянно.

***

Хорошо, что в их городке открылась новая школа и переполненная старая была переформирована! Хорошо, что Маша попала в новую! Хорошо, что Юлия Павловна осталась в старой, но плохо, что она калечила детские души до самой пенсии.

Нет, не плохо – страшно!

Мария перевернулась на другой бок и опять пошла вслед за памятью.

***

Всё изменилось, когда Маша после обучения у «одной из лучших» стала обучаться у самых обыкновенных, не титулованных учителей. Из их класса в 5 «Г» попали четыре человека. Светка Пуртова, у которой было «что там, что тут» (Юлия Павловна всегда на себе показывала, где у Светки находится это «там», а где – «тут»). Таня Серпухова, которая «смотрит в книгу, а видит фигу». Генка Храмцов, по которому «тюрьма плакала». И Маша – «ни свечка… ни кочерга».

Но у Светки учителя обнаружили разницу между «там» и «тут», Таня перестала видеть в книгах «фигу», и даже по хулиганистому Генке тюрьма перестала лить слёзы. Сама же Маша поняла, что за отличную учебу учителя могут ученика даже уважать! Не сразу, но удалось Галине Сергеевне, классному руководителю 5"Г», заставить девочку распрямиться и поверить в то, что она не гадкий утенок!

К тому времени, когда им вручали аттестаты зрелости, а Маше – еще и золотую медаль, она превратилась в хорошенькую сероглазую девушку с густыми пушистыми волосами цвета спелой пшеницы, уверенную в себе и своем будущем. В том, что это будущее будет прекрасно, сомневаться не приходилось: ведь сам Леонид Ильич сказал, что наша дорога – дорога к счастью.

Для Маши дорога к счастью, обещанному генсеком, началась с университета. Легко поступила, легко училась, легко защитила диплом.

А сейчас она, преподаватель русского языка и литературы, едет в одно из белорусских сёл сеять «…разумное, доброе, вечное». В отличие от своей первой учительницы, которая сеяла вражду между детьми, деля их на докрасна заласканных и опальных. Это её, Машин, выбор: и неведомая Белоруссия, и учительство.

***

Хорошее было время, подумала Мария, полное надежды, веры и любви. Молодость есть молодость, ей свойственно заблуждаться, ошибаться и быть при всём этом счастливой. Может, потому нам и кажется то время лучше сегодняшнего, что мы были молодыми? Наверное, да. Только вот почему-то у сегодняшних молодых нет той, нашей, надежды и веры.

Глава 5

Председательский «бобик» лихо развернулся перед крыльцом П-образного деревянного здания, и высунувшийся из машины шофер так же лихо отрапортовал стоящему на крыльце мужчине предпенсионного возраста:

– Принимай педкадру, Сергеич! Доставил в целости и сохранности. Откармливайте и воспитывайте.

Сергеич, оказавшийся школьным завхозом, не спеша подошёл к машине, помог вытащить из набитой всякой всячиной кабины небольшой чемоданчик, сетку с книгами, окинул взглядом хрупкую фигурку девушки и ответил:

– Ладно, езжай дальше, ботало!

И уже обращаясь к приехавшей, произнёс:

– Ну, пойдём с жильём определяться. Как зовут тебя, дочка?

– Маша… Петровна.

С жильём определились быстро – люди охотно брали на квартиру специалистов, потому что тех обеспечивали бесплатным электричеством и топливом в виде машины торфа на зиму. Довольно просторный дом был разделён на две половины: одна служила прихожей, кухней и спальней самой хозяйки, пожилой одинокой женщины, вторая половина называлась «чистой».

Незатейливая обстановка: стол в «красном» углу под иконами, убранными вышитыми полотенцами (набожниками), сундук (скрыня) под одежду, широкая лавка и две железные кровати с горой огромных подушек. Сундук, лавка и кровати накрыты домоткаными ковриками-пОстилками. На столе лежала новая клеёнка. Довершали интерьер половички, тоже домотканые, и особенная чистота, присущая только одиноким и очень чистоплотным женщинам.

Вот здесь и предстояло жить Маше, теперь уже Марии Петровне.

Завхоз договорился с бабкой, что Маша будет снимать жильё со «столом», то есть, питаться будет вместе с хозяйкой, и платить за всё будет двадцать рублей в месяц. Плата при зарплате в шестьдесят два рубля вполне приемлемая.